Как вырвать киту коренной зуб - Мария Поледнякова

– И это после того, что я тут тебе наговорил? – спросил Индржих серьезно.

– Этот мальчишка стал просто невыносим, – защищалась Анна.

– Выбрось все из головы! – оборвал ее Индржих. – Никуда ты не поедешь!

Он вышел из зала, и двери неслышно закрылись за ним.

На вечер было назначено родительское собрание и встреча с классом. У Анны в эту неделю было два представления, и она сказала себе, что лучше останется с Вашеком дома, тем более что он просил ее почитать «Сказку о добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Ци?писеке». Только на другой день, без четверти одиннадцать, когда репетиция солистов была уже в полном разгаре, в зал прибежал помощник режиссера и сказал, что пани Бендову просили немедленно позвонить в школу. Анна перепугалась. Дождавшись, когда Индржих объявит перерыв, она бросилась в канцелярию.

– Не смогли бы вы заглянуть в школу? – услышала Анна несколько иронический голос учительницы и успокоилась лишь, когда та заверила ее, что с Вашеком все в порядке.

И вот теперь Анна сидит в кабинете природоведения, в окружении рыб на зеленоватых картах, и ждет, пока учительница скажет ей, в чем же все-таки провинился Вашек.

Она сегодня впервые увидела нового классного руководителя – Едличкова выделила специальное время, чтобы побеседовать с родителями трудных учеников.

– Знаете, что мне нравится в детях больше всего? – начала она, обращаясь к Анне.

Та изо всех сил сдерживалась, чтобы не показывать свое нетерпение.

– Что они видят мир таким, каким он должен быть. А их мир – в первую очередь это гармоничная семья.

Сколько ей может быть лет, раздумывала Анна. Преподает первый год, сама еще учится, а третьеклашек получила только потому, что пани Валешова не вернулась в школу…

– Неделю назад мы писали сочинение, – продолжала Едличкова и положила перед Анной тетрадь. – Мне кажется, это должно вас заинтересовать.

Анна открыла две последние исписанные страницы.

МОЯ МАМА ДОЛЖНА ВЫЙТИ ЗАМУЖ – было нацарапано большими неровными буквами.

Анна слегка порозовела и вытащила из сумочки очки. А прочитав все сочинение, почувствовала, как в висках у нее застучало. Но потом решила, что никому не позволит наслаждаться своим смятением.

– Когда вы позвонили мне в театр, я решила, он что-нибудь натворил, – произнесла она с невероятным спокойствием и отвагой.

Только на Едличкову это не произвело впечатления.

– Вы знали, что он приглашал коллегу Герольда к вам домой?

– Нет, не знала, – сказала Анна, чувствуя, как по спине у нее катятся капельки пота. – Я даже не знаю, кто такой коллега Герольд.

После того как Едличкова пояснила ей, что это учитель физкультуры и что Вашек звал к ним еще и сторожа, она быстро сунула очки в футляр, а футляр в сумочку и поднялась. Учительница улыбалась.

– Вашеку, как и каждому ребенку, нужен отец.

Анна держалась стойко.

– А что бы сделали на моем месте вы, пани учительница? – только и спросила она.

– На вашем месте я бы крепко призадумалась над этим, дорогая мама.

Дура! Идиотка! Не много ли она возомнила о себе?! И на сколько лет моложе меня? На четыре? На пять? Что она вообще понимает в жизни, кроме того, что вычитала из учебников по педагогике?!

Нет, эта рыжая учительница тут ни при чем. Но Вашек!!! Он дома от меня получит. Хлопнув дверью, Анна направилась прямиком к бензоколонке. Лило как из ведра, но она не замечала этого. Лишь в парке раскрыла красный зонтик. Ну, ябеда, погоди! Ну паршивец, ну сводник! Я тебе покажу! Потом пошла прямо по мостовой, даже не обратив на это внимания. Скрипнув тормозами, в двух метрах от нее остановился грузовик с содовой. Анна не слышала, как ругался водитель, как перебранивался с грузчиком, забыла она и про Индржиха, который ждал ее в машине за школой.

Индржих в это время просматривал газеты, и от чтения его оторвал лишь скрип тормозов и грохот пустых ящиков, которые сползли на сторону.

Он включил мотор и объехал весь парк, догнав Анну уже наверху, у перекрестка. Анна шла, не оглядываясь. Индржих нажал на клаксон. Но когда Анна все равно не обернулась, он обогнал ее и открыл дверь.

Анна сложила зонтик и устроилась на сиденье.

– В горы ты меня все-таки отпустишь!

Индржих заметил, как она бледна, как у нее трясутся руки. Только ее категорический тон задел его.

– Ну, тогда тебе придется распрощаться с театром!

Анна, коротко глянув ему в глаза, раздельно произнесла:

– В таком случае нам с тобой тоже придется распрощаться!

– Мамуля, мамуля пришла! – радостно завопил Вашек, увидев входящую Анну, и с криком бросился ей навстречу. Та нагнулась, чтобы стащить с себя сапоги.

– Сейчас ты от меня получишь!

Но когда Вашек приблизился к ней, Анна прижала его к себе и нежно обняла. А Вашек заговорщически прошептал:

– Угадай, кто к нам пришел сегодня на ужин?

Анна побледнела и поднялась. Дверь отворилась, и навстречу ей вышла немолодая женщина в элегантном костюме и блузке с галстуком. Оглядела Анну, словно бы видела ее впервые, и покачала головой:

– Девочка моя, ты что?, решила убить меня?!

6

Анна промокла насквозь и послушно позволила Еве приготовить себе горячую ванну, а когда закутывалась в теплый халат, на нее нахлынуло согревающее чувство, что сегодняшний вечер ей не придется коротать в одиночестве. Она никогда особенно не доверялась матери, но сейчас была рада, что есть хотя бы перед кем выговориться. Стойкостью матери можно только восхищаться. Она командовала медсестрами, пациентами, докторами, работая по две смены, без выходных, даже в праздники, и была убеждена в своей незаменимости. Хотя ей перевалило за пятьдесят, никто никогда не видел, чтобы она вышла за картошкой в магазин напротив, повязавшись платком или не подкрасив губы.

Анна вспомнила, как сердилась на нее, когда во время болезни отца та не позволила себе взять ни одного дня отгула, но всегда находила время, чтобы зайти в парикмахерскую. И не из женского тщеславия, а скорее по многолетней привычке – не делать никаких поблажек себе. Раз она незаменима, то соответственно этому должна и выглядеть. Что тут плохого, если у человека есть чувство собственного достоинства? Анна улыбнулась. Испытывала ли она когда-нибудь подобное чувство? Ну, что она незаменима?

Вашек уснул раньше, чем она успела помыть посуду. Анна спрыснула приготовленное для глажки белье и стала рассказывать матери – подробно, обстоятельно, с самого начала.

Ева пила кофе и внимательно слушала. Наконец поднялась и включила утюг.

– Если бы это не касалось тебя лично, то над выходками Вашека мы бы только посмеялись.

– Но это и правда уморительно – готовить шницеля для сторожа!

– Ты вообще-то куда-нибудь выбираешься? – пытливо посмотрела на нее Ева.

– В театр, – саркастически бросила Анна.

– Мне кажется, что тебе больше надо появляться на людях. Ты молода – и забываешь об этом. – Закрепив гладильную доску между спинкой стула и краем стола, Ева покрыла ее куском белого полотна. – Сколько раз я спрашивала себя, в кого ты такая, словно и не моя дочь.

Она перевела взгляд на Анну. В своем длинном халате та казалась какой-то потерянной, будто школьница. Мелкая морщинка на лбу придавала ее лицу выражение озабоченности и упрямства, как и в те времена, когда она была еще совсем маленькой.

– А что Индржих? Что он тебе сказал?

Анна молчала.

– Ты вообще говорила с ним об этом? – настойчиво допытывалась мать.

О господи! Если бы взять свои слова обратно! Почему я начала этот разговор? Почему доверилась? – сетовала Анна. Ведь можно было бы предвидеть, во что все это выльется!

– Будь у него дети, – продолжала Ева, послюнив палец и проверив, нагрелся ли утюг, – я бы слова не сказала. Но ведь это же не жизнь, Анна.

– Он любит меня.

– Так почему не разведется, наконец?

Некоторые вещи Анна и не пыталась объяснить матери. Эта была одной из таких.

– Хорошо, – обернулась к ней Ева, – я с твоим Индржихом потолкую сама.

– Прошу тебя, не вмешивайся ты в наши дела! – неожиданно резко сказала Анна и уже спокойнее добавила: – Будь добра, забудь обо всем, что я здесь тебе наговорила.

Ко всем проблемам еще и эта! Какое-то время назад Анна сказала своей матери, что Индржих женат, чтобы та не донимала ее досужими вопросами.

– И долго это протянется?

Анна молчала.

– Жизнь так ничему тебя и не научила.

Казалось, молчание дочери будет длиться вечно.

– С тобой нелегко, Анна, – продолжала Ева доверительным тоном. – Ты целых полгода со мной не разговаривала, когда я сказала тебе, что ПРИ ТАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ребенок не должен появляться на свет. Но ты настояла на своем. Ведь ты же представить себе не могла, что тебя ждет!