Один на один с металлом - Сергей Петрович Кольцов

свою жизнь, то должны сами все рассказать о подготовке государственного заговора. Только это может убедить следствие, что вы действительно раскаиваетесь, – убедительно добавил подполковник, глядя мне прямо в глаза. При этом его лицо со слегка выпирающей челюстью напомнило мне морду бульдога. – Для начала чистосердечно расскажите обо всем, что вы обсуждали в доме, занимаемом семейством Берия, с этими врагами народа. Для чего Берии сейчас понадобилось собирать головорезов со всей страны…

– Прошу выбирать выражения, гражданин подполковник. Я не головорез, а офицер советской разведки. Имею пять боевых орденов за действия в тылу противника… А не за разбой на ночной дороге, – уже более спокойным тоном добавил я. – Кроме того, я выражаю протест по поводу ночного допроса. Насколько мне известно, ночные допросы и другие противозаконные приемы следствия были запрещены Лаврентием Павловичем Берии, когда он стал министром внутренних дел.

Мои слова на допрашивающих меня людей подействовали как красная тряпка на быка.

– Мы не будем придерживаться каких-то правил, допрашивая заклятых врагов советской власти. Я знаю, что в вашем кровавом НКВД никаких формальностей никто никогда не соблюдал. Лично с вами, с Берией и со всей вашей бандой мы будем поступать так же, – заорал штатский. При этом его лицо исказилось и налилось кровью.

«Так, значит, собой ты владеть не умеешь, и эта фраза насчет «вашего НКВД». То, что он не из нашего министерства, это точно, да и, похоже, не из военной разведки. Прокуратура? Партийные органы?» Но тут мягко и спокойно заговорил подполковник, оборвав мои размышления.

– Вы ведь еще так молоды, Виктор Васильевич. Никто и не ставит под сомнение ваши боевые заслуги. А мы лишь хотим помочь вам, и вы должны правильно это понять. Разумеется, мы понимаем, что вы не организатор заговора, – тут подполковник улыбнулся, – и не можете им быть. Организатор антигосударственного и антипартийного заговора – Лаврентий Берия. Кстати, он уже дал признательные показания. Ваш друг Серго Берия, кстати, тоже во всем сознался… Подумайте о своей жене и дочери, наконец. У вас пока еще есть время, – многозначительно посмотрел мне в глаза подполковник.

В кабинете установилась тишина. Допрашивающие меня уселись в креслах, а мне подполковник рукой указал на фигурный резной стул. Еще пять таких стульев стояли возле стены.

– Скажите, почему, прибыв в Москву, вы сразу поехали на Малую Никитскую в дом Берии? – снова включился в допрос штатский. – И вообще, Черкасов, когда вы впервые стали выполнять преступные приказы Лаврентия Берии и его сына?

– Двадцать восьмого октября тысяча девятьсот сорок второго года, – коротко ответил я.

– Вот как! – оживился штатский. – А поподробней, пожалуйста?

– Долго рассказывать, да и профессиональные тонкости работы вам будут малопонятны…

– Ничего, мы с удовольствием послушаем, – прервал меня подполковник, многозначительно посмотрев на штатского. – Думаю, что нам будет даже интересно.

– Хорошо, слушайте, – согласился я. – Второй год Великой Отечественной войны был для нашей страны самым тяжелым. Осенью сорок второго года битва за Кавказ была ожесточенной. Фашисты захватили Нальчик, и тяжелые бои уже шли на подступах к Орджоникидзе. Я считаю, что именно в эти дни там решалась судьба страны. Нефть тогда добывалась только на Кавказе, месторождения в Поволжье, на Урале и в Сибири еще не были открыты. Поэтому фашисты и старались любой ценой, оседлав перевалы Главного Кавказского хребта, выйти в Закавказье и на черноморское побережье. Наши войска отходили в Закавказье через Эльбрусский район, где держала оборону горнострелковая дивизия, оседлав высокогорный перевал Донгуз-орун.

Я замолчал, подбирая слова, потом продолжил:

– Конец октября в горах – это уже зима, особенно на высоте три с половиной – четыре тысячи метров. В это время постоянно бушуют бураны и стоят сильные морозы. Перевалы через хребты часто засыпает глубоким снегом. В этих условиях стрелковая дивизия, к которой мы тогда были прикомандированы, совершала отход через хребет. Бойцы дивизии несли на руках около пятисот тяжелораненых. Но главное, бойцы и командиры дивизии в вещмешках на спинах и на вьючном транспорте вынесли двенадцать тонн молибдена с Тырныаузского горнорудного комбината. Но и это еще не все. Бойцы сумели вывести двадцать пять тысяч голов рогатого скота из племенных совхозов.

Вообще в эти дни через хребет уходили все, кто мог передвигаться, кто не хотел оставаться под фашистами, – вспоминая тяжелые картины прошлого, сказал я. – Альпинисты горных отрядов войск НКВД и созданных позднее таких же отрядов Красной армии навешивали веревки на крутых подъемах, укладывали над большими трещинами настилы с перилами. Вообще, наши альпинисты НКВД были не только проводниками и инструкторами, но часто и просто носильщиками.

Это я насчет головорезов, – косо глянув на штатского, бросил я. Уж он точно никогда в жизни не видел, как в обледеневших горах бойцы вели под руки стариков и старух, несли на носилках детей и больных, а Саня Пинкевич нес за спиной в трофейном рюкзаке немецкого горного егеря трехлетнюю девочку.

А сколько наших ребят из спецчастей НКВД погибло в Кабардино-Балкарии еще перед началом большого немецкого наступления. Наши альпинисты взорвали тогда бóльшую часть заготовленного немцами бензина. Поэтому немецкое наступление неоднократно откладывалось, что и дало время организовать оборону в горах. А гибли наши бойцы в основном после отхода с объекта диверсии. С той стороны ведь тоже были серьезные бойцы, а не воспитанники детского сада – солдаты горнострелковых дивизий и егеря высокогорных батальонов вермахта.

– Вы несколько отвлеклись, пересказывая нам хронику боевых действий, – подал голос подполковник.

– Я не отвлекаюсь, а отвечаю на ваш вопрос, – огрызнулся я. – Вы не хуже меня знаете, что обороной Главного Кавказского хребта руководил маршал Берия, он был главный представитель Ставки Верховного командования. В этой обстановке нашему командованию позарез нужна была информация об обстановке в районе перевала Морды, через который шла тропа в тыл эльбрусской группировки противника. Для проведения разведки на сложном горном участке был сформирован сводный разведывательный отряд. Он формировался в основном из бойцов 394-й стрелковой дивизии, прошедших альпинистскую и горнолыжную подготовку. Бойцов и командиров в отряд отбирал лейтенант Кельс, инструктор альпинистского отделения штаба Закавказского фронта. Отряд альпинистов-разведчиков должен был выйти через ущелье реки Секен на перевал Морды, создать там гарнизон и определить силы и средства противника в ущелье реки Морды. Это в тактическом тылу немецких частей, действующих в районе Эльбруса, – пояснил я молча смотревшим на меня людям. – Группой, где я, сержант войск НКВД, был заместителем командира, командовал лейтенант Берия. Лейтенант Серго Берия был из военной разведки и служил в разведотделе штаба Закавказского фронта, – пояснил я.

На меня посмотрели с интересом, ожидая продолжения рассказа, пока я, замолчав, собирался с мыслями.

– Двадцать восьмого октября мы, десять бойцов и сержантов