Заблудшая душа - Евгения Грановская

Глеб пару секунд помешкал, не зная, с чего начать, и понимая, что его слова не вызовут восторга у начальника полиции.

– Я тут на поминках познакомился с некоторыми жителями города… – начал Глеб.

– Наверное, с Аделаидой Рудольфовной? – уточнил вдруг Кочетков.

– Э… Да.

– Не удивляйтесь моей осведомленности. Просто госпожа Краузе у нас что-то вроде вездесущего Фигаро. Она и там, она и сям. Она везде. – Кочетков хихикнул. – А вообще, она знатная старушенция, – сказал он затем.

– В каком смысле? – не понял Глеб.

– Она не просто старушка – «божий одуванчик». Богатая пенсионерка, рантье, меценатка.

– Откуда же у нее все это?

– Лет двадцать назад она доказала в областном суде, что несколько домов в городе принадлежали до мировой войны ее деду – Отто фон Краузе. И ей их отдали в аренду на пятьдесят лет. А она их сдала под магазины и рестораны.

– Ясно. – Глеб понял, что заходить издалека не стоит и лучше сразу взять быка за рога. – Игорь Васильевич, я пришел, чтобы поговорить о гибели моего дяди, Бориса Корсака.

– Так, – кивнул подполковник Кочетков, внимательно и приветливо глядя на Корсака.

– Я бы хотел знать… – Глеб сбился. – То есть… Я хотел бы вас спросить. Вы уверены, что пожар в музее стал результатом несчастного случая?

– Абсолютно, – с готовностью ответил подполковник Кочетков. – Мы не обнаружили следов поджога.

– Но…

– Я понимаю вашу обеспокоенность. Ведь вы потеряли близкого человека. Кстати, примите мои искренние соболезнования.

– Спасибо. Но мне сказали, что никакого следствия по факту пожара практически не было.

Кочетков чуть прищурил прозрачные глаза.

– Кто сказал? – сухо уточнил он.

– Ну… – Глеб пожал плечами. – В городе люди много об этом говорят.

– А вы поменьше слушайте тех, кто распространяет сплетни, – посоветовал подполковник.

– Вы открыли уголовное производство?

– Нет, это не понадобилось.

– Почему?

– По заключению пожарно-технической экспертизы, пожар в музее стал результатом неосторожного обращения с огнем. Так что, у нас не было причины открывать уголовное производство. Надеюсь, я все доходчиво объяснил?

– То есть, вам удалось точно установить причину возгорания?

– На все сто. В городе из-за сильного ветра и разрыва проводов были перебои с электричеством. Ваш дядя, царство ему небесное, зажег керосинку. А потом заснул. Порыв ветра распахнул створку окна, створка сбила керосинку с подоконника. Керосинка упала на пол, огонь перекинулся на шторы и ковер. Ну, а дальше – как водится.

– И у вас есть соответствующее заключение экспертов?

– В данный момент готовится.

Глеб вгляделся в лукавые глаза подполковника.

– А там вообще были специалисты? Они осматривали пепелище?

– Конечно! – Кочетков улыбнулся, сверкнув золотом зубов. – Мы послали туда целый взвод наших лучших криминалистов!

Глеб холодно прищурился.

– Не думаю, что смерть моего дяди – повод для шуток, – спокойно сказал он.

Подполковник Кочетков примирительно приподнял руки:

– Тушэ. – Затем опустил руки и объяснил усталым голосом: – Глеб Олегович, я сам, лично, был на пепелище. Там все невооруженным глазом видно. Да и не на что там особенно смотреть. Руины, обугленные балки, кирпичи, почерневшие от копоти… Сам черт ногу сломит.

– Ясно. Значит, тщательный осмотр специалистами не проводился.

Начальник полиции поморщился.

– Ну, вот! Опять вы за свое. Так сказать, со своим московским уставом в наш монастырь. Глеб Олегович, раскрывать преступления – моя работа. И уж поверьте старому менту – в случае с вашим дядей никакого преступления не было. – Он глянул на часы и добавил: – Мне пора на совещание. Если у вас все…

Глеб поднялся на ноги.

– Спасибо, что согласились поговорить, – вежливо сказал он.

– Рад был с вами познакомиться. Кстати, а вы когда в Москву собираетесь?

Глеб пожал плечами:

– Еще не знаю.

– Когда узнаете – сообщите, ладно?

– Зачем?

Кочетков вновь одарил Глеба златозубой улыбкой:

– Моя жена наверняка пожелает с вами встретиться. Подписать у вас книжку, поговорить. Вы не думаете у нас задержаться?

– Разве что на день или два, – сказал Глеб.

– Вот и отлично! Тогда жду вашего звонка. – Подполковник Кочетков поднялся и протянул Глебу руку. – Всего доброго!

– Всего доброго.

Корсак пожал руку подполковника. Она была прохладная и влажная.

Шагая от отделения полиции, Корсак глубоко задумался. Слова подполковника Кочеткова звучали логично, но вот тон, каким они были произнесены, наводил на размышления. Уж очень много было в этом тоне фальшивых ноток.

Глеб вспомнил, каким взглядом смотрел на него пэпээсник. Смесь настороженности, интереса и неприязни. У подполковника Кочеткова был такой же точно взгляд.

«Интересно, дядя успел дописать свою книгу? – подумал вдруг Глеб. – А если успел, то где она сейчас? И о чем она?»

Размышляя об этом, Глеб не сразу заметил женщину, вышедшую из-за угла с пакетом в руке. А когда заметил, было уже поздно. От толчка женщина пошатнулась и выронила пакет.

– Ай! – испуганно воскликнула она.

Глеб увидел, как из упавшего пакета выпали и раскатились по тротуару апельсины. Оранжевые на сером.

– Черт! – с досадой проговорил он и поднял взгляд на женщину. – Простите, пожалуйста. Вы не ушиб…

Фраза осталась незаконченной. Перед Глебом стояла темноволосая, зеленоглазая молодая женщина. На ней были длинное приталенное пальто и элегантная шляпка. Глеб смотрел на нее всего несколько секунд, однако хватило и этого. Сердце у него защемило. Отчего-то показалось, что жизнь – со всеми ее горестями и удачами – прошла мимо, потому что в ней не было ничего подобного этой женщине, словно бы сотканной из прохладного майского воздуха, наполненного ароматами свежих листьев и цветов.

– Простите, – снова пробормотал Глеб.

Затем нагнулся и принялся собирать рассыпавшиеся апельсины в пакет. Собрал, выпрямился и протянул женщине:

– Вот, держите.

– Спасибо, что помогли, – с улыбкой сказала она, принимая пакет. А потом посмотрела на него внимательнее и задумчиво проговорила: – У вас знакомое лицо. Мы с вами уже где-то виделись?

– Да, – сказал Глеб. – Только это было очень давно.

Женщина чуть прищурила зеленые глаза. Глеб ее не торопил. В нем вдруг заговорило мужское честолюбие, и ему стало до боли интересно, вспомнит она его или нет.

– Боже… – тихо обронила она. – Неужели…

И снова выронила из пальцев пакет с апельсинами, и они снова покатились по серому асфальту, но она не обратила на это внимания, а шагнула к Глебу, порывисто обняла его за плечи и прильнула к его губам в коротком, дружеском поцелуе.

– Я… – Глеб понял, что не может говорить. Слишком сильно забилось его сердце, отдаваясь дрожью в голосе.

– Глеб! – с радостной улыбкой выдохнула Эльза. – Это ведь ты!

– Я, – улыбнулся Корсак.

– Слушай! – снова заговорила она. – Тут рядом есть очень уютное кафе! Не хочешь выпить по чашке кофе и поболтать?

– С удовольствием, – сказал Глеб. – Только давай сначала соберем апельсины.

Эльза посмотрела на апельсины, потом снова на Глеба и фыркнула от смеха.

– Давай!

На этот раз они оба присели на корточки и принялись весело собирать рассыпавшиеся оранжевые шары, и Глеб поймал себя на том, что сейчас, в эту самую секунду – как бы глупо это ни было – он чувствует себя таким счастливым, каким не был уже много-много лет.

– Ну, что тебе рассказать про себя… – Эльза повертела на столе кофейную чашку длинными, тонкими пальцами. – Дважды была замужем. Детей не нажила. Зато в финансовом плане проблем нет.

– В былые времена финансы тебя мало интересовали, – заметил Глеб.

– Ну… – Она пожала стройными плечами. – Тогда я была другой.

«Интересно, правда ли это?» – подумал вдруг Корсак, глядя на лицо Эльзы, на ее красиво очерченные губы, на ее глаза, в которых двадцать пять лет назад он бы с радостью утонул.

Взгляд Глеба вдруг упал на ее левую руку, и он с удивлением понял, что на руке у Эльзы все еще надета бежевая перчатка. И сама эта рука показалась ему какой-то странной. Эльза заметила его взгляд, и левая рука ее дрогнула, словно Эльза попыталась машинально убрать ее, спрятать под стол, но потом вдруг передумала.

– Обо мне говорить неинтересно, – сказала Эльза, чуть сдвинув стрельчатые брови. – Лучше расскажи о себе. Как ты? Где ты? Мне кто-то говорил, что ты работаешь журналистом?

– Было дело, – сказал Глеб. – Но с журналистикой покончено. Стар я уже для того, чтобы бегать по городам и весям с микрофоном и блокнотом наперевес.

– И чем же вы теперь занимаетесь, дедушка? – с улыбкой поинтересовалась Эльза.

– Ты будешь смеяться, но я писатель. Сижу за столом, описываю все, что видел или хотел бы увидеть. Свожу людей на листе бумаги, развожу их, заставляю страдать и радоваться. Практически, работаю богом. Только очень мелкого пошиба, – с улыбкой добавил Глеб.