Ванька 9 - Сергей Анатольевич Куковякин

как коня кормишь, так конь и работает.

Да, набил свой карман капитан, но – строительство канала сорвал. Голодные люди, после того, как до места работы добредут, просто ложатся на песок и встать не могут.

- В карцер!

- В карцер!

- В карцер!

Это только и слышно от Манжена.

Зол он до невозможности.

Инженер волосы на себе рвёт, как подсчитает объем работ – то бледнеет, то краснеет. Он – наемный работник, у него хозяева имеются, которые с него работу спрашивают.

Манжен злится от того, что денежный поток, текущий к нему, день ото дня мелеет. Не вышел на работу проклятый русский – минусуй три франка! А, если сразу три-четыре десятка? То-то…

На фоне всего этого фасоли нам стали больше давать. Однако, ситуации это не изменило.

- Что! Ты! Тут! Делаешь!

Манжен на меня чуть ли не с кулаками набросился.

- Почему не на работе?

Почему, почему… Заболевших лечу…

Хотя, чем лечу? Немного подсолённой водой больных отпаиваю. Ничего больше у меня нет. Ни одной таблеточки, ни пилюльки. Да, и не знаю я, чем эту африканскую лихорадку лечить. Имеются в виду лекарства, что здесь уже применяются.

Мля…

Ситуёвина…

Молчу, сказать мне нечего. Я-то пока здоров, моё место сейчас – на рытье канала.

- Болен?

- Нет.

- Нет?

- Нет.

- В карцер!!!

Манжена чуть на части не рвёт от злости…

Тут меня чёрт в бок и толкнул…

- Вы, наверное, по три франка за день работы им принесли? – я кивнул на больных. – Деньги на лечение им бы теперь не помешали.

Тут уж меня просто понесло. Не совсем по делу.

Здесь не то, что за три, даже за тридцать три франка никакого лекарства не купить.

- На доску отдыха!!! – чуть из сапог не выпрыгнул капитан.

Мля…

Это – меня.

На доску отдыха!!!

Доска отдыха – придумка изуверская…

Су-офицер и первый класс, что сопровождали капитана, вывели меня из казармы. До доски отдыха идти не далеко. Вот она – в пяти шагах от барака.

У других бараков доски отдыха тоже имеются. Сделать их французам было – пара пустяков. Конструкция, это не сложная. В землю вкапываются два столба. Между ними прибивается доска, на ребро которой меня теперь и усадили. Ноги и руки меня заставили вытянуть вперёд и закрепили их в деревянном заборе. Так, что кисти и стопы по ту его сторону оказались. Для этого мне ещё согнуться пришлось.

- Два часа. Два раза в день. Пять дней, - объявил приговор Манжен.

Сидеть на ребре доски с вытянутыми вперёд руками и ногами – ужасная пытка.

Через два часа я сам сразу не смог встать на ноги. Полежал. С бока на бок поперекатывался. Утвердился на четвереньках, а уже только потом поднялся в вертикальное положение.

Мля…

Пять дней.

Сегодня – только первый…

Как и выдержать…

Ещё и по два раза ежедневно.

Спина у меня сейчас болела просто ужасно.

Ещё и всё это время мне будет выдаваться только половинная порция пищи. Правильно, кто не работает – тот не ест. Я же – отдыхаю. На доске.

Глава 8

Глава 8 Новость

Два часа, это – ровно сто двадцать минут.

Правильно?

Правильно.

Сколько же это в секундах будет?

Я три раза в уме считал и всё у меня по-разному получалось.

Не мог никак сосредоточиться. Боль не давала. В том месте, которым я на ребре доски сидел.

Сидел уже седьмой раз. Первые дни больше спина болела, а сейчас, то, что ниже.

Отсидел…

До синяка.

Нет, не так. До синячища.

Руки и ноги у меня жестко закреплены, поэтому на доске особо не поерзаешь. Давит она на сосуды, нервы, мягкие ткани, давит, давит, давит…

Нет, спина тоже болит, но – меньше.

После такого сидения ноги у меня уже хуже ходить начали.

Мля…

Так и инвалидом недолго стать.

Козлина капитан Манжен, ещё и проверяет, все ли два часа я на доске отдыха нахожусь, в полной ли мере осуществляется моё наказание.

Я чуть-чуть сместился на доске. Именно – чуть-чуть. Много не получалось.

На какой-то момент легче стало, а потом ещё сильнее заболело. Ну, правильно. Это кровоснабжение восстановилось и ранее передавленные нервы немного в себя пришли. Чувствовать начали.

Что только я не делал, чтобы эти два часа скоротать…

Считал, про себя песни пел…

Всё равно, каждая минута тянулась и тянулась, словно в ней не шестьдесят, а целая тысяча секунд.

Раньше, когда мы во Францию приплыли, к нам не так относились. Цветами, вином, шоколадом, сигаретами заваливали, а сейчас – вареная фасоль и доска отдыха.

Из разряда спасителей и защитников мы превратились в не пойми кого. Косо на русских солдат начали поглядывать после того, как в Российской империи революция произошла.

Как! Они своего императора с трона сбросили! Что тогда эти русские здесь могут натворить?

Мы же продолжали за них свои головы складывать…

До какого-то момента, а потом решили домой вернуться. Тут для французов мы хуже германцев стали. Правда, не для всех.

Керенский, вообще, со света нас сжить приказал. Кто жив остался, в Африке сейчас от лихорадки и голода медленно помирает…

Я снова чуть-чуть на ребре доски положение поменял. Спина отреагировала болью.

Что? Всё? Уже прошли сто двадцать минут?

Видно – прошли.

Руки и ноги мои освободили, а затем спихнули с доски.

Я лежал на песке и постепенно в себя приходил.

Хорошо-то, как…

Пусть и болит всё тело, конечности тянет, а всё равно – хорошо.

Я от удовольствия даже глаза зажмурил.

- Вставай, земляк!

Чьи-то сильные руки подхватили меня и помогли подняться. Я открыл глаза. Какие-то незнакомые солдаты.

Кто это? Таких в нашем лагере нет.

Оказалось, что они – с македонского фронта.