Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья - Вишневский Евгений Венедиктович

Весь день закупали в магазинах продукты, а потом упаковывали их в мешки, баулы, ящики. Коля, ловко орудуя топором, заколачивал консервные банки и мешки с крупой в ящики.

— Молодец, — похвалил я его, — это ты здорово придумал. В поле каждый кусок дерева на вес золота. Будет чем печку топить.

— Ну да, — отвечает Коля, — как же, отдам я эти ящички на дрова! Я каждый как зеницу ока беречь буду.

— Да для чего?

— Как для чего? Образцы упаковывать. Мне с поля большую коллекцию привезти надо. Вот они, — он указал пальцем на вагончик, имея в виду наших геологов, — в поле у меня ящики клянчить будут, а я не дам. Вон сколько их здесь, ящиков-то, валяется, вольно же им все наше снаряжение в них заколотить.

В обед у меня случилось несчастье: я пересолил суп. Шеф устроил грандиозный скандал по этому поводу. Оказывается, кроме радикулита и небольшого порока сердца, у него еще и больные почки, так что пересоленная пища для него — просто яд, и каждый такой вот пересоленный суп — диверсия, ведущая к срыву важнейших полевых работ.

Поздно вечером (напомню, только по часам, солнце все так же сияет на небе) втроем — Валера, Тамара и я — ходили купаться на реку Хатангу. Против ожидания, вода в реке оказалась довольно теплой, градусов около десяти. Мы втроем даже заплыли; ребята, правда, быстро вылезли, а я проплыл метров около четырехсот (все-таки я — бывший морж). Странно, что местные жители не только не купаются, но и смотрят на нас с нескрываемым удивлением и, похоже, подозревают, что у нас не все дома.

22 июля

Сегодня с утра на речку Маймичу улетели на «МИ-4» наши соседи, те, с которых «начинается мир». А накануне ночью (при ярком солнце) они ходили на кладбище копать могилы. Им нужны были человеческие черепа.

— Зачем вам черепа, ребята? — поинтересовался я.

— Как зачем? — удивился тот, что подлиннее и поразговорчивей. — Череп — это же здорово: ни у кого нет, а у меня есть. Пепельницу из него сделать можно, да и вообще неплохо, дескать, «бедный Йорик»!

Вместе с юными гробокопателями на кладбище ходил и наш Коля. Ему, видно, тоже не из чего сделать пепельницу (замечу при этом, что Коля совершенно не курит). К счастью, никаких черепов они не принесли, и это избавило нас от многочисленных хлопот.

— Мерзлота, — тяжко вздохнув, сказал Коля, — трупы никак не перепревают, черепов чистых добыть совершенно невозможно.

— Коля, — укоризненно сказал я, — ну с тех-то что возьмешь, дети-переростки, инфантилы без царя в голове, но ты-то ведь взрослый мужик, с университетским образованием. Я уже не говорю о том, что вскрытие могил — дело уголовное.

— А я все меры предосторожности принял, — ответил Коля, — мы с собой консервные банки взяли, дескать, просто червей идем копать для рыбалки.

Вертолета «МИ-4», который забрасывал наших соседей на Маймичу, не было очень долго — более четырех часов, а по нашим прикидкам в одну сторону туда не более часу лету. (Как я уже говорил, наши вагончики стоят возле самой вертолетной площадки, и потому вся летная жизнь — у нас на виду.)

— Может, они на обратном пути присели где-нибудь, рыбачат или охотятся, — предположил Альберт, — а потом это время запишут как полетное и выставят в счет.

— Как же, держи карман шире! — усмехнулся опытный Шеф — У них ведь под пломбой самописец стоит. И он все фиксирует — полеты, посадки, снижения, набор высоты... Это где-нибудь на выселках, на каком-нибудь маленьком таежном или тундровом аэродромчике, они художествами занимаются: пломбу сорвут, механик спичку очинит, в чернила окунет (у них уж и чернила всегда припасены, те самые, что в самописце) и начинает выписывать дрожащую линию. Особенно хорошо она с похмелья выходит — рука дрожит очень натурально. «Так, где посадки делать будем?» — спрашивает механик. «Здесь, здесь и здесь», — тычет пальцем в карту командир. «Промеряй линейкой километраж и пиши. Да что же ты пишешь, горе мамино! Тут же горы, а ты какую высоту показываешь?! Давай все сначала...» И эти вот произведения искусства отсылают потом в бухгалтерию. А здесь попробуй вскрыть пломбу — тебе вскроют!.. Тут уж что самописец написал, то и оплатят. А платят им, между прочим, не то что нам, грешным, — семь рублей каждый летный час да десять каждая посадка (ну, зарплата-то само собой разумеется). Вот так-то...

Поздно вечером из авиационной диспетчерской вернулся Валера и сообщил, что наш рейс поставлен на завтра в план, но в резерв. Мы жутко расстроились.

— Да вы что, ребята, — рассердился Валера,— мы же еще и недели в Хатанге не сидим, а вы уже бузите. Совесть иметь надо.

23 июля

Встали очень рано, быстро позавтракали, собрали и упаковали все вещички; Валера убежал в ПАНХ. Сидим, ждем, гадаем: улетим нынче или не улетим.

Часов в одиннадцать прибежал взмыленный Валера:

— Быстренько, ребята! Собирай вещички, поехали!

Вылетаю из вагончика и носом к носу сталкиваюсь с Олегом. Да-да, с тем самым, дорогим другом Олегом, которого я так долго и безуспешно искал все эти дни в Хатанге, вторым пилотом того, нашего, тулай-кирякского «МИ-4». Олег же искал вагончик, где квартируют ленинградские геологи треста «Аэрогеология», и по ошибке сунулся в наш. Теперь уже он сам командир, на голове у него командирская фуражка с дубовыми листьями.

— Женька! — заорал Олег. — Черт! Как ты здесь?! Ну, теперь так просто я тебя не отпущу, я нынче в аккурат месячную саннорму отлетал, теперь до первого числа я — вольный казак. Ух, и врежем же мы сейчас с тобой!

— Да кого там врежем, — грустно развел я руками, —- нам вон посадку объявили; на мыс Цветкова летим. Прямо сейчас. Вот ведь какая непруха — надо же нам было встретиться за пять минут до отлета.

— Ладно, — сказал Олег, — это мы еще посмотрим. Кто у вас тут начальник?

— Фактический или юридический?

— Фактический, конечно, — ответил опытный Олег.

Я указал пальцем на Шефа, который в этот момент руководил выносом вещей. Олег подошел к Шефу, козырнул.

— Здравия желаю! Вот, случайно с другом встретился. — Он кивнул в мою сторону. — С дорогим другом. Много чего нас с ним связывало... Впрочем, это долго рассказывать. Три года не виделись. Через пять минут он будет на месте. Обещаю.

Шеф внимательно посмотрел на командирскую фуражку Олега и, видимо, решив, что ссориться с вертолетчиками смысла нет (все-таки здорово, что Олег был в полной форме), согласился.

Мы опрометью бросились в вагончик к аэрогеологам — он стоял по соседству с нашим, — там быстро тяпнули по стопочке (у начальника партии, сухонького, хитрого, верткого еврейчика в аккурат оказалась едва начатая бутылка превосходного грузинского марочного коньяку), закусили хорошо вывяленной, но слегка пересоленной семужкой, и я побежал помогать ребятам грузиться — пять минут в аккурат истекли. За это время Олег успел сообщить мне свой новый адрес — он буквально на днях получил однокомнатную квартиру с ванной и центральным отоплением, на Севере по тем временам это была огромная ценность — и взял с меня клятву, что на обратном пути я непременно загляну к нему.

Возле нашего вагончика уже стоял огромный военный грузовик, в кузов которого ребята кидали наше имущество. Шеф, увидев меня, демонстративно посмотрел на часы, но ничего не сказал. Мы подвезли наши вещички к вертолетной площадке (и ехать-то пришлось всего метров четыреста—пятьсот), выгрузились и уселись рядом. Сидим, ждем.

— Чего зря сидеть-то? — спросил Коля. — Вертолет, вот он, «МИ-8», других таких тут нет, раскрыт он настежь, давайте грузиться.

— Нет-нет, — строго сказал Шеф, — никакого самоуправства. Пока не придет экипаж, пока не получим команды, сидеть и ждать.

И вскоре мы увидели экипаж во главе с командиром, фамилия которого была Кречетов (прекрасная фамилия для летчика, не правда ли?). Он шел, опираясь на тросточку, а за ним шли три молодых летчика, чуть сзади — очень солидно и красиво получалось. Козырнув, командир сказал, что наш рейс нынче отменяется и по срочному распоряжению все того же райкома отправляется на маяк. Ну что же, меня эта отсрочка только обрадовала, остальные же участники нашего отряда очень расстроились. Чтобы не везти все наше снаряжение назад, сложили его здесь же, у вертолетной стоянки. Кречетов сам придирчиво осмотрел наш временный склад, заставил все тщательно увязать, а некоторые, наиболее легкие тюки, отнести подальше. Когда «МИ-8» начал крутить свои винты, мы поняли, как прав был командир: один из рюкзаков покатило по болотистой низине, как перекати-поле.