«Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля» - Александр Тюрин

Покорение Крыма стало возможным только через два века после царя Ивана, при Екатерине II. Тогда, в отличие от времен Ивана, причерноморские и приазовские степи были в основном уже покорены, Речь Посполита лежала при смерти, Турция превращалась в «больного человека Европы», а в Черное море вышли русские корабли.

Вот что пишет историк И. Д. Беляев на тему реальных возможностей по завоеванию Крыма в середине XVI в.: «О покорении Крыма Москва не могла думать… ибо пространные степи — раздолье для кочевых наездников, отделявшие Московское Государство от Крыма, было неодолимым препятствием для наших завоеваний с этой стороны… Для совершенного покорения Крыма было одно только единственно верное средство — постепенное заселение степи и постоянное содержание сторожевого войска на границе; и прозорливый Иоанн принялся за эту мысль со всем усердием человека, убежденного в верности задуманного расчета. Давнишняя линия укреплений на Оке и сторожевые притоны в степи, еще при Донском вызванные крайней нуждой Государства, послужили для Иоанна основным материалом для того, чтобы привести в исполнение свой верно задуманный план заселения степи».[22]

В решении степного вопроса было мало бури, но много натиска. Русское государство медленно и верно, по-медвежьи двигалось на юг, юго-запад и юго-восток, катя перед собой систему засечных черт, крепостей, острогов,[23] дозоров и станиц.

Оборона «крымской украйны» второй половины XVI в

С воцарением Ивана IV и завершением длительного периода боярского правления начинается усиление крымской обороны.

В 1553 г. «с благовещеньева дня» (25 марта) русские воеводы с полками находились в Рыльске, Путивле, Новгород-Северском, Трубчевске, со второй половины августа в Одоеве, Пронске, Михайлове, Туле, Рязани, Шацке.

А в 1557 г., с марта, еще и в степи — в «усть Ливен», «усть Ельца на поле». В сентябре стояли и в дюжине городов за Окой.[24]

Возникают новые крепости «от поля» (то есть ближайшие к степям): к востоку от Тулы Ряжск, Венев, Епифань, Крапивна, Шацк.

Новые города стоят по обеим сторонам Муравского шляха — основной дороги, по которой шли на Русь крымцы. С западной, приокской, стороны шляха это Орел (1564), Чернь, Крапивна, с восточной, придонской, — Епифань и Донков.

Ключевая роль на южном фронтире переходит от Коломны к Туле.

Шацк на Цне становится самым восточным пунктом тянущейся от реки Жиздры Большой засечной черты.

Протянута оборонительная черта, заканчивающаяся Тетюшевым, на правом берегу Волги.

На Каме поставлен Лаишев со своей засечной чертой.[25]

По своему положению украинные города делились на передние и задние. К передним принадлежали города «от поля». Их цепь протянулась от правых притоков Волги до левых притоков Днепра, с юго-запада на северо-восток, примерно по осевой линии лесостепной зоны. Отсюда высылались станицы и ставились сторожи.

Сторожа — пост, на котором находилось два или более ратников, защищенный небольшим укреплением из земли и дерева. Находилась на расстоянии 4–5 дней пути от города и контролировала участок протяженностью 30–50 верст (день пути). Выставляла дозоры в укромных и удобных для наблюдения местах (стоялые сторожи) и высылала конные патрули (разъездные сторожи).

Станица — группа ратников от 50 до 100 человек, которая высылалась далеко в степь для несения разведывательной службы. Помимо обнаружения вражеских сил ей вменялось в обязанность уничтожать небольшие вражеские отряды. За две недели службы станица покрывала 400–500 верст, «с коня не сседая».

Заднюю линию составляли укрепленные города, почти все расположенные по течению Оки. Ее постоянно охраняли значительные воинские силы — полки правой и левой руки, большой полк и т. д. Отсюда при необходимости выдвигались войска на передовую линию.

В каждом из пограничных городов были свои воеводы и осадные головы с отрядами служилых людей, которые разделялись на городовых (полковых), станичных и сторожевых. Первые были защитниками городов и оборонительных черт, другие отправлялись в степь.

Получив тревожные сообщения станичной и сторожевой службы, служилые люди выезжали из городов и нападали на вражеские отряды, которые шли в набег или уже возвращались с добычей.

У московских дьяков имелись описания всех украинных городов с указанием, в каком состоянии находятся укрепления, сколько в них войска и какого. На основе этой информации правительство, по получении известий о движении неприятеля, могло передвигать войска из одного пункта в другой и перебрасывать резервы.

«Украины» не имели или почти не имели крестьянского населения. Здесь селились служилые люди разных категорий.

Часть из них являлась служилыми «по отечеству», так сказать по факту рождения, что совсем не исключало возможности пополнения этой категории людьми самого разного происхождения. «По мере движения в степь Правительство увеличивало состав дворян и детей боярских переводом из центральных местностей, верстало лучших и отличившихся на службе казаков в дворянские чины», — пишет Павлов-Сильванский.[26]

В украинных поселениях немалую роль играла категория служилых «по прибору», называемая городовыми казаками. Они следили за татарами на степных дорогах, хватали «языков», доставляли разведывательную информацию воеводам и государю, защищали города в случае вражеских нападений. В казаки набирали охочих людей любых состояний, в том числе самую вольную вольницу.

Епифанская перепись от лета 1572 г., отмечая недавние убийства и разрушения, причиненные «крымскими людьми», указывает на размещение в этом районе семи казачьих сотен и постройку слобод.

Из служилых «по прибору» стрельцы и городовые казаки относились к Стрелецкому приказу, пушкари и затинщики[27] — к Пушкарскому.

Служилый люд украинных городов стал с конца 1550-х гг. получать постоянное денежное жалованье. У малоземельных и безземельных оно составляло в среднем 10 руб. в год (дневная «продовольственная корзина» стоила примерно 3 коп.).

Служилые сражались против крымских и азовских татар, ногаев, турок, поляков, литовцев, «воровских черкасов». Они же распахивали целину, разводили скот, копали рвы, насыпали валы, рубили тарасы, засеки, ставили крепости.

Их уделом были пот, кровь и слезы. Они гибли в боях, иногда целыми сторожами, станицами и селениями. Их жен и детей уводили в плен или просто резали враги. И тяжелый полевой труд, и строительство, и война были постоянными их занятиями на протяжении почти полутора веков. Эти люди вырвали из-под копыт татарских коней проспавшие несколько столетий черноземы и присоединили к Руси огромный плодородный край — бывшее Дикое поле. Их подвиг был достоин десятков истернов, но оказался забыт.

В 1570-х гг., после Молодинской битвы, южная граница Руси выдвинулась вперед почти на 300 км. У Дикого поля были отвоеваны тысячи квадратных километров земли на пространстве между верхним Доном и верхней Окой.

Вслед за служилыми на новые земли шли и крестьяне. Как писал царь Иван: «А на Крымской земле и на пустых землях, где бродили звери, теперь устроены города и села».

«Знакомясь с делом быстрой и систематической заимки "дикого поля" мы удивляемся тому, что и это широкое предприятие организовывалось и исполнялось в те годы, когда, по привычным представлениям, в Москве существовал лишь террор "умалишенного тирана"»,[28] — замечает историк С. Ф. Платонов. От себя замечу, что «привычные представления» на самом деле являются результатом тщательной промывки мозгов, организованной хозяевами информационного пространства…

Федор Иванович продолжает колонизационную политику отца. В его царствование поставлены Белгород на верхнем Донце, Оскол и Валуйки на реках Оскол, Елец и Ливны на Сосне, Курск на верхнем Сейме, Кромы в верховье Оки — вблизи дорог, по которым проходили крымские и ногайские набеги, то есть Муравский, Калмиусский, Изюмский и Бокаев шляхи.

Эти города относились к «польской[29] украйне», то есть границе лесостепи и степи.

В 1586 г., согласно боярскому приговору «на Дону, на Воронеже, не доезжая Богатого Затона два днища, велено поставить город Воронеж».[30]

При Борисе Годунове появляется Царевборисов, расположенный глубоко на юге, в ковыльной степи, при слиянии Оскола с Северским Донцом (ныне село Червоный Оскол).

Все новые города населяли «ратными людьми, казаками, стрельцами». В общем, населением, выполняющим одновременно военные и земледельческие функции.[31]