Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес

– Латиняне уже внутри твоего стана, Кальг. Все, игра кончена.

Он кивнул самому крупному из своих телохранителей и выразительно шлепнул себя по затылку. Мужчина сделал пару шагов вперед и мощным кулаком, будто кувалдой, хватил Кальга по черепу за ухом. Вождь сельговов в беспамятстве рухнул наземь, чуть подергивая конечностями.

– Молодец, Маон. Теперь свяжи его, как свинью, да не забудь про кляп. Мы эту падаль придержим как козырь, на случай, если к нам в дом постучатся латиняне. – Друст отвернулся от жалкого зрелища. – Уходим, пока они не отсекли северный ход и не сдавили нас щитами!

Развернувшись, ратники быстрым шагом принялись взбираться на отлогий скат к северной части тына, где уже виднелась зияющая дыра под стать той, которую проделали римляне с восточного края. Друст огляделся в поисках личного прислужника и наконец увидел суетливую фигурку, несущуюся к шатру воеводы, явно намереваясь спасти наиболее ценные вещи хозяина. Вождь вениконов усмехнулся при виде такого усердия:

– Очень мудро. Тем более что я содрал бы с тебя кожу, поступи ты иначе.

Он отвернулся, ничуть не сомневаясь, что челядинец выберется из становища с арьергардным отрядом, а сам побежал к пролому в частоколе, решив лично присмотреть за тем, чтобы никто не перекрыл путь отхода, пока все ратники не окажутся в лесу, в безопасности. Позади него, в воеводском шатре и скрытый от глаз сотен людей, стекавших по склону, упавший на колени раб лихорадочно сгребал самые ценные вещи господина в мешок из козлиной шкуры. Он уже протягивал руку за главнейшим сокровищем, когда исполинская спица, пущенная из баллисты, пронзила шатер и насадила на себя тщедушного человечка, забрызгав дальнюю полотняную стену алыми потеками артериальной крови. В глазах невольника помутилось, но он все же успел зажать в окостеневающем кулаке сверкающий золотой обруч. Последним ощущением несчастного был холод железного наконечника, пробившего его сердце.

Марк со своими воинами освободил путь атакующим тунграм, и фронтальная центурия когорты тут же оставила их позади строя, углубляясь в стан врага. При этом она быстро разворачивала фланги, чтобы удлинить стену щитов на случай контратаки варваров. По стопам этих солдат двинулась вторая центурия, забирая больше влево. Их командир на бегу подарил Марку мимолетную улыбку и тут же вновь принялся выкрикивать команды. Третья центурия разворачивалась на правом крыле. Не прекращая расширять строй, когорта ощетинилась лесом копий, готовясь колоть тех сельговов, кто замешкался перед лицом беспощадного натиска. Тем временем сквозь брешь в тыне шли и шли новые центурии, все так же развертываясь веером, чтобы закрепиться во вражеском стане. Марк, отсалютовав мечом примипилу[5] когорты, обменялся с ним рукопожатием, не сводя глаз с легионеров, чья лавина продолжала затекать внутрь по перекинутому бревенчатому настилу.

– Кажется, я сроду не испытывал такой радости при виде твоего лица, примипил.

На это старший по званию лишь угрюмо усмехнулся и жестом потребовал отойти подальше, освобождая путь очередной центурии, с грохотом взбегающей по настилу, откуда легионеры соскакивали на землю и устремлялись в бой. Друг Марка и офицер-соратник по имени Руфий подмигнул товарищу, не опуская жезла, которым приказывал Шестой центурии идти на приступ. Голосом, охрипшим за четверть века, отданные римской армии еще до службы среди тунгров, Руфий не мешкая разворачивал строй.

Из-за нащечников шлема примипила Фронтиния торчал лишь нос да подбородок. Старший центурион вглядывался в варварское становище, где огонь перекидывался с одного шалаша на другой под градом все новых зажигательных горшков. Пламя пожара метало отсветы на толпу сельговов, сгрудившихся для отражения атаки.

– Неплохая работенка, центурион Корв. Сейчас мы прикончим это синеносое отребье раз и навсегда. Твоим ребятам тоже есть дело. Принимай вон тот холм, сомкнешься там с левым флангом предыдущей центурии. А пока что наши «топоры» займутся этим заборчиком, чтобы даже трусливым дорогостроителям из Шестого легиона[6] было не боязно к нам присоединиться. А-а, вон и твоя сотня пожаловала…

Он показал на расчищенный участок между тыном и лесом, и Марк, проследив за его вытянутой рукой, увидел свою Девятую центурию. Сбоку от ауксилиев размашисто вышагивал одноглазый начальник караула – тессерарий, чей посох с бронзовым набалдашником принадлежал на самом деле Кадиру, заместителю Марка. Во главе центурии, как и полагается, шел Морбан, бессменный знаменосец-сигнифер Девятой. Марк отсалютовал примипилу и, ответив на приветствие тессерария, принялся раздавать указания солдатам. Кадир, в свою очередь, забрал посох и занял привычное место позади центуриона.

– Отлично сработано, Циклоп. Всем подтянуться! Принимаем влево и двигаемся вдоль частокола, пока не сомкнемся с соседями справа. Затем разворачиваемся и наступаем единой шеренгой с ними!

Он рысцой припустил в голову центурии и повысил голос, силясь перекричать грохот солдатских сандалий[7] по бревенчатому настилу:

– Морбан! Веди их влево! На холм!

Сигнифер резким кивком показал ему, что понял, и в свою очередь проорал долговязому трубачу, который не отставал от него ни на шаг:

– Дуй, сукин ты сын!

Пронзительная нота заставила всех вскинуть глаза, и Морбан наклонил штандарт влево. Марк вновь перешел в голову центурии, обернулся лицом к солдатам и выставил гладиус, показывая направление.

– За мной!

Он спрыгнул с настила, присматривая за тем, как Морбан ведет людей на холм. Убедившись, что направление взято верно, Марк развернулся, набрал полные легкие воздуха и что было духу сам припустил по склону, обгоняя фронтальную шеренгу. Он решил сделать вид, что не замечает, как Циклоп самовольно покинул строй, чтобы бежать следом. Главное сейчас – разглядеть сквозь дым предыдущую центурию, а с защитными инстинктами, которые Циклоп питал к своему командиру, все равно никакой бранью не совладаешь.

Пробираясь по полю боя, затянутому вонючими клубами дыма, Марк вдруг выскочил на свежий воздух и потрясенно замер. Та центурия, что захватывала холм перед ними, напоролась на многосотенную варварскую орду. Явно обреченные ауксилии отчаянно отбивались от рассвирепевших врагов, которые врубались в уже поддающийся строй. Солдаты один за другим падали в размокшую глину, где их добивали мечами и копьями. На глазах Марка центурион-соратник, чьи черты скрывал дым, с яростным ревом бросился в первые ряды, сражаясь за спасение своего отряда. В горле у Марка хрипло заклокотало от гнева, и он сжал рукоять спаты.