Зловещий лабиринт - Тамоников Александр

Присутствующие продолжали молчать. Конопатый Улдис ложкой выскребывал остатки рыбы из консервной банки. Глазнев и Пушкарь исподлобья смотрели на командира: что за дела, товарищ майор? Эти люди притворяются своими, а в критический момент – нож в спину? Дымов так не считал, он неплохо разбирался в людях. Нормальные ребята, просто мозги у них замусорены буржуазной пропагандой. Запутались, не в том направлении движутся. Жизнь расставит все по местам, поймут, что такое хорошо, а что такое плохо. Сами не осознают своей выгоды – добровольно примкнуть к самому мощному в мире государству, вооруженному передовой идеологией…

– Нацисты в прошлом году убили у Анны мужа, – подняв голову, произнес здоровяк Густавс. Он говорил по-русски, но с чудовищным акцентом. – Это были наши, латыши, из местного легиона. Проводили облаву на подполье, хватали всех подряд. Потом стреляли людей – просто так, без причины, чтобы боялись. Анны не было тогда в городе… У меня убили мать, просто задавили танком, когда она пошла в магазин… Валлис потерял невесту – ее изнасиловали и застрелили пьяные солдаты. У Кристапа убили всю семью, сожгли дом – он смог добраться до леса и месяц лечил ожоги… Возьми любого человека – каждый кого-то и что-то потерял…

– Мы знаем, что у вашей страны потери еще ужаснее, – тихо сказала Анна. – У вас погибли многие миллионы… Повторяю, у нас один враг, с ним надо покончить, а потом думать, как устраивать жизнь… Мы разрешили недоразумение, майор?

– Нет никаких проблем, – пожал плечами Дымов. – Вы имеете полное право на свои убеждения… если они не противоречат нашим целям. Все в порядке, Анна, будем считать, что вы ничего не говорили. И… примите сочувствия по поводу ваших утрат.

Пламя подсело – в огонь забыли добавить дрова. Глухая тьма накрыла лес. Глухо ворчала ночная птица – словно ей сдавили горло и заставили извлекать «певчие» звуки. Илзе окаменела – смотрела на гаснущий костер и не шевелилась. На нее опять с любопытством уставился Мишка Балабанов. Вникать в перипетии международных отношений парень не рвался. Хотелось многое сказать, но Дымов прикусил язык. Бог с ними – с их «свободой и независимостью». Откуда такая наивность? Красная армия катком прокатилась по Латвии. Не будут советские власти прислушиваться к лепету какого-то центра, кормящегося с руки буржуазных стран. Не для того отхватили пол-Европы. К тому же эта территория уже была советской. Польша тоже рассчитывала на самостоятельность – большая, густонаселенная, с антисоветской позицией. И где она теперь? Стоит ли говорить о какой-то Латвии?

– Насколько вы готовы нам помочь, Анна? – спросил Влад. – Не думаю, что ваше руководство дало добро на безграничное содействие нам.

– Есть приказ довести до Лиепаи группу военнослужащих Красной армии. Зачем вам туда – не наше дело. Мы должны обеспечить вашу безопасность в пути. Дальше будете действовать самостоятельно. Возможно, в Лиепае вам удастся связаться со своим подпольем. Мы не знаем имен и адресов. На случай, если столкнетесь с трудностями… – Анна поколебалась, переглянулась с мужчиной в годах по имени Кристап. Тот задумался, но все же кивнул. – Запомните адрес в Лиепае. Улица Лицене, четырнадцать. Там наши люди – они подчиняются ЛЦС. Условная фраза: «Вы заказывали доставку дров из Павилосты?» Отзыв: «Нет, спасибо, мы уже договорились с другими поставщиками». Запомните имена: Рамона Вентьяре, Андерс Смилга, Ивар Зиндерс. Не думаю, что они окажут вам всю необходимую помощь, но попробуйте договориться. Сошлитесь на меня. Наше руководство не возражало против того, чтобы свести вас с этими людьми. Они не провокаторы и не тайные осведомители гестапо. Надеюсь, у вас хватит порядочности не подставлять наших людей под удар.

– Разумеется, Анна, будем действовать деликатно.

– Хорошо, – вздохнула женщина. – В таком случае предлагаю не терять время, отпущенное на сон. Через шесть часов выступаем. Кристап, реши вопрос с дежурными, пусть караулят по часу.

Он долго не мог уснуть – ворочался, смотрел в иссиня-черное небо. Приближалось лето – прохлада не беспокоила, стих ветер, на небе ни облачка, только мириады подмигивающих звезд. А еще луна, которую закрыли кроны сосен, но свет ее – тускло-серебристый – расползался по земле.

Под боком посапывал Пушкарь, вертелся и кряхтел старший лейтенант Балабанов. Садовский помалкивал, то ли спал, то ли притворялся, что дрыхнет.

– Командир, мы настолько беспечны, что уснем? – прошептал на ухо Дымову Глазнев после того, как все партизаны расползлись по лежанкам. – Где наша хваленая бдительность? Эти люди очень подозрительны. Допускаю, что временно нам по пути, но это же враги, понимаешь? Что у них на уме? Они же генетически ненавидят коммунистов и Советский Союз.

Дымов так не думал, но определенный риск в сотрудничестве с отрядом Анны признавал.

– Тогда сиди и отстреливайся, – отрезал он. – Делай вид, что твой организм не нуждается в сне. Толкнешь меня через пару часов, а я потом этих толкну…

Он засыпал, но тут же просыпался. В голову лезла всякая всячина. Предместье большого алтайского города, где он родился и в семилетнем возрасте стал свидетелем того, как рухнул старый мир. Вихри враждебные веяли в буквально смысле – в память врезался безумный ураган, разметавший повозки беженцев, покидающих пылающий город. Потом повсюду хлопали выстрелы, кричали люди. Женщина с растрепанными волосами волокла его по буеракам, потом он сам бежал, крича от страха. Ясно помнился взрыв и как он остался один. Кто была эта женщина? Мама, родственница, просто незнакомая сердобольная тетечка? Его нашли в траве люди с винтовками и красными повязками на рукавах и отвезли в ближайший приют. Психика восстановилась, но все события до этого дня стерлись из памяти начисто. Георгий Дымов, как выяснилось позднее, был директором гимназии – не «белая кровь», не презренный буржуй. Но и не сказать что классово близкий товарищ. Следы его затерялись – видимо, похоронили в братской могиле, не особо интересуясь личностью. Жена его скончалась от чахотки еще в 16-м году – значит, растрепанная женщина была не мамой. Вырос не тот человек, что мог бы вырасти. Детский дом, потом приемная семья на Тамбовщине, семеро по лавкам. Налет кулацкой банды отпечатался в голове с потрясающей четкостью. Ржущие кони, матюги из всех орущих ртов, горящие избы. Выжили в селе, решившем поддержать советскую власть, немногие, погибли приемные родители… Оттого и пошел после срочной службы в милицию – давить уголовную нечисть. Потом ОГПУ, НКВД, специальная школа упомянутого ведомства. В стране творилось черт-те что, все проблемы списывали на врагов народа, которые чересчур активизировались. Голова отказывалась понимать – откуда столько врагов? Многих из них он прекрасно знал – они никогда не посещали тайные антисоветские кружки – однако сухие строчки уголовных дел утверждали обратное. Дымов участвовал во всем этом, старался не задумываться о происходящем, дослужился до старшего оперуполномоченного, готовился возглавить отдел. Товарищ шепнул: на днях за тобой придут – накапала на тебя одна гнида. Отказывался верить. Возможно, напрасно. Но судьба вывела из-под удара – причем оригинальным способом. В транспортном происшествии на мосту пострадали несколько машин. У полуторки, несшейся с бешеной скоростью, отказали тормоза. Она снесла несколько транспортных средств, проломила ограждение. Взорвался бензовоз, оказавшийся там же. Погибли сослуживцы, ехавшие с Дымовым в одной машине. Когда его тело, прибившееся к опоре моста, извлекли из воды, он был почти труп. Но кто-то сжалился: вместо морга отправили в больницу. Куча переломов, сотрясение мозга, рваные раны по всему телу… Первый месяц он почти не приходил в сознание. Уголовное дело против Дымова решили не заводить – к чему такие сложности? Хватает и здоровых ни в чем не повинных людей…

Восстанавливался долго, мучительно. Врачи говорили: со службой придется завязывать. Только в 40-м году, когда схлынул вал репрессий, вернулся на старое место работы. Карьера полетела в тартарары, личная жизнь не складывалась. Работу подсовывали в основном бумажную. Через год здоровье восстановилось, организм оказался крепким, справился.