Завет стали - Дэвис Ашура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синдер окинул избу критическим взглядом. Не особо богато, а значит, Питч вряд ли сможет обеспечивать брата, который не в состоянии добывать пропитание самостоятельно.
И что теперь? Его выгонят? Это возможно.
Странно, но Синдеру даже не пришло в голову испугаться.
* * *Все еще находясь в растрепанных чувствах, Синдер нашел одеяло и постельные принадлежности. Ему удалось урвать пару часов сна, прежде чем Питч растолкал его ботинком и резко произнес:
– Пора.
Синдер выбрался из-под одеяла, обратив внимание на то, что Питч разглядывает его с вопросительным выражением лица. Он догадывался, о чем думает брат. Питч хотел знать, не вернулась ли к нему память., и Синдер ответил на невысказанный вопрос:
– Я все еще ничего не помню.
Лицо Питча прорезали морщинки разочарования.
– Тогда пойдем, – сказал он, ведя Синдера наружу.
Сумерки. Он проспал дольше, чем полагал.
Синдер как дурачок плелся за Питчем, просто идя туда, куда ему скажут. У него не было иного выхода, и он ничего не мог с этим поделать. Из-за всей этой ситуации его переполняла досада, но, как и в случае с тревогой, он отодвинул ее на задний план. Сейчас не время. Нужно трезво мыслить, чтобы понять, как действовать дальше. От этого зависело его будущее. Или, по крайней мере, так ему казалось. Эмоции могут подождать до лучших времен.
Они с Питчем шли в центр деревни. Синдер хромал, поэтому ему трудно было поспевать за братом, и молча проклинал свои недуги.
Они подошли к небольшой округлой площади, где у подножья травянистого холма сходилось несколько дорог. Там обнаружились Симиал и Лок, стоявшие рядом с узкоплечим изможденным стариком с обветренной темной кожей. В руках у него был посох выше его небольшого роста, на голове не было ни волосинки, и стоял он с голой грудью, в одних лонджи[4], которые когда-то были белыми, а теперь потемнели.
Также там была молодая женщина с длинным лицом и пухлыми губами, при взгляде на которые создавалось ощущение, что она часто улыбается. Но не сейчас. Сейчас она хмурилась и беспокойно сжимала руки. Синдер понял, что это жена Питча.
На похоронных дрогах, собранных из хвороста и стопок колотых дров, возлежали два тела, полностью закутанные в белое. Родители Синдера. Ни одна часть их тела не была видна.
Пришло время похорон. Питч сделал жест молодой женщине, и она выступила вперед.
– Это моя жена, Шеза, – сказал он. Затем он указал на старика: – Наш священник, Дипак Морал. Мы по возможности проводим похороны в день смерти. Это считается благоприятным.
Дипак сильнее оперся о посох и склонил голову набок.
– Он правда о нас не знает?
Питч ответил:
– Он ничего не знает. По крайней мере, так было, когда он пошел спать.
Синдер поймал на себе полный смутной надежды взгляд Питча.
– Я не знаю. Правда, – подтвердил он. – Единственное, что я помню, – это как очнулся в колодце и Питч меня вытащил.
Шеза вышла вперед, ее лицо озарила теплая улыбка.
– Значит, нам придется заново научить тебя тому, что ты забыл, – ее голос оказался на удивление низким.
Дипак прочистил горло, и улыбка сползла с лица Шезы.
Сощурившись, Синдер глянул на священника. Все вокруг что-то знали, приняли какое-то тайное решение, и исходило оно, судя по всему, от священника. Синдер задумался о том, что это могло бы быть. У него были подозрения, но…
Он прервал раздумья, когда собрались жители деревни: едва ли двести человек мужчин, женщин и детей. Питч представил каждого, объясняя обитателям Ласточки, что Синдер потерял память.
Синдер запомнил несколько имен жителей, которых ему представили, но их лица слились в расплывчатое пятно, когда они выражали соболезнования, сочувственно качая головами. Дети с грустными глазами говорили мало, тоже бормоча что-то сочувственное.
Негромкий стук привлек внимание Синдера к похоронным дрогам, у которых стоял Дипак, постукивая посохом по земле.
– Пора, – объявил он. – Сумерки. Самое благоприятное время, чтобы отправить возлюбленных наших в вечные объятия Девеша. Пусть Шокан и Сира станут проводниками на пути их.
Произнеся это, священник открыл книгу и начал бормотать слова, смутно знакомые Синдеру, но он не знал, на каком языке тот говорил.
– Шевасра, – прошептал Питч, стоявший слева от Синдера. Он держал зажженный факел – единственное светлое пятно на фоне стремительно угасающего дня. – Это святой язык, язык Шокана и Сиры, на нем говорили в их родных землях. Говорят, он возносит тело на небеса.
Шокан. Сира. Шевасра. Важные для жителей Ласточки слова, а Синдер понятия не имел, что они означают. Придется узнать гораздо больше, чем он изначально полагал.
– Дипак молится?
Питч кивнул.
– И он читает молитвы из своей книги?
Шеза, стоявшая справа от Синдера, фыркнула:
– Из «Страданий воина»? Нет. Священники заучили наизусть важные отрывки, но прочесть их могли только Шокан и Сира. Они написали ее. Книга написана на шевасра.
В Синдере проснулось любопытство, и он обнаружил, что его волнуют и другие вещи, помимо будущего и потерянной памяти.
Дипак закончил спустя несколько минут, тьма как раз одеялом накрыла деревню. Священник кивнул Питчу. Тот вышел вперед с зажженным факелом, приблизился к дрогам, на которых лежали их родители, и поджег хворост.
Синдер хотел помочь, но Шеза схватила его за руку.
– Только старший сын может поджигать погребальный костер. Стой и смотри.
Питч обогнул погребальный костер, поджигая хворост факелом, пока почти весь он не вспыхнул. Огонь почти сразу охватил дроги, и Шеза вручила Синдеру незажженный факел. В другой руке она держала еще один, и Синдер заметил, что такие были у каждого жителя деревни, включая детей.
– Зажги свою веху, – сказала Шеза, указывая на дроги.
Синдер подошел туда, куда она показала. К этому времени пламя уже горело ярко, взметаясь вверх и освещая лица всех жителей деревни. Жар явственно ощущался с тридцати метров или даже больше и простирался далее, то накатывая, то отступая, словно волны огненного океана.
Синдер остановился, когда Питч встал между ним и костром. Брат протянул свою веху, как выразилась Шеза, и Синдер тут же понял, что от него требовалось. Он зажег свой факел от факела Питча. Затем это сделала Шеза, а за ней – Симиал и Лок.
Остальные жители деревни последовали их примеру и зажгли свои факелы от факела Питча. Вскоре погребальный костер, который к этому времени успел разгореться еще жарче, окружало море охваченных пламенем факелов. При виде этой картины глаза Синдера расширились от изумления.
Это восхитительно.
Питч поднял свой факел высоко в небо и прокричал:
– Оникс Шейд. Инара Шейд! Никем не забыты! Вечно превозносимы!
Жители деревни повторили эти слова, тоже поднимая свои факелы, и, на взгляд Синдера, их голоса звучали ликующе.
