Месть в три хода - Ирина Волкова

— Не стану подвергать сомнению твою гениальность, — с некоторой долей скептицизма заметил Пьер. — Но как ты опубликуешь роман в Европе? Написан-то он по-русски!

— Ерунда! — беспечно отмахнулась Глаша. — Во всех крупных издательствах есть отделы, где эксперты прочитывают рукописи на всех языках. Вот увидишь, издатели еще будут драться за право опубликовать "Застывшие сны".

На следующий день восемьдесят два объемистых желтых конверта с распечатанными экземплярами рукописи были отправлены в ведущие издательства Соединенных Штатов, Европы, Канады и даже далекой Австралии. На одном из этих конвертов был отпечатан адрес издательства "Paladin", опубликовавшего впоследствии "Бесконечное падение" Ива Беара.

Через два месяца в почтовом ящике виллы "Флоренция" стали появляться ответы, содержащие один и тот же стандартный текст: издательство благодарило автора за оказанное ему доверие, но, к сожалению, по ряду причин, вынуждено было отказать в публикации.

На исходе четвертого месяца пришел последний, восемьдесят второй отказ в конверте со штампом Сиднея и с изображением обаятельного коалы, задумчиво жующего лист эвкалипта. Дрожащими руками Аглая вскрыла письмо, быстро пробежала его глазами и, бросившись на шезлонг у бассейна, отчаянно зарыдала.

— Не отчаивайся, — попытался утешить супругу Пьер. — Почему бы тебе не попробовать опубликоваться в России? Вдруг из этого что-нибудь, да получится?

— А если не получится? — вскинулась Глаша.

— Тогда я найму лучшего во Франции психоаналитика, и он избавит тебя от комплекса неполноценности, — пошутил Пьер, и сразу понял, что шутка была неудачной.

Как бы то ни было, год спустя московское издательство с загадочным названием "АПСТЫ" опубликовало "Застывшие сны", а еще через несколько лет свое триумфальное шествие по миру начало "Бесконечное падение" Ива Беара.

К тому времени Аглая успела опубликовать в России еще четыре детектива, а в ее визитной карточке рядом с фамилией появилась выполненная затейливой каллиграфической вязью надпись "известный писатель-прозаик". Душевные раны, нанесенные восьмьюдесятью двумя отказами после двухлетнего лечения у дорогого психоаналитика почти затянулись, словом, жизнь покатилась по привычной накатанной колее. Так и жила бы чета Бриали в мире и спокойствии до глубокой старости, не приди Аглае в голову идея прочитать "Бесконечное падение".

Пять адвокатов отказались от ведения дела "Глушко-Бриали против Беара", честно признавшись, что выиграть его нет никаких шансов. Сюжет Ива был другим, места действия, имена и национальности героев тоже не совпадали, а несомненное сходство даже значительного ряда эпизодов не являлось несомненным доказательством плагиата, особенно с учетом того, что книга Аглаи была написана на русском, а Беара — на французском. Даже при наличии сходных сюжетов идентичность текстов доказать было бы невозможно — слишком большую вольность в таких случаях допускает перевод.

Аглая, превратившаяся к тому времени в кипящий вулкан, послала к чертовой матери психоаналитика, вновь предложенного ей Пьером и, стиснув зубы, заявила, что уж теперь-то она пойдет до конца.

Шестой адвокат согласился взяться за ее дело, и сердце оскорбленной писательницы наполнилось злорадным ликованием.

Купив десять минут эфира на радио, Глаша дала интервью, обвиняя Беара в сговоре с издательством "Paladin" и в плагиате.

Жадные до сенсаций журналисты, предвкушая роскошный скандал, зубами и когтями ухватились за столь многообещающую информацию. Фотографии Аглаи запестрели на страницах газет и журналов рядом с изящным профилем Ива.

Лауреат Гонкуровской премии возмущенно заявил, что в жизни своей не слышал ни о Глушко-Бриали, ни о ее творчестве, русским языком не владеет, и вообще, при его таланте нет необходимости заниматься дешевым плагиатом, тем более у никому не известного русского автора.

Не осталось в стороне и издательство "Paladin", заверившее публику, что рукопись, присланная им Аглаей несколько лет назад была весьма посредственной и не отвечала целому ряду требований в отношении стиля, оригинальности и качества изложения.

Содрав внушительный гонорар, шестой адвокат в последнюю минуту отказался передавать дело в суд.

Глаша стиснула зубы и нашла нового юриста, согласившегося за умопомрачительную сумму поставить под удар свою репутацию и взяться за ведение заведомо проигрышного дела.

Как всегда бывает в Европе, маховики судебной машины двигалась медленно и со скрипом. Адвокаты Беара и издательства "Paladin" намеренно затягивали дело, откладывая судебные заседания под всевозможными предлогами.

Выжав из скандала все соки, журналисты переключились на новые сенсации. Газеты больше не печатали фотографии Аглаи, журналы не брали у нее интервью, и кратковременная скандальная известность не пошла ей впрок: издатели по-прежнему не толпились у Глашиной двери, борясь за право опубликовать ее рукописи.

Иву Беару скандал, наоборот, оказался только на пользу. Очередной тираж его "Бесконечного падения" раскупили за две недели, а журнал "Paris Match" по результату рейтинга объявил его писателем года.

Итак, Беар блаженствовал на своей вилле в Антибе, в то время, как Аглая просыпалась по ночам от собственного зубовного скрежета. К тому времени они с Пьером стали спать в разных спальнях.

Формальным предлогом для сепарации стал храп господина Бриали. Постоянно пребывая в крайнем нервическом возбуждении, Глаша просыпалась от малейшего шороха и немедленно начинала думать о ненавистном плагиаторе, накручивая себя до последнего предела. Ее душа требовала возмездия и справедливости.

— Какою мерою мерите, такою же отмерится и вам, — свистящим шепотом цитировала она в ночной тишине евангелие от Луки.

Рано или поздно, справедливость будет восстановлена. Человек, укравший у нее мировую славу, заплатит за это сполна. В этом Аглая была глубоко убеждена.

На обочине шоссе мелькнул дорожный указатель. Белая стрелка на синем как небо фоне и, рядом с ней, аккуратная надпись: "Nice".

До виллы "Флоренция" было удобнее добираться по объездной дороге, но с Ниццей у меня были связаны особые воспоминания, и я попросила Пьера проехать через город по знаменитому Английскому бульвару.

Слева за широкой набережной лениво плескалось море совершенно невероятного пронзительно-лазурного цвета, оправдывая название Côté d´Asur — Лазурный берег. Такого тона я никогда не видела в Барселоне. Даже в самый солнечный день в Испании цвет воды тяготел к сини, иногда, на мелководье — к бирюзе, но только не к лазури, и каждый раз, приезжая в Ниццу, я гадала, чем именно обусловлен этот изумительный оттенок.

Слева проплыл огромный угольно-черный, как глыба шлифованного обсидиана, небоскреб, целиком составленный из непроницаемых, как ночной мрак, стеклянных прямоугольников. На верхней части фасада странный абстрактный барельеф яркостью красок соперничал с морской лазурью. Он казался гигантской тропической бабочкой, присевшей отдохнуть на сверкающий кристалл черного кварца.

Высотные конструкции из стекла и бетона сменились более солидными и приземистыми зданиями в стиле барокко и романтического неоклассицизма. Морской раковиной засверкал на солнце розовый купол отеля "Негреско". После стремительной гонки по автобану казалось, что мы едва движемся, даже не движемся, а медленно плывем по течению пестрой автомобильной реки.

Поток машин вынес нас к широкой арке отеля. Швейцар в белых перчатках, цилиндре и синей униформе с пелериной услужливо распахивал дверь перед маленьким усатым толстячком.

Ехидно подмигнув зеленым глазом, светофор в последний момент переключился на желтый. Нога Пьера переместилась на тормоз, и "Корветт Кабрио" неохотно застыл у кромки пешеходного перехода.

Швейцар вслед за толстяком скрылся за массивными дверями, и я перевела взгляд на переходящих улицу людей. Мое внимание привлекли пышные золотистые кудри удивительно глубокого и насыщенного оттенка, крайне редко встречающегося в природе. Если бы они принадлежали женщине, я бы, не раздумывая, побилась об заклад, что волосы покрашены, но обладателем роскошной шевелюры был мужчина, и я со свойственным писателям любопытством задумалась о том, естественный ли это цвет, а если волосы покрашены, означает ли это, что парень — педик.

Откинув ладонью упавшую на глаза прядь, блондин повернул лицо в мою сторону. Близорукость мешала четко различить его черты, но и без того было очевидно, что парень просто фантастически красив. Меня охватило странное чувство тревоги, причину которой я никак не могла понять. Еще несколько шагов — и солнечный луч высветил васильковую синеву глаз. Что же меня беспокоит? Парень хорош, ничего не скажешь, но красота его слишком женственна. Такие сахарные херувимчики не в моем вкусе. Тогда отчего вдруг так сильно забилось сердце?