Апгрейд - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знаю всех этих людей, ведь у них есть то, что мне нужно — информация, которая может пригодиться в будущей войне. И еще они — единомышленники, отвергнувшие Ваала.
Усаживаюсь в кресло с фиксаторами для рук. Лари врубает лампу, направляет слепящий свет вбок, включает рядок мониторов, расположенных вдоль стен, берет стальной диск с датчиками.
— Что проверяем? Чего ты вообще ко мне приперся?
Прикладываю палец к виску.
— Кажется, у меня чип.
Лари склоняет голову набок, его сияющие глаза вмиг превращаются в льдинки… нет, в стальные скальпели.
— Ха-ха! Кажется? С чего бы?
Снимаю с себя все железное: достаю пистолеты, нож, высыпаю патроны, отстегиваю противогаз, болтающийся в мешке за спиной, рассказывая о своих сегодняшних приключениях. Лари слушает, кивает и почесывает голову.
— Н-да, странно, что зверобогие вообще тебя отпустили. Они уже давно так не делают. Ну да ладно, сейчас посмотрим, где у нас жучок.
Он с улыбкой подносит к моей голове стальной диск, мигающий красными лампочками, и они начинают жужжать, перекрывая шум мотора, меняют цвет на зеленый.
— А бывает так, что чип контролирует носителя? — Скосив взгляд, смотрю на монитор, где появляется мой череп, шейный отдел позвоночника, ребра…
— Не-ет, он просто содержит информацию и служит для идентификации. — После того, как отсканировал ноги, Лари комментирует: — Ничего не понимаю. Вижу только титановую вставку в правой малой берцовой кости. Нет у тебя ни чипов, ни жучков.
Он поднимается, задумчиво смотрит на сканер, как в зеркало. Фургон поворачивает, и мы едва удерживаем равновесие. Лари садится в кресло, потирает гладкий подбородок. Я распределяю патроны по ячейкам патронташа, сую пистолеты в кобуры, нож — за голенище берца, тянусь за вещмешком, поворачиваю голову и замечаю, как по лицу Лари будто бы пробегает волна, стирает с него беззаботность, меняет цвет кожи на мертвенно-бледный. Он глядит с ужасом и, направляя на меня пистолет, шепчет:
— Мама-Иннана…
В этот момент его силуэт вспыхивает красным, в голове появляется знание, что передо мной опасный преступник, которого нужно ликвидировать, и одновременно Лари нажимает на спусковой крючок, но я успеваю метнуться в сторону. Пуля застревает в кузове. Лари не успокаивается. Пятясь назад, продолжает палить в меня, засевшего за креслом, тряска едущего автомобиля не прибавляет ему меткости.
Что за хрень?
Я мог бы уложить Лари, мало того, я безумно хочу… нет, я ЖАЖДУ это сделать, просто руки чешутся, но остатками разума понимаю, что нельзя, во-первых, я его уважаю, во-вторых, он должен рассказать, что со мной происходит.
— Убирайся отсюда прочь, тварь! — орет он.
Теперь он бежит ко мне, рискуя нарваться на мою пулю, откатываясь к мониторам, стреляю в его руку с пистолетом. Третья пуля находит цель, Лари вскрикивает, роняя оружие, я бросаюсь на него. Валю его на пол, сажусь верхом, заламывая руки, и глаза застилает багровая муть, ширится, пухнет желание убивать, заслоняет здравый смысл.
— Что происходит, Лари? — с трудом подавляя ненависть к нему, спрашиваю я.
В его глазах плещется ужас, тело бьет крупная дрожь. Или это просто машина едет по плохому асфальту и трясется?
— Ты больше не Леон, — говорит он, выплевывая слова. — Ты — крысоед. Тебя отпустили, чтобы ты вернулся и убил всех, кого любишь. Тебе вряд ли дадут даже сдохнуть, и все, что ты можешь — уехать в другой зиккурат, чтобы не подвергать опасности свою стаю.
Я понимаю его слова, но не принимаю их.
— Как это возможно? — говорю, вставая с него.
— Не знаю, — он сворачивается калачиком, баюкает раненую руку, а сам поглядывает на валяющийся на полу пистолет. — Воздействие идет на мозг безо всяких чипов. Программа называется «Крысоед».
Видимо, от сопротивления программе перед глазами начинает темнеть, инстинкт самосохранения намертво сцепляется с разумом, который отказывается подчиняться и убивать Лари. А вот бывший приятель тянется за пистолетом левой рукой. Берцем отшвыриваю оружие, выбираюсь из лаборатории на переднее сиденье и приказываю Биллу остановиться, он перестраивается в крайний ряд, я выскакиваю из фургона и не разбирая дороги бегу прочь.
Несусь, шлепая по влажному асфальту. А когда приходит осознание, что я стал куклой зверобогих, изо всех сил желаю выбежать на трассу, но ноги не слушаются меня. Потом пытаюсь спрыгнуть с моста, но не могу сдвинуться с места. Мне не нужна такая жизнь, но я нужен ей.
Ты не смог ликвидировать преступника и предотвратить его грядущие злодеяния.
Твое предыдущее достижение аннулировано.
Осталось предотвратить 500 правонарушений.
В наказание я чуть дольше бесконечности терплю такую головную боль, что едва не отключаюсь. Постепенно возвращается способность соображать, и становится еще хуже. Боль, разрывающую душу, не погасить лекарствами, не заткнуть действиями.
Зверобогие превратили мою жизнь в жалкий обрубок без радости и цели. Мне нельзя вернуться к тем, кого я люблю, я опасен для них. У меня нет даже надежды, что найдется выход.
Бездумно бреду по мокрому асфальту, а потом мокрый, отчаявшийся, я просто сажусь на мост и свешиваю ноги. Бездумно смотрю на пустынную ярко освещенную площадь с идолами богов, в брюхах которых — приемники для вещей. Считается, что Ваал брезгует черноротыми, потому не принимает от них человеческих жертв, и они жертвуют вещами, которые не сгорают, а переходят служителям культа, спускающихся сюда с верхних ступеней.
У меня нет денег и сухих вещей. Думаю, Ваал не обидится, если я его немного выпотрошу. А если обидится, тем лучше.
Спускаюсь на огромную площадь, которая заканчивается храмом, а на нем –голопроектор, транслирующий ролики из жизни богов. Блики отражаются в мокром асфальте, и я будто бы шагаю по акварельному холсту, выполненному техникой по-мокрому. Ценитель прекрасного во мне так сокрушается, что под рукой нет красок и холста, что я даже ненадолго забываю о своих проблемах.
На полпути к крайнему идолу я замираю, потому что голограмма меняется: появляется дикторша в белом костюме с огромным стоячим воротником и объявляет:
— Внимание всем жителям Нового Карфагена! Минуту назад в возрасте ста пятидесяти трех лет скончался Белый Судья. Отныне мир погрузился в хаос, и безвременье продлится до тех пор, пока воплощенная Танит не снизойдет до божьего избранника. Помолимся, чтобы это свершилось как можно скорее.
Ее голос звучит одновременно торжественно и заупокойно. Следующий кадр — поющие жрецы, сменившие одеяния с красного на черный.
Вот это новость! Как все наслаивается: облава, слова Лари про программу «Крысоед», а теперь еще и смерть Белого Судьи… Представляю, как миллиарды Вааловых прислужников сейчас рвут волосы на всех местах, и сама собой появляется злорадная улыбка.
Сто лет назад безвременье длилось месяц, за это время два древнейших рода вырезали друг друга чуть ли не под корень в борьбе за власть. Пекин отказался подчиняться Новому Карфагену, пролились реки крови зверобогих. А потом Танит снизошла до представителя одного из враждующих родов, и он стал сыном Ваала — Белым Судьей, персонажем приближенным к богам. Он остановил войны и междуусобицы, ведь его желания достаточно, чтобы наложить запрет на любое человеческое деяние. И прервать чью угодно жизнь.
Чую, будет у высших зверобогих светопреставление, начнут бросать в огонь своих отпрысков, чтобы Ваал выбрал представителя именно их рода. Думают, «свой» Судья будет со снисхождением смотреть на их беззакония. А хрен там! Он перестает быть человеком и не принадлежит себе.
Закрадывается мысль, а не хотел бы я стать самым могущественным человеком в мире? Миловать и карать, пресекать несправедливость…
Ради себя — на хрен нужна такая головная боль. Но ради своего народа я принял бы дар. Ухмыляюсь. Размечтался, как маленький! Будто это возможно. Более двух тысяч лет Танит выбирает Судью лишь из древнейших родов Карфагена. Не из русских, индийских или китайских последователей Ваала — только из пунийцев.
Запрокинув голову, пытаюсь отыскать в разрывах туч хотя бы одну звезду. Пусть наш покровитель Шахар услышит меня и порадуется вместе со мной! И да будет так, что Танит не воплотится и мир кровожадного Ваала погибнет!
Слышишь, Шахар⁈ Бог, как и я, свергнутый и изгнанный из мира, который так любил. Ты должен понимать меня как никто другой.
Радостная новость будто бы оживляет мой разум, и я начинаю искать выход. Если какой-то продвинутый зверобогий создал программу, которую записал в мой разум, значит,
