М 3 (СИ) - Таругин Олег Витальевич

— С ним, — согласился краснофлотец, обвиснув на плече морпеха и едва перебирая ногами. — Точнее, с ними, две штуки их было, они обычно парами ходят. Немецкий торпедный катер, «шнелльбот» по ихнему. Серьезный кораблик, водоизмещением поболе нашего, потому и на волне устойчивей, и стреляет прицельнее. Они уж не впервой в этих местах засады устраивает. Ждут, когда мы с ранеными возвращаться станем, и нападают неожиданно. Сначала торпеды пускают, затем из скорострелок по палубам лупят, знают, что раненые в основном наверху размещаются. Не ожидали только, сволочи, что сегодня всего три «охотника» обратно пойдут, да еще и с эскортом — думали, как обычно, на сейнера с мотоботами поохотиться. Вот и получили ответочку.

— А до базы далеко?

— Да не, рядом уже, минут сорок ходу. Эти гады потому дальше и не суются, понимают, что еще с милю — и могут береговыми батареями со стороны Туапсе достать. Хоть и не попадут, понятно, ночью-то. Да и днем тоже не попадут, «шнелльботы» эти пошустрее нас по морю идут. Ты там не видал, браток, не накрыли их наши?

— Может, и накрыли, кто ж его разберет? — без особой уверенности ответил Алексеев. — У одного на корме точно что-то горело, видать, куда-то попали. А второго я так и не разглядел.

С трудом протиснувшись в кубрик, Степан уложил краснофлотца на узкую койку, по-братски разделив соседнюю с контрразведчиком. Едва коснувшись горизонтальной поверхности, раненый вполне ожидаемо отрубился.

Стянув намокшую недокуртку, морпех зябко поежился, иронично сообщив:

— Ну, хоть помылся, а то пока обещанной тобой баньки дождешься…

— Очень смешно, — буркнул Шохин, ожесточенно оттирая перемазанные кровью руки куском найденной в коридоре ветошки. — Уж сколько лет на фронте, а к крови так и не привык.

— Брезгуешь? — осведомился старлей, привалившись к переборке и устало прикрыв глаза. Ответ товарища его, если начистоту, не особо и интересовал, но не молчать же?

— Да не в этом дело. Просто неприятно. Не противно, нет, а именно неприятно…

— Ну, значит, ты настоящий чекист, — фыркнул Алексеев. — Про горячее сердце, холодную голову и чистые руки еще сам товарищ Дзержинский, помнится, говорил.

— Трепло, — повторил недавно сказанное Сергей, усмехнувшись самыми краешками губ. — Когда в базу придем, ты за языком следи, хорошо? Не нужно лишнего болтать. Да и вообще болтать не нужно. Исключительно со мной и наедине.

— Договорились. Слушай, Серега, я вот чего заметил: ты и в анатомии, похоже, неплохо разбираешься — это-то откуда? Вас что, учат подобному?

— Да ну, глупости… — поколебавшись пару секунд, ответил капитан госбезопасности, видимо, решив, что никаких секретов не раскрывает. — Мать анатомию в мединституте преподавала, потому и в доме и книжки соответствующие водились. А я интересовался, понятно дело. Надеялась, врачом стану…

— А ты избрал иную стезю, — понимающе кивнул Алексеев. — Ясненько. Вот, кстати, когда ты меня пистолетиком пугал, неужели реально стрелять бы стал? Нет, не хочешь — не отвечай, просто любопытно?

На сей раз Шохин задумался всерьез — неожиданный вопрос, похоже, откровенно поставил его в тупик:

— Скорее всего, не стал, конечно. Поскольку глупо. На нервах был — уж больно много ты всякого-разного порассказал. Да и куда ты из этой коробки денешься? Разве что и на самом деле за борт смоет. Правда, в этом случае и мне следом сигать придется.

Степан, не сдержавшись, фыркнул:

— Ну, ежели по твоей логике судить, когда я все остальное рассказу, ты меня сразу же пристрелить должен будешь!

— Так, все! — окончательно пришел в себя контрразведчик, покосившись на пребывающего без сознания раненого. — С этой минуты — и покуда на сушу не сойдем, больше ни слова!

— Вообще?

— Не юродствуй, прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ну, согласен?

— Да согласен я, согласен. Ну, а поскольку нам еще как минимум с полчаса до этой самой суши морем топать… Короче, спирта хочешь? От нервов, как говорится?..

Геленджик, 10 февраля 1943 года

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

До Геленджика добрались перед самым рассветом, когда на море опустился плотный февральский туман. Сопровождавший переход эсминец догнал катера на подходе к заливу, но в порт заходить не стал, оставшись на дальнем рейде. Расправиться с обоими «шнелльботами» ему не удалось, но один из них, тот, на корме которого Степан заметил огонь, на дно все-таки отправил. Второй ушел, воспользовавшись преимуществом в скорости. Гоняться за ним никакого смысла не имелось — ни малейших шансов догнать катер, способный выдавать почти сорок узлов, не имелось в принципе. Да и оставить без прикрытия «морские охотники» капитан эсминца, имевший на этот счет не терпящий двоякого толкования приказ, понятное дело, никак не мог…

С прифронтовым (до Новороссийска отсюда меньше сорока километров по прямой) городом-госпиталем, по совместительству являющимся главной базой обеспечения всей Новороссийской группы войск, откуда и уходило большинство морских десантов, Степан познакомиться не успел.

Сначала торчал, выполняя строжайший приказ «даже носа на берег не казать» убежавшего по неотложным делам Шохина, на катере. Не один торчал — вместе с тремя осназовцами, столь выручившими в бою с егерями. Пока дожидался возвращения особиста, успел поближе познакомиться с местной «спецурой», пересидевшей весь переход в одном из носовых кубриков. Старший группы, лейтенант Лапкин, оказался отличным парнем, как и остальные его бойцы. Морпех, понятно, особенно не откровенничал (иди, знай, кем там его представил Шохин? Еще сболтнет что-нибудь несоответствующее легенде, потом хлопот не оберешься, да еще и Серегу подставит), но потрепались достаточно душевно. Степан вкратце рассказал про высадку под Южной Озерейкой, прорыв к Мысхако и закончившийся стычкой с горными стрелками разведывательный рейд по немецким тылам. Осназовцы в ответ поделились подробностями «спасательной операции», поведав, как засекли и ликвидировали вражескую засаду, после чего ударили егерям в спину. При этом старлей отлично осознавал, что осназовцы задержались на борту отнюдь не из внезапно воспылавшего интереса к внутреннему устройству «малого охотника за подводными лодками проекта «МО-4», а исключительно по его душу. Ненавязчиво присмотреть, так сказать. Но расстались, как принято говорить, друзьями…

Затем, когда контрразведчик вернулся на легковой автомашине, Алексеев с добрых полчаса трясся в тесном салоне «эмки», кружившей по улицам темного, со следами многочисленных бомбежек города. Наглухо задрапированные светомаскировкой окна жилых домов, оплывшие руины разрушенных бомбами зданий, проносящиеся мимо редкие огоньки — большего рассмотреть просто не удавалось. Обидно, кстати: там, в своем времени, старший лейтенант в Геленджике ни разу не бывал, а теперь, так уж выходит, и в прошлом его не увидит. Ну, разве что попросить особиста устроить ему небольшую обзорную экскурсию — так ведь не согласится, перестраховщик, сошлется на секретность и прочий ненужный риск…

В том, что насчет этого самого риска контрразведчик вполне может оказаться прав, морпех убедился уже спустя пару минут. Внезапно завыли сирены воздушной тревоги, торопливо захлопали зенитные автоматы и пушки ПВО более крупного калибра, расцвечивая занавешенное низкими облаками небо короткими вспышками разрывов и рваными нитками трассеров.

Сидевший на переднем сиденье Шохин заковыристо выматерился, однако шофер со знаками различия сержанта ГБ лишь меланхолично пожал плечами, ни на миг не отвлекаясь от управления транспортным средством:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что-то рановато сегодня прилетели… Да вы не волнуйтесь, тарщ капитан, сейчас отгонят! Сперва зенитками шуганут, а уж после и истребители подключатся, у нас тут аэродромов хватает. Да и ехать нам всего ничего осталось, с пару минут буквально.

— Часто бомбят? — подал голос Степан, ощущая неприятную легкость под ложечкой. Что еще за?! Неужто предчувствует какую-то пакость, как уже случалось раньше? Снова чуйка проснулась? Самое время, блин…