Гладиатор - Олег Шацкий

– Садись, мы тебя отвезём, – настаивал один из милиционеров. – Ты, вон сколько крови потерял. Сейчас ещё сознание потеряешь, а меня с работы выгонят, что не помог тебе. У меня двое детей. Чем я их кормить буду? Я уж лучше за тобой машину вымою. Голова, наверно, болит?

– Жутко болит, – ответил Сергей.

– Ну вот, наверное, ещё и сотрясение. Пойдём быстро в машину, – поддержал разговор второй милиционер.

Сергей сел в машину.

– Ну, расскажи хоть, кто тебя так? – спрашивал сидящий рядом милиционер.

– Да, утром, ещё до начала уроков, когда переобувался, один идиот из старшего класса, подошёл и ударил меня сзади. Я оттолкнул его. Он вместе с друзьями на перемене пришёл бить меня. Двое за руки держали, а он бил. Я вырвался и убежал, – рассказывал Сергей.

– А что за тряпка в руках? – спросил милиционер, что был за рулём.

– Не знаю, кто-то дал, наверное, когда кровь текла, – ответил Сергей.

Машина остановилась возле скорой помощи. Милиционеры переглянулись между собой.

– Сейчас тебя зашьют и поедем в милицию. Заявление напишешь. Идиотов надо наказывать. Их родители тебе всё лечение оплатят, – говорил милиционер, сопровождая Сергея.

– Нет, не хочу я ничего писать. Не по-мужски это, – покачал головой Сергей. – Заживёт.

– Ну, мы его взяли. Его или не его, не знаю, – докладывал милиционер по рации из машины. – Паренёк лет пятнадцати. Весь в крови. Щека разрублена, аж зубы через дырку видны. В руках, вроде, как фартук белый от школьной девичьей формы. Сейчас привезли на скорую. Капитан повёл его зашивать.

– Агрессивно себя ведёт? – спрашивали на том конце связи.

– Да нет. Вообще спокоен, как танк. По моему, даже заторможенный какой-то.

– Сейчас к вам уже дежурка выехала с нарядом. Будьте очень осторожны.

– Он, вообще, подросток. Что-то не верится, что он мог кого-то убить. Он весит килограмм сорок пять, не больше, – отвечал милиционер в машине.

– Четыре трупа и один пострадавший – в реанимации. С переломом грудной клетки, челюсти и треснутым черепом, – отвечали по рации.

– Четыре?! Говорили же один.

– Зашивайте лицо подозреваемому и вместе с нарядом везите его сюда.

– Лейтенант Хаосников, что ты мне принёс? – отчитывал начальник милиции молодого следователя. – Это что, рапорт или писулька тёти Фроси? Что ты мне понаписал? Неуверен. Не подтверждено. Не доказано. Теоретически невозможно. Этот мальчик четверых старшеклассников за десять секунд на тот свет отправил. У тебя восемнадцать свидетелей школьников и две учительницы. Что тебе не доказано? Дело на контроле Москвы.

– Товарищ полковник, эксперты по рукопашному бою говорят, что для того чтобы вести бой, как описывают свидетели, надо лет пять из спортзала не выходить. Говорят, там надо жить, есть, спать, и нужду справлять там же. А этот мальчик дорогу в спортзал не знает. Он с детства с фотоаппаратом не расстаётся. Да и подсудимый вины своей не признаёт. Он вопросы слышит и смотрит на нас, как баран на новые ворота, – оправдывался лейтенант.

– На детектор лжи его и протокол подшивай к документам, – командовал начальник.

– Уже прогоняли его через детектор. Детектор показывает, что он не врёт. Оператор и протокол выдал. А без протокола говорит, что никого пацан не убивал, он говорит, даже не дрался, – отвечал Хаосников.

– В институт обращались? У них там есть какой-то новый прибор. Даже нейронные связи в мозгу видит, – уже потише говорил полковник.

– Обращались. И спецов их с прибором привозили. Жужжал, жужжал их коробок, а потом табличку выдал «Недостаточно ресурсов оборудования». Их спецы сами удивились. Снова и снова настраивали прибор. А после настройки прибор одну и ту же табличку выдаёт «Невозможно одновременное обследование нескольких индивидуумов». Они снова настраивали. Какой-то порог уменьшали. Прибор зажужжал и сгорел. Они орать стали на парня. Говорят, он специально прибор спалил. Парень, как вроде, может управлять мозговыми импульсами. Пацан смотрит на них и только глазами моргает. Он явно ничего не понимает, – говорил лейтенант. – Да, и вообще, одни загадки с этим подозреваемым. Он реально ничего не помнит от момента, когда его первый раз ударили и разрубили кастетом щёку и до момента, когда к нему обратились наши сотрудники у водопроводной колонки. Он твердит одно: – «Меня ударили. Брызнула кровь. Я вырвался и убежал. Я над колонкой кровь с себя смывал, и милиция подъехала». Двадцать человек свидетельствуют во всех подробностях, что он убил четверых старшеклассников, а заключения наших экспертов, заключения психологов, заключения экспертов по рукопашному бою, заключения медицинского института – ничего не подтверждают. Более того, эксперты сходятся во мнении и выдали все протоколы, что он никого не убивал.

– Подшивай к делу все протоколы, все заключения, все показания и свидетельства очевидцев. И передавай дело в суд. Пускай там сами разбираются, – распорядился полковник.

Хлопнула дверь в зале зуда. Секретарь судебного заседания встал.

– Встать. Суд идёт, – объявил он.

Более ста человек, находившиеся в зале суда, тоже встали. Подсудимый, прислонившись головой к решётке, продолжал сидеть. Суд занял свои места. На секунду в зале воцарилась абсолютная тишина. Подсудимый всхрапнул во сне, и чуть сдвинул голову, занимая удобное положение.

– Вот скотина, убил четверых человек и спит, аж бульбы из носа, – раздалось из зала суда.

– Да никого он не убивал, – донеслось из-за решётки. Сергей, не открывая глаз, шевелил губами. – Дайте хоть парню поспать, а то вы уже вымучили его совсем.

Голос у пятнадцатилетнего паренька был совсем не его. Он говорил с хрипотцой взрослого мужчины, с каким-то очень древним старославянским акцентом.

Мальчик снова заёрзал по скамейке. Он скрестил руки на груди и опёр голову на прутья решётки ограждения, ища более удобную позу для отдыха.

Судья, народные заседатели, адвокат, обвинитель и психиатр недоумённо переглянулись между собой. В зале суда наступила гробовая тишина. Лишь большая, жирная зелёная муха, пытаясь пробиться сквозь стекло на улицу, нарушала её.

– Сергей, – обратилась судья к подсудимому. – Ты слышишь нас?

– Я же вам сказал, пускай Сергей поспит. Вы уже вымучили его. У него уже мозги кипят. Он с ума сойдет, если ему не дать отдохнуть. Да и что вы, собственно, хотите от него узнать, если он абсолютно ничего не знает. Не трогайте его, сейчас он всё равно вас не слышит.

Ирина Юрьевна, молодая девушка – психиатр, активно жестикулировала судьям руками. Судья кивнула ей головой.

– Кто же с нами тогда разговаривает? – спросила Ирина Юрьевна.

– Кто разговаривает? Родители в те далёкие времена прозвали меня Боривоем. Вроде наш народ и не воевал ни с кем. Жили спокойной, размеренной жизнью, а имя вот дали воина. Вот теперь несколько тысячелетий я и воюю.

– Так вы – не Сергей? У вас другое имя? – спрашивала Ирина Юрьевна.

– Конечно, не Сергей. Мы просто живём в одном теле. Но он обо мне ничего не знает и не ведает. Я же о нём знаю всё. Я могу его контролировать и в критических ситуациях подавляю его сознание. Это, конечно, очень плохо. Он сильно после этого болеет. Но я этим пользуюсь только в самых крайних случаях. Было-то всего три раза за всю его жизнь. А когда он спит я, спокойно завладеваю его телом, без вреда для него, – ответил Боривой.

– Я что-то не пойму. Вы другой человек? – снова спросила Ирина Юрьевна.

– Ирина Юрьевна, я понимаю ваше желание попытать меня. Вы же психолог. За этот период, пока вы общались с Сергеем, я вас достаточно хорошо изучил. Скажу вам сразу то, что вы хотите услышать. Это не раздвоение личности. Это не лунатизм. Это не является какой бы-то ни было болезнью. Хотя вы упорно желаете Сергею поставить диагноз невменяемого и доказать, что всё что он сделал, это последствие его какой-то психической болезни. Вы ошибаетесь. То, что вы наблюдаете – это два сознания в одном теле. Сознание Сергея является основным, так как тело – его. Моё же сознание является доминирующим, так как оно намного старше по возрасту. Поведение Сергея и его отрицание всего вполне логично и закономерно. Всё то, что вы ставите ему в вину, он не только не совершал, но знает обо всём происшедшим только с ваших слов. Конечно, понять это очень сложно, я бы даже сказал невозможно, но это так. Человек, пройдя свой жизненный путь до конца, не умирает. Он попадает в чистилище, а потом перерождается заново. Душа снова вселяется в новое тело, а старая память с сознанием прошлой личности теряется, генетически изменяясь и встраиваясь в новое сознание. Новый человек имеет весь предыдущий опыт на генетическом уровне. Старая память стирается, чтобы не травмировать воспоминаниями сознание нового человека. В нашем же случае, прожив свой жизненный путь, память и сознание хоть и генетически преобразовались, но не уничтожились. Старое тело умерло, а сознание и память перешли в новое тело, куда уже вселилась душа и в него трансформировали новое сознание и чистую память. Так и получилось, что душа одна, но два сознания и две памяти. По мере развития индивидуума новая память постоянно заполняется новыми событиями, а старое сознание сосуществует с новым сознанием. Я же, Боривой – это сознание старого человека, имевшего своё тело более двух тысяч лет назад. Я перерождаюсь уже шестой раз. Как могу, помогаю новому сознанию и, естественно, так как делю с новым сознанием одно тело, защищаю это тело.