Легенда о Макаре - Виктор Дан

– Это все?

– Есть еще запись о Шкиле, – Панавин открыл другую закладку. – Шкиль дал показание, что присутствовал при аресте знаменитого сталевара Макара Мазаева в Талаковке. Его взяли по доносу местного хуторянина, фамилия неизвестна. Мазаев оказал сопротивление и был избит прикладами.

– Какой был приговор?

– Какой приговор может быть предателю?! Расстрел!

– Что Вам известно о судьбе Мазаева?

– Замучен в застенках гестапо. Этим делом занимались органы, но ничего определенного не было обнародовано. Вывод был такой, если бы Макар согласился сотрудничать с немцами, то это было бы известно. Он умер как герой. Многие предатели пошли работать на завод и даже варили сталь. Некоторые пытаются бросить тень на память о нем, чтобы оправдать свое угодничество перед немцами во время оккупации.

– А Вы были в оккупации.

– Нет! Ни одного дня!

Михаил едва удержался, что бы не разразиться тирадой: «А моя бабушка и родители были! У нас немецкие солдаты квартировали. Бабушка однажды кормила их супом. Может, и ее расстрелять за это?! В дополнение к деду, которого немцы убили на фронте. Кто обезглавил армию перед войной, кто натравил рабочих на крестьян, лодырей на трудяг, расколол народ на два лагеря? Кто отдал врагу или уничтожил половину военного и промышленного потенциала страны за первые четыре месяца войны?». Он сказал только:

– Спасибо за информацию. Я видел памятник расстрелянным работникам завода. Думаю, Ваше беспокойство об их репутации безосновательно. Возможно, они не идеальные герои. Таких не бывает. Но смерть от оккупантов подвела общий итог в пользу бессмертия памяти о них.

Михаилу стало немного неловко от своего пафоса. Позже он вспомнит эти слова и удивится своему предвидению.

Когда дверь за Панавиным закрылась, Михаил попытался собраться с мыслями на тему, что делать дальше.

Он понимал, что еще не готов к серьезному разговору с Писаренковым. Если и было у него что-то в довоенном прошлом, то последние пятьдесят лет беспорочной, и даже больше, общественно полезной жизни не давали право вытаскивать это что-то под нажимом, без фактов или зацепок. Короче, нужен хоть какой-то повод для разговора. Если бы Писаренков готов был к откровенному разговору, то это случилось бы при их первой встрече. Тогда он сказал буквально одну фразу: «Все в моей автобиографии и анкете. Проверяйте!».

От нечего делать Михаил решил съездить в Талаковку.

Как всегда свою работу в селе Михаил начинал с сельсовета. Он считал за правило, что местная власть должна знать о целях его приезда. Кроме того, сельсовет располагал наибольшей информацией о населенном пункте и людях живших и живущих в нем. Он не ошибся и на этот раз. Председатель сельсовета, мужчина едва за тридцать, одетый с чиновным лоском, сразу порекомендовал Михаилу побеседовать со старожилом:

– Есть у нас бывшая учительница, Портола Евдокия Петровна. Здесь родилась и прожила безвыездно 78 лет. Даже в оккупацию умудрялась учить детей. Живет одна, но ее не забывают ни дети, ни взрослые. Считай, все жители села ее бывшие ученики. На пенсию вышла только три года назад…

Михаил нашел Евдокию Петровну в саду дома рядом со школой. У нее в заборе даже вторая калитка была прямо в школьный двор.

Невысокая худощавая женщина с молодыми голубыми глазами была повязана платком не под шею, а на лбу по моде сороковых годов. На ней был выцветший байковый халат и мужские ботинки. В саду она собирала яблоки. Ей помогали дети в возрасте на вид от десяти до пятнадцати лет: три девочки и мальчишка.

Михаил рассказал о цели своего приезда.

– Извините, что оторвал Вас от работы. Могу приехать в удобное для Вас время.

– Ничего страшного. Мы как раз собирались пить чай. Садитесь здесь, сначала выпьем чаю, потом поговорим. Или вы торопитесь?

– Нет, нет! Я подожду, сколько нужно, спасибо!

Хозяйка отдала своим помощникам нужные распоряжения. Корзины с яблоками снесли под навес. Дети выстроились в очередь к рукомойнику, а потом засновали между кухней и столом на веранде, где в углу хозяйка пристроила Михаила.

– Все готово! Прошу к столу, – распорядилась Евдокия Петровна, когда появилась с огромным заварным чайником.

В центре стола красовались соблазнительного вида яблочный пирог и большая тарелка с ватрушками. Дети при постороннем дяденьке высоченного роста вели себя тихо. Через полчаса они поблагодарили хозяйку и оставили ее наедине с гостем.

– Мои добровольные помощники. Они позволяют мне забыть об одиночестве. Уже полвека я одна. Муж с фронта не вернулся.

– Погиб?

– Слава Богу, нет. Мы не успели завести детей. У меня были проблемы со здоровьем. А он ухитрился стать отцом на фронте. Попросил развод, я не стала возражать. Так что Вам рассказать об оккупации.

– Меня еще интересует и период коллективизации, хотя вы были еще ребенком.

– Не таким уж ребенком, пятнадцать лет. Многое видела своими глазами, многое помню. Моя мама работала фельдшером, и роды принимала. В доме побывало много людей. Не здесь. Мы тогда жили при больнице. А этот дом муж построил в сороковом году, в послевоенное время пришлось заменить кровлю, недавно оборудовали газовое отопление. Возможно, я у Вас отнимаю напрасно время. Как многие одинокие люди, люблю поболтать, особенно со свежим человеком, которому еще не надоели мои экскурсы в прошлое…

– Нет, нет! Готов слушать, пока Вам не надоест. Меня как раз интересует прошлое. Во время оккупации здесь в Талаковке арестовали знатного металлурга, участника стахановского движения Макара Мазаева. Вы помните это событие.

– Как же, помню! Прятала несколько дней его жену Матрену, когда его арестовали. Она боялась, что приедут и за ней. Так вот, при аресте не присутствовала, но видела, как по улице его везли на подводе. Он лежал, по бокам двое полицаев, третий правил лошадью. О самом аресте рассказала Матрена. Макар был пьян, был за ним такой грех, и спал, когда вошли без стука полицаи. Нужно сказать, что тогда дома в деревне не всегда запирались даже на ночь. Они его грубо разбудили и потребовали ехать с ними в Лебединское в полицейский участок. Он наотрез отказался и попытался силой вырваться и убежать из дому. Ударом приклада его свалили на землю и били, пока он не потерял сознание. Тогда связали, погрузили на подводу и увезли. Говорили, что в Лебединском его передали полевой жандармерии и на той же бричке отвезли в город в гестапо.

– Кто может подтвердить, что в гестапо?

– Возницу, полицая, потом судили, когда наши вернулись. Он отвозил Макара и в город. На суде были свидетели из Талаковки. Это был не единственный арест. Здесь много заводских пряталось во время оккупации у родственников и знакомых. Всего десять километров от завода. После войны, когда устроили автобусное сообщение, некоторые беженцы в город не вернулись, а ездили на завод из Талаковки. И сейчас ездят их дети и внуки.

– Почему Макар и Матрена остановились в Талаковке, а не попытались эвакуироваться.

– Почему не эвакуировался на Урал знатный сталевар в организованном порядке, я не знаю. Самовольная эвакуация была строжайше запрещена. Беженцы шли за отступающими воинскими частями. Знаю, что все, кто пытался уйти в сторону Таганрога, были отрезаны немцами. Кто-то вернулся в город, но большинство рассеялось по хуторам и селам. Рабочий контингент заводов формировался из окрестных сел. У Матрены здесь жили сестра и брат. Брат, кстати, тоже служил в немецкой полиции. Он ушел с немцами и очутился потом в Аргентине. Как-то ухитрился уехать через Италию и вывезти семью: жену и двоих детей. Написал письмо своим родственникам в 63-м во время хрущевской оттепели. Все считали их погибшими.

– Интересная история. А что заставило брата Матрены служить в полиции?

– А Вы разве не знаете, что семья Матрены тоже была раскулачена? Старшим брату и сестре повезло, что они поженились и перебрались в Талаковку еще до коллективизации. Матрену забрал к себе брат, когда родителей раскулачивали. Вскоре она перебралась в Рабочий поселок, что рядом с металлургическим заводом. Там познакомилась с Макаром и вышла за него замуж. Тогда Макар не был еще знаменитым.

– Теперь понятно. Брат Матрены был зол на советскую власть.

– Все гораздо сложнее. Поражение Красной Армии было настолько неожиданным и ошеломляющим, что многие даже лояльные к власти люди поверили, что все безвозвратно потеряно, а жить как-то нужно. К нему пришли и предложили. Он не смог отказаться. Он даже ко мне приходил советоваться. Я порекомендовала воздержаться, найти предлог и отказаться. Он не смог. Нашелся человек, который оказывал на него большее влияние, чем я. Если можно, я не буду больше говорить об этом.

– Сейчас меня интересует Макар. Есть показания полицая, что на Макара донес кто-то из местных жителей.