Храм Солнца - Надежда Александровна Лохвицкая

не нужно! Я знаю, что ты прав – ты докажешь все! Ты – прав! Но зачем ты разбил мое сердце?! Ты поднял меня на пустую и голую скалу, и я умру там от жажды! Зачем ты погубил мою веру?! (Рыдает.) Зачем? (Бежит и исчезает.) Зачем, зачем?!

Монасура (после паузы).

Он прав. Я один на высокой скале. Но я не умру от жажды.

Третий ученик (сквозь слезы).

Учитель, они убьют тебя. Бежим и скроемся от них… (Монасура отрицательно качает головой.) Учитель… (Беспомощно.) Учитель!.. (Монасура равнодушно смотрит на него.) Прости меня, прости… (Волнуясь и озираясь кругом.) Я трус. Я недостойный, я слабый. (Прячась, почти бегом удаляется.)

Монасура (смотрит ему вслед, потом закрывает лицо руками).

(Пауза. Долетают глухие трубные звуки. Слышно далекое зловещее гудение. Показывается Верховный жрец, Тугусава и жрецы. Скрываются за холмом. Монасура на ступенях в страстном порыве простирает руки к небу).

Бог мой, бог моего разума и сердца! Все силы отдаю тебе и молю – укрепи дух мой! Во имя истины иду я на муки, пойду навстречу жизни и смерти.

Пусть обе страшные сестры, взявшись за руки, пляшут свой страшный танец вокруг меня. Пусть!

Я проложу путь мой!

Я вижу далекие горизонты. Я не боюсь смерти, – она не откроет мне больше, чем открыла жизнь. Она не ужаснет, не обрадует – она ничто…

Бог моего разума и сердца! Я иду вместе с тобой… (Медленно спускается со ступеней на землю.)

(Появляется Верховный жрец, Тугусава и другие. Верховного ведут под руки.)

Верховный жрец (приблизившись).

Брат Монасура! Светлым Богом приветствую, Светлым и Ясным, как Светлое Око его.

Монасура.

Слава Великому, Светлому слава. (Преклоняется пред Верховным.)

Верховный жрец.

Встань, брат Монасура. (Садится на каменную скамью, покрытую пурпуром; садятся некоторые из жрецов на другие скамьи; Монасура стоит перед верховным. Робкой группой столпилось в отдалении несколько учеников. Молчание.) Монасура, мы пришли испытать твою веру. Говори, Монасура…

Тугусава (выступая).

Зачем нам слушать его богохульные речи? Надо действовать. Разве не ясен закон? «Изгоните хулящих меня, – говорит Господь, – сокрушите немедля». Гордыня обуяла его, и сердце его напитано ядом презрения к нам. Он не брат нам! Злобу и ненависть поселил среди нас Монасура.

Жрецы.

Верно, истину говорит Тугусава!.. Он сеет расколы!.. Его любят черные плащи, а дары храму скудеют!

Тугусава (выкрикивая).

Он переманил к себе учеников наших! Ему несут дары, ему возносят хвалы, забывая о нашем братстве! Он не велит ученикам чтить меня! Он говорит – не чтите учителя своего Тугусаву! Он смеется над верой! Разбейте сосуд, – говорит он, – и выбросьте камни!

Жрецы (шумят, приходя в исступление, жестикулируют и кричат. Среди криков слышны отдельные слова):

Смерть ему!.. Изгнать!.. Лишить венца!.. Смерть, смерть!.. Изгнать!..

(Наступают на Монасуру.)

Верховный жрец (делает знак – все стихает).

Говори, Монасура.

Монасура (стоящий неподвижно, Верховному).

Светлый служитель Пресветлого Солнца. Ты один бесстрастно, без зависти и злобы рассудишь мое учение. Я не скрывал своей веры. Все братья и все ученики мои знают, что говорил я, чему учил и как верил. Я славлю Светлого Бога, но не верю, что ради жалких сокровищ подымает над миром он свое светлое Око. (Тугусаве.) Но ты лжешь, Тугусава – я не беру даров и за это вы ненавидите меня. (Гул негодования среди жрецов.)

Тугусава (в ярости.)

Ты сам лжец и обманщик! Ты соблазняешь верных, как демоны!

Верховный жрец.

Ты забыл, Монасура, сколько слез, крови, пота, страданий, благочестивых желаний в этих камнях… Не простые это камни, а сокровища души и сердца. (Страстно.) Безумец! Людям нужна эта вера! Они столько страдали. Разве можно забыть то, что выстрадал, что полюбил, как мать ребенка, после мук рождения?.. Разве я не открыл тебе, Монасура, все это, когда ты был моим учеником?..

Монасура.

А разве я не страдал? Разве даром, без жертв, я познал истину? Разве даром отдам ее! (Страстно.) Нет, братья, нет! (Кричит.) Я отдам всю свою кровь до последней капли, но ни капли истины не уступлю вам!

Верховный жрец (после паузы).

Одумайся, безумец. (Встал. Грозно и торжественно.) Перед Оком Пресветлого Бога спрашиваю тебя – отрекаешься ли от заблуждения?

Монасура.

Нет!

Верховный жрец.

Трижды я должен спросить, тебя, Монасура. (Печально.) Я люблю тебя, Монасура… Вера шатается и падает. Ты один, Монасура, можешь поддержать ее… Мы простим тебя, Монасура… Я назначу тебя преемником… (Среди жрецов движение.)

Монасура.

Нет!

Верховный жрец.

Подожди! Замолчи, безумец! Ты знаешь, что после снимут с тебя венец алмазный, что ты будешь отсечен от братий, как зараженный член. Ты будешь одинок, как прокаженный. Ты будешь скитаться по дорогам, и все покинут тебя… Подумай, Монасура.

Монасура.

Я давно одинок на вершине своей стены.

Верховный жрец.

Никто из верных не коснется тебя, никто не скажет тебе слова, не кинет взгляда…

Монасура (невольно, с болью).

Келеа…

Верховный жрец.

Жрица Келеа будет при храме.

Тугусава (с наглой насмешкой).

Верховный, ты убедишь его! Если он не видит смысла в камнях, то в женщинах толк знает.

(Жрецы злорадно усмехаются.)

Монасура (сам с собой).

Келеа, Келеа…

Верховный жрец (грозно и торжественно, скрывая волнение).

Последний раз спрашиваю тебя перед Оком Пресветлого Бога – отрекаешься ли ты от заблуждений?

(Все ждут с напряжением.)

Монасура (после большой паузы, твердо).

Нет!

(Волнение среди жрецов и учеников. Тугусава торжествует. Молчание.)

Верховный жрец (решительно и твердо).

Именем Светлого Бога, при лучах его Светлого Ока, лишаю тебя власти и святости сана. (Пауза.) Проклинаю тебя. Пусть демоны возьмут тебя, чтобы не оскорблял ты Светлого Бога этим светлым венцом.

Остальное происходит при гробовом молчании. Обряд отлучения угнетающе действует на всех. Монасура встает на колени. Верховный снимает с него венец, передает его Тугусаве и устало опускается на каменное сиденье; потом берет подносимый ему свиток и разрывает его на части. Медленно встает и все, молча, не оглядываясь, уходят так же, как и пришли. Два жреца снимают пурпур и идут вслед процессии. Слышны далекие звуки труб. Монасура, потрясенный происшедшим, остается в той же позе, на коленях. Трубы постепенно стихают. Поет женский голос. Это Келеа идет к Монасуре. Она вся в цветах, в руках корзина с ананасами, на голове кувшин с напитком.

Келеа (поет, приближаясь).

Сегодня Светлый Бог

Влил в меня ласки,

Мое сердце горит, будто жертвенник.

Вот священный напиток,

Дар Палящего Бога.

Он как жидкий огонь.

Он, войдет в твое сердце,

Как пьянящая