Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ) - Билык Диана

Чем же детей занять, пока девушка спит?

— Ты сказки любишь, Юла? — спрашиваю тихо.

— Люблю, — Юля прижимается к ладошке брата, а он хмурится. — Те, что мама рассказывает, — делится малышка и устало прикрывает глаза.

Теряюсь. Выбор-то бесконечный. Какие сейчас истории популярны у семилетних детей?

— А что самое любимое? — пытаюсь сузить поиск. Я сказок много знаю, но хотелось бы учитывать пожелания публики.

— Мама сама их сочиняет, — шепотом хвастается Миша. Обнимает сестру, широким жестом притягивая к себе, ласково поглаживает по голове, и малышка утыкается лбом в его плечо и замолкает. — Какая ты жаркая… — бурчит недовольно мальчик, но и сам вдруг прикрывает глаза. Сон одолевает стремительно, особенно, когда несколько дней провел в горячке.

Я сижу, не двигаясь, на краешке постели, рассматриваю спящих детей и девушку, впитываю в себя их любовь. Наверное, это так называется. И только, когда ноги немеют от неудобного положения, поднимаюсь и бреду из комнаты, чтобы выдохнуть и прийти в себя.

Прикрывая за собой дверь, бросаю последний тревожный взгляд на девушку. И сердце галопом выскакивает под горло, запирая дыхание. Она такая нежная и красивая — тоже такую заботливую жену себе хочу, аж под ложечкой сосет от зависти. Но где же ее муж, вот в чем вопрос?

Горчит во рту от нелепого предчувствия, что с Ласточкиной не все в порядке. И бабка еще эта глазливая, ее бредни до сих пор крутятся в голове, как заевшая пластинка.

«Сорвешься — отвернешься от судьбы своей, справишься — награда будет горькой, но заслуженной».

В этой фразе нет никакого смысла, но я все равно повторяю ее про себя, как мантру.

Справлюсь? С чем? И что за награда? Горькая… Зачем мне горькая, я сладкую хочу.

Что-то сегодня явно пошло не так. Вот как вошел в этот подъезд — словно в новую жизнь шагнул. Мистика какая-то…

Халат оставляю в коридоре на крючке, туда же отправляю пальто, на хлипкую полку вмещаю портфель, прохожу по узкому коридору в полной темноте и попадаю в кухню.

Кот уже тут, когда успел смотаться из комнаты только, и следит за мной из-под стола, где стоит небольшая пустая плошка, видимо, для его корма, а рядом баночка с водой. Хотел подойти погладить пушистика, но он предупредительно зарычал.

— Ладно, охранник семьи, я тебя не трогаю, — вскидываю ладони и скептическим взглядом оцениваю квартиру.

Однокомнатная. И сейчас кажется еще меньше, чем с первого взгляда.

Кухня скромная, старая печка, кроха-умывальник, никаких бытовых приборов: микроволновки или кофеварки. Мебели критический минимум. Старые советские шкафчики в ряд над печкой и мойкой, обеденный миниатюрный стол рассохся давно и требует отпуск на помойке, в перекошенном от старости холодильнике мышь повесилась, пару кривых картофелин, подгнившая морковь в отсеке для овощей и молоко в бидончике, но и того мало осталось. На узких полках, слева от печки, ни крупы, ни хлеба, ни чая. Зато пышно зеленеет традесканция, спустившись почти до пола. В шкафах тоже пусто. Нихрена, даже в баночке с надписью «манка» ни зернышка. Сахарница пустая, в солянке на самом дне. Из посуды нашел несколько тарелок, две скромные железные мисочки, пару небольших кастрюль. Сковорода стоит на краю печки, чуть в стороне четыре чашки. Те самые, в которых Миша приносил чай — уже вымытые и перевернутые на сушке. Тут же единственная более-менее новая тарелка, с золотым ободком, на которой мальчишка приносил бананы.

Растираю кулаком ноющую не по-детски грудь. Почему эта женщина с больными детьми в таком жутком положении?

И они еще вызвали на прием дорогущего частного врача? А платить чем? На жратву явно не хватает.

Ситуация до того странная, что я невольно морщусь от покалывания между ребрами и снова открываю холодильник. Пусто, точно в моем сердце.

Как они выживают? Где мужик, который наплодил малявок? Он что не может семью свою прокормить? Алкаш, что ли? Хотя я в квартире даже намека на мужика не вижу, ерунда какая-то.

Так-с.

Выуживаю из кармана мобилку.

— Крис, — прикрыв дверь на кухню, чтобы не шуметь, при этом замечаю, что стекло на полотне давно выпало, а вместо него вставлена картонка. Охренеть.

— Ты где? Я же жду, — елейно отзывается на другой линии любовница.

— Отмени на завтра приемы, я буду занят, — зачем-то игнорирую ее вброс об утолении моей жажды — как-то совсем не до секса сейчас. Меня больше волнует, что с этой семейкой не так.

— Срочных нет, я передвину, — Крис — неплохая помощница, включается в работу моментально. На передок доступная, но легко прыгнет на другого, если я вдруг занят.

— Вот и отлично. Завтра меня ни для кого нет, — отключаюсь и еще долго пялюсь на экран, соображая, что творю. Ведь нет никаких причин задерживаться здесь, но…

Озираюсь на полочки возле холодильника, где ровными рядочками стоят поваренные книги. Все чистые и аккуратные, словно хозяйка их никогда оттуда не снимает. Да, конечно, зачем их доставать, если продуктов все равно нет?

Приложение откликается на прикосновение пальцев. Быстро делаю заказ, вбиваю нужный адрес и прячу телефон в карман, приглушив звонок до вибрации.

Какое-то время стою у окна и рассматриваю ночной двор высотки. Октябрь не радует теплом, и в квартире прилично зябко, а я в одной тонкой рубашке и джинсах. Но мне до того жарко, что хочется раздеться полностью. Расстегиваю несколько пуговиц, чтобы избавиться от удушливого ощущения на шее, и все-таки возвращаюсь в комнату.

Меня будто нитью тянет к этой троице, а настоящую причину понять не могу.

Когда захожу внутрь, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, замечаю Мурчика. Кот, скрутившись в ногах хозяйки черно-белым клубком, мягко мурлычет, оправдывая свою кличку. Малыши, обнявшись, крепко спят, а девушка постанывает.

Подступив осторожно ближе и наклонившись над ней, прислушиваюсь.

— Не забирайте их, пожалуйста… — срывается сиплое с ее пересохших губ. — Я все верну, все отдам. Не трогайте детей…

Так, пора подключать мозги и силы посерьезней. С Ласточкой явно что-то с не чисто. И я разберусь в этой хрени, чего бы это не стоило.

Глава 4

Ласточка. Наши дни

Кто-то, вызывая в голове и ушах болезненное напряжение, пронзительно вскрикивает.

Я распахиваю глаза и, не соображая, что делаю, несусь через коридор в кухню, откуда слышатся голоса. Распахиваю закрытую дверь и сходу влетаю в крупную грудь в белоснежной рубашке.

На миг перед глазами темнеет. От удара и дезориентации после сна отлетаю назад и шлепаюсь на попу.

Пытаясь прийти в себя, фокусируюсь на лице напротив и вмиг теряю последние крохи самоконтроля.

Губы, приоткрывшись, подхватывают недостающий воздух, в ушах гремит, отчего я не слышу, что говорит мужчина. Он подает руку, цепляется за плечо, но я отталкиваю.

Его взгляд, невольно опустившись, застывает у меня между ног, но тут же скрывается за густыми черными ресницами, а мужчина отворачивается в сторону.

— Вам лучше прикрыться, — тихо говорит он, протягивая руку.

Не сразу понимаю, что распласталась в одной футболке и безобразно расставила ноги.

Ночью было жутко жарко. Я на ощупь, не включая свет, сбегала в туалет, заодно проверила, закрыта ли входная дверь. Была закрыта. Значит, сынулька выпроводил врача и заперся, а деньги я утром на клинику переведу — так даже удобнее и вопросов меньше. Скинув мокрый от пота халат и домашнее платье, в котором я уснула, и, выудив любимую тонкую футболку, что заменяла мне ночнушку, набросила ее на голое тело. Прежде чем рухнуть снова в кровать, я все-таки проверила детей. Оба спали крепко и не лихорадили. Успокоившись, что опасность миновала, я заснула, как младенец.

Чтобы вот так неожиданно проснуться.

У меня получается развернуться, но ноги все еще ватные, немеют, потому я с трудом переползаю в ванную и, не оглядываясь, захлопываю дверь. Дышу. Или не дышу.

Я, наверное, сплю. Или брежу.