Всего одна ночь... (СИ) - Грэй Дана

Как только мы оказались в городе, я припарковалась перед роскошным зданием, где у нее, Эммы и Романа были квартиры. Это здание принадлежало моему отцу, у которого также была небольшая компания по продаже недвижимости на стороне, и я жила здесь когда-то тоже, пока… все это не случилось.

Прежде чем Роза вышла из машины, чего я действительно ждала, она остановилась и повернулась ко мне лицом, испортив этот момент.

— Василий рассказал тебе о вечеринке по случаю помолвки?

Глава 9

— Василий рассказал тебе о вечеринке по случаю помолвки?

Мне хотелось врезаться головой в приборную панель. Мой отец и Светлана все говорили и говорили о том, что Эмме сделал предложение ее давний ухажер Федя.

Федор был актером, сыном двух актеров, и заработал свои первые несколько миллионов, когда ему было двенадцать лет, он появился в каком-то популярном фильме, который собрал более пяти миллиардов долларов. С тех пор он стал большим хитом в индустрии, и, конечно же, мой отец и Света любили его.

Он познакомился с Эммой, когда моя сестра пробовала актерскую карьеру наряду с ее моделированием и появилась в второстепенной роли в фильме, в котором он был главным героем. Эти двое нашли общий язык, и неделю назад, когда он привел ее в Мексиканский ресторан, где у них было их первое свидание, он встал на одно колено и сделал предложение, преподнеся ей огромное кольцо с бриллиантом. Со слезами на глазах моя сестра сказала: "Да", — кто же откажется от бриллиантового кольца, подумала я, — и теперь все устраивали большую, причудливую, заполненную папарацци вечеринку, чтобы отпраздновать это очень счастливое событие.

— Да, Роза, — ответила я устало, — он сказал мне.

— Отлично, — сказала она и одарила меня своей любимой ехидной улыбкой. — Я слышала, что пригласили какого-то крутого режиссера, который выигрывал Оскар за лучшую режиссуру в возрасте всего двадцати шести лет? — она снисходительно выгнула бровь, когда я тупо уставилась на нее. — Так или иначе, по словам Эммы, он холостяк. Я собираюсь сделать шаг вперед.

Теперь я поняла, для чего нужна была эта ехидная улыбка.

— Валяй, — сухо сказала я, — если ты боишься, что я начну действовать, то можешь быть уверена, что я этого не сделаю.

Она бросила на меня надменный взгляд.

— Он собирается встретиться со мной, и я думаю, что он вряд ли заинтересуется тобой! — она расхохоталась и откинула волосы назад. — Мы видели, как два года назад твое тщеславие пошло тебе на пользу.

— Вылезай из моей машины.

— С удовольствием, — с торжествующей усмешкой ответила она.

Мой отец мог бы жениться на любой другой женщине, у которой были бы нормальные дети, которые не были бы такими лицемерными и заносчивыми, но вместо этого он решил сделать из меня Золушку. — Спасибо, Папа. Это очень много значило. — Буркнула я себе под нос.

Раздраженная, я помчалась обратно в свою маленькую квартирку, и спряталась в своей комнате, где у меня был мой большой, прозрачный рояль, который принадлежал моему отцу. После того, как мама умерла, и я стала интересоваться музыкой. Теперь он жил со мной, и я выделила ему целую комнату, где не было ничего, кроме рояля и большого окна с видом на море.

Я играла, изливая всю свою досаду на бедняжку, импровизируя и записывая некоторые новые созданные мной произведения, которые я хотела бы напечатать позже, на программе для сочинения нот, и через час я почувствовал себя более спокойной, более расслабленной. Но это спокойствие длилось недолго, потому что в тот момент, когда я подошла к своему компьютеру и начала проверять почту, я увидела, что получила приглашение на свадьбу. Очевидно, не моей сестры, а кого-то другого.

Оксана Морозова и Руслан Пахомов.

Видимо мой день не был достаточно дерьмовым, и Бог решил, одного из моих бывших друзей фактически бестактно направить мне приглашение на свадьбу моего самого первого бывшего с его новой потенциальной женой, с которой он встречался за моей спиной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Теперь я была в ярости. Я удалила приглашение, захлопнула компьютер и пнула ногой стол, даже не почувствовав боли. Когда я поняла, что бодрствование никак не поможет мне, я пошла на кухню, схватила бутылку Jack Daniels, и, лежа перед телевизором, смотря какую-то глупую мыльную оперу, стала напиваться, чтобы уснуть.

Жизнь-отстой, а потом ты умираешь. Более правдивых слов никогда не было сказано.

Глава 10

Из всех членов моей семьи был только один человек, которого я терпела и которого действительно любила — Эмма. Она была единственной, кто так или иначе поддерживал меня в самое трудное время моей жизни.

В очередной наш пятничный обед с отцом, сестра спросила, могу ли я сыграть две пьесы на ее выбор, на вечеринке по случаю помолвки?!

— Мне не нравится Бах, — сказал я ей, как мне показалось, в сотый раз, — И, серьезно? Канон Пахельбеля ре мажор-это лучшее, что вы могли придумать? Это так банально.

— Настя, — сказал отец предостерегающе, искоса взглянув на меня. Ему не нравилось, когда я “неуважительно” разговаривала с моей старшей и гораздо более успешной сестрой. Чего он, очевидно, не понимал, так это того, что ему вообще не нравилось, когда мое мнение замечали. Для него иметь свое мнение было непослушанием или какой-то другой ерундой вроде этого.

Эмма вздохнула.

— Это кошмар, папа, — раздраженно сказала она. — Настя должна помочь мне с этим.

Я скорчила гримасу.

— Нет, я никому ничего не должна. Но судя по тому взгляду, который папа снова послал мне, я закрыла рот на замок.

Мы были в любимом ресторане моего отца, каком-то шикарном месте в самом центре города. И папа, и Эмма, казалось, отлично подходили друг другу; папа, одетый в свой обычный костюм-тройку, выглядел так же аккуратно, как и всегда, с его платиновыми волосами и младенчески-голубыми глазами. Моя сестра, супермодель, выглядела точной его копией, только моложе, и более потрясающая, с белокурыми волосами, шелковисто скользящими по спине и такими же голубыми глазами, только чуть светлее. У всех нас был один и тот же светлый оттенок кожи, хотя у моего отца и сестры он был чуть темнее. Кроме того, моя сестра была высокой и идеально подтянутой, а отец-еще выше и все еще атлетически сложенный, несмотря на свои пятьдесят лет.

А потом появилась я. Дело не в том, что я была менее красива, нет… но у меня не было той ауры, которую они излучали. Папа обладал огромной харизмой, которая притягивала людей к нему, как мотылек к огню, и моя сестра была такой же, только еще больше из-за ее специфического занятия. У меня не было такой харизмы, и всякий раз, когда я отдавала какую-то ауру, она обычно была темной и задумчивой. Не очень привлекательно, честно говоря.

Эмма посмотрела на меня, слегка сдвинув брови.

— И какую же музыку ты предлагаешь мне сыграть? — спросила она так серьезно, словно говорила о чем-то гораздо более серьезном. Моя сестра всегда была самой драматичной. Хотя и не так драматична, как Роман или Роза.

Подавив стон, я раздраженно сказала:

— Я вообще не хочу играть. Ты же знаешь, что у каждого из нас своя музыка. — Она была в основном поп-и классический тип девушки. Мне больше нравился жесткий, эмо-рок.

— Мы можем пойти на компромисс, — возразила она, не оставляя тему разговора, — сыграй что-нибудь из того, что ты сочинила. Что-то длиной около четырех минут.

— Нет, — решительно сказала я, не находя места для той глупой концепции компромисса, которую она пыталась использовать в этом нелепом разговоре.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Анастасия, — снова выпалил папа, на этот раз глядя мне прямо в глаза, — это твоя сестра, вечеринка по случаю помолвки старшей сестры. Ты будешь играть на пианино, хочешь ты этого или нет.

Я уже привыкла к его резкому тону и жесткому выбору слов. Большинство людей утверждали, что они никогда не привыкнут к жестокости своих родителей. Наверное, я тоже была из числа таких… Он больше не мог до меня достучаться, хотя очень, очень сильно старался. В конце концов, я была позором всей семьи. Мне нравилось быть таким позором. Это означало, что я не была одной из них.