Московский апокалипсис - Николай Свечин

– Кто тут мне ещё нукать не велит?

Убийца медленно-медленно попятился назад, осторожно отвёл клинок от горла и пробормотал:

– Нукай сколь хошь, мы не против. И парня забирай, мы и тута не против…

Батырь согласно кивнул, развернулся и пошёл против потока. Позади него образовалась дорожка шириной в полтора аршина, в которую Пётр тут же пристроился. Так они пробились до ближайшего переулка и свернули в него.

– Уф! – вытер пот беглый. – А вовремя я, однако!

– Саша! – обнял его Ахлестышев. – Как ты тут оказался?

– Как и ты – ногами пришёл. А пока топал – сообразил: власти-то в городе нету. А без власти рядом с русским человеком опасно находиться. Когда же бегство это разглядел, совсем за тебя спугался. Тут полно раненых солдат, которых начальство бросило. Ещё больше дезертиров. Злые! Много народу уже пограбили да перебили. Пьяные все… Ну и решил дожидаться товарища.

– Вот спасибо тебе! А палаш где добыл?

– У стрекулиста одного отобрал. Ещё вот два пистолета есть. Возьми один себе.

– Сань! Я в человека выстрелить не сумею…

– Бери, бери! Пуганёшь кого при надобности.

– Ну, давай. В нынешней Москве вещь полезная, ты прав.

Пётр сунул пистолет сзади за пояс, прикрыв арестантским бушлатом.

– Пошли дальше пробиваться?

– Нет, – сказал налётчик. – Супротив течения даже я долго не совладаю. Давай перейдём на ту сторону. Там внутри никого нет, все здесь драпают. По Малой Бронной добежим до Арбатской площади, а там и твоя Остоженка неподалёку.

– Саш, ты глянь, что делается! Как же мы перейдём?

– Возьми меня сзади за кушак, да покрепче. И не отпускай. Готов?

– Да.

Батырь шагнул на проезжую часть и схватил ближайшую лошадь под уздцы.

– Осади, маракузия! – рявкнул он кучеру. Кобылка, почувствовав сильную руку, стала. Тут же беглые протиснулись в следующий ряд. Поскольку все четыре ряда еле-еле ползли, им удалось без помех пролезть и в третий, но тут случилась заминка. Два вороных жеребца напирали грудью, и обойти их в тесноте было невозможно. Друзья оказались зажатыми с двух сторон. А тут ещё и возница огрел Сашу кнутом.

– Куды прёшь, каторжная рожа!

Батырь осерчал, упёрся покрепче – и толкнул ближайшего жеребца под шею. Тот всхрапнул и повалился, ломая упряжь. Падая, он увлёк за собой и соседа. Мгновенно образовался затор, весь ряд встал. Беглецы воспользовались этим и рывком перебрались на ту сторону. Не обращая внимания на брань, несущуюся им в спины, они забежали в Малую Бронную и опять очутились одни. Быстрым шагом друзья направились к Арбату. Ахлестышева не покидало чувство, что он застрял в кошмарном сне. Огромный пустой город! Нигде ни души, ставни заперты и тихо, как в осеннем лесу… Б-р-р! Когда в переулке открылась компания мародёров, он даже обрадовался: хоть кто-то есть ещё! Но не обрадовались им. Пять мушкетёров и один щуплый улан вывалились навстречу и начали обступать их с боков. Физиономии у них были самого зловещего свойства. На этот раз среди грабителей не было ни одного раненого – только дезертиры.

– А ну не балуй! – вполголоса приказал Саша и вынул из-за пояса пистолет; Пётр последовал его примеру. Солдаты замешкались.

– Цыц! – так же спокойно добавил налётчик. И дезертиры, не решившись напасть, убрались назад в переулок.

– Ты вот что, – начал Батырь, – ты на свою Остоженку сильно торопишься? Там уж, поди, нету никого, и дом заколочен.

– Конечно, они уехали, но я не с ними встречаться иду. Просто хочу напоследок поглядеть… Там жила Ольга, понимаешь? Ещё совсем недавно. Мне надо-то несколько минут. А что?

– Да боюсь я тебя одного пускать. Вишь, что творится? Давай вместе ходить. Только я хочу воперёд на французов поглядеть, каковы они. Опосля провожу тебя на твою Остоженку, а оттуда двинем к Мортире Макаровне. Ну, а стемнеет, проберёмся за Семёновскую заставу, там уж и простимся.

– Где же ты собираешься глядеть на французов?

– Баяли, они в Дорогомилове со вчерашнего дня. Оттуда им по Смоленской и Арбату прямая дорога в Кремль. Поглазеем чуток и к Барыковым твоим пойдём.

– А давай! – согласился Пётр. – Это ж история творится на наших с тобой глазах. Двести лет не было в Москве вражеского войска! Мы – очевидцы, будет что потомкам рассказать.

– До потомков ещё дожить надо, – озабоченно сказал налётчик. – Во, гляди, ещё кого-то несёт. Придвинься ближе ко мне!

Из-за угла на них вышел худой долговязый человек, неряшливо одетый, с безумными глазами. Не глядя по сторонам, он мерял шагами мостовую и что-то бормотал под нос.

– С колеи съехал, – проводил его взглядом Батырь. – Слух был, что безумцев Ростопчин тоже велел выпустить, даже буйных. То-то веселье начнётся…

Путешествие по пустому городу продолжалось. Фантасмагория какая-то! Ни людей, ни собак, ни даже голубей не было на улицах Москвы. Кое-где зияли выломанными дверьми лавки, и на тротуарах перед ними валялись разбросанные вещи. Иногда за воротами как будто кто-то шевелился. То ли дворники подглядывали в щёлку, то ли грабители ждали, пока прохожие уйдут…

Вдруг со стороны Арбатских ворот послышался ружейный залп. Беглые замерли. Кто это там воюет? Неужели они опоздали и французы уже в Белом городе? Над Крестовоздвиженским монастырём взмыло вверх неимоверное число галок. Стрельба между тем перешла в рассыпную и стала удаляться вглубь Воздвиженки. Друзья послушали-послушали, да и отправились прочь.

Широкий лощёный Арбат был так же безлюден. Зато вдали, на Смоленской площади, толпился народ.

– Прибавь шагу, а то всю гулянку пропустим, – оживился налётчик, и они почти побежали.

На площади обнаружилось полсотни каких-то странных людей. Они махали руками, матерились и явно собирались воевать. Один грозил ружьём без кремня, второй – казачьей пикой, некоторые потрясали топорами. Судя по физиономиям, все бойцы крепко выпили, и море им было по колено. Появление двух новеньких в арестантских бушлатах произвело впечатление.

– Во! И каторжные с нами! – обрадовался гнилозубый малый, по виду небогатый купец. – За Русь святую всем миром – ура!

– Давай! – подхватили вокруг. – За Русь, за нея, матушку! Щас вот токмо кабак разобьём, и пойдём на антихриста!

– Ух, как я на них зол, – грозно, как ему казалось, пробубнил купчик. – Прям в клочья рвать буду!

Он махнул над головой латунным безменом и рыгнул.

– Что, Кутузов Бонапарту не побил, а ты сейчас побьёшь? – поинтересовался налётчик.

– С нами Бог и святые угодники! Они даруют нам победу…

– Тьфу, дураки! Бежим дальше, Петя, бежим прямо к речке.

По Смоленской улице они помчались к набережной, и скоро им открылась величественная и жуткая картина. Дорогомиловский мост был разобран, но сапёры навели по его остаткам понтонную переправу. Сверху, извиваясь огромной змеёй, ползло неисчислимое войско. Словно гигантский дракон оседлал Поклонную гору и теперь тянется, шипастый и страшный, к беззащитному городу. Сверкая бронёй, по четыре в ряд ехали кирасиры. Нескончаемой лентой маршировала пехота. Уланы ощетинились пиками, как лес в “Макбете”. Драгуны и конная артиллерия, не дожидаясь очереди на мост, переходили Москва-реку вброд. Военные музыканты трубили в тысячи труб. Юркие адъютанты передавали распоряжения степенным генералам. Лучшая в мире армия неотвратимо надвигалась на Первопрестольную…[11]

Пётр с трудом отвёл глаза, повернулся к товарищу. Ошарашенный, разинув рот, тот молча глядел на невиданное зрелище. Даже его простая душа была потрясена.

– Смотри! – налётчик дёрнул друга за рукав. – Эх, зачем же это!

Первая шеренга пехотинцев ступила на мост. Неожиданно навстречу им бесстрашно выбежал седобородый мужик в полушубке, с вилами в руках. Он держал их наподобие штыка и явно искал, в кого вонзить орудие. Вот безумец наметил жертву: правофлангового тамбурмажора в расшитом галунами мундире. Видимо, из-за этих галунов мужик принял музыканта за генерала. Поравнявшись с французом, он перекрестился и сделал неумелый выпад. Тамбурмажор ловко от него уклонился, взял смельчака за плечи и одним сильным толчком сбросил с моста в реку. Мелькнул на поверхности тулуп и через секунду исчез…

– Ну, братское чувырло, я тебе это припомню! – погрозил издали кулаком Саша-Батырь, и едва не полез драться с тамбурмажором.

– Очумел? – схватил его за рукав Пётр. – Наше дело теперь – охать да помалкивать. Бросила нас армия! Да и потом, что этому французу оставалось, когда на него с вилами налетели?

– Знамо что: по шее настучать да отпустить! Он же пьяный в зюзю, не ведает, что творит! Убивать-то зачем?

Расправа на мосту, похоже, не понравилась и самим французам. И когда в начале Смоленской на них бросилось ещё несколько смельчаков, их не закололи, а просто обезоружили. Развернули и дали хорошего пинка… Последние защитники Москвы тут же разбежались. Огромный поток захлестнул город и стал, дробясь на десятки ручейков, вливаться в берега московских улиц. Словно прорвало дамбу, и Первопрестольную сейчас затопит по самые маковки…