Пять секунд будущего. Морпех Рейха (СИ) - Тепеш Влад

Ехали мы очень быстро — километров двести в час, я это определил по мельканию за окном столбов. Однако автобан просто идеален — ни тряски, ни качки, и если бы я не знал, что машина едет — смог бы определить это только по редким моментам торможения и разгона. Путь занял в сумме полчаса — значит, километров сто.

У меня было минут пятнадцать на подумать: Брунгильда дремала, медичка сидела, уткнувшись в измерительный прибор, так что мне никто не мешал.

Итак, Брунгильда действительно настроена мне помочь, и ее расчет мне понятен: операцию она провалила и осталась в живых только потому, что я ее не стал добивать. Я был бы идиотом, если б рассчитывал на благодарность нацистки, но ей нужна моя помощь, чтобы скрыть свой провал. Нет проблемы, мне похвалить ее нетрудно, даже кривить душой не придется: она действительно мне помогла.

Ее отец, граф Айзенштайн, хочет прищучить своего недруга, а потому ему я тоже нужен. Не вопрос, помогу с радостью, если он сможет доставить проблемы тем, кто стоит за экспериментом — я буду только «за».

А вот ушки на макушке мне надо держать, чтобы своевременно предугадать наступление момента, когда я уже перестану быть ему полезным, и вовремя исчезнуть. К тому времени мне необходимо понять, что к чему, и обзавестись вещами, нужными для побега. Кстати, девица сидит ко мне в четверть оборота, так что я воспользовался этим и незаметно спрятал второй пистолет, подобранный возле усыпленной охраны, в ботинок. Металл холодит голую ногу, но это фигня. Документы достать не получится точно, посему мой единственный шанс — вести себя настолько естественно, чтобы никому не пришла в голову мысль проверить мой паспорт или какой другой «аусвайс». И, конечно, пересечь границу на одной только арийской внешности не получится…

И тут молнией мелькнула мысль: а что, если бежать некуда?

Что я буду делать, если узнаю, что Третий Рейх победил?

— Приехали, — сообщил водитель и свернул куда-то.

Брунгильда открыла глаза, несколько раз моргнула — и тут машина остановилась.

Дверца открылась и я увидел нескольких людей в белых халатах. Вот как… уж не попал ли я из огня да в полымя?

Медики поспешно, но аккуратно вытащили из салона Брунгильду и уложили на каталку, затем заглянули снова и помогли выбраться мне. Я им подыграл: пусть думают, что я едва-едва на ногах стою, тем более что так оно и есть.

Людей в военной экипировке и с точно такими же странными ружьями, как то, из которого я уложил ассистентку, я увидел сразу. Стоят чуть поодаль, оружие у всех стволами вниз, что, наверное, не худший вариант. Блин, что там Брунгильда говорила о монстрах?

Меня усадили в кресло-каталку и медик, невысокий мужчина средних лет, спросил:

— Характер ваших ранений?

— Механические повреждения. Возможно, множественные переломы, но скорее, просто трещины. Чувство, будто меня сбили машиной.

— В диагностику.

Я скосил глаза и увидел человека лет пятидесяти, который как раз отпустил руку Брунгильды, проследил взглядом, как ее увозят, и посмотрел на меня. О том, что это граф Айзенштайн, я догадался и без подсказки. Так, что бы мне следовало сказать?

Тут я заметил, что он сам собирается что-то сказать мне, но медики резво повезли меня вперед и граф остался позади. С ним еще двое молодых мужчин, все трое в неформальной одежде, и у одного из молодых — кобура с пистолетом под мышкой.

Потом меня привезли в медицинское помещение, также заполненное разной аппаратурой, но оно все же почему-то больше напоминало больницу, чем лабораторию для бесчеловечных опытов. При этом два охранника пришли следом за мной и медиками и остались у двери. Не очень хорошо.

Главный прибор в комнате — прозрачный прямоугольный «гроб», заполненный синеватой жидкостью, и с кучей подключенных к нему кабелей. Верхняя крышка-лежак установлена на трех телескопических домкратах и явно должна опускаться вниз.

Когда меня пересадили на этот «гроб» — медик выглядит тщедушным, но на практике сильнее, чем кажется, медсестры тоже крепкие — и попытались уложить горизонтально, я уперся рукой в лежак.

— Что это такое? — спросил я.

— Хм… Первый раз видите?

— Я все тут первый раз вижу!

— Это сонар-сканирующий резонатор Дойла с модулем первичной обработки фирмы «Таубе механикс», заправленный составом Ринзера. Короче говоря, вам понравится, вы вылезать не захотите.

Я с подозрением покосился вниз, и сунул палец в щель между лежаком и стенкой. Жидкость приятно похолодила палец и он сразу потерял чувствительность. Да, это будет очень в тему…

Тем временем одна медсестра вынула ножницы и принялась разрезать штанину. Ну да, меня не сунут в ванную в одежде… Доннерветтер, пистолет в ботинке скрыть не удастся.

Как только дошла очередь до обуви, я сказал усталым голосом:

— Аккуратно с пистолетом, я не помню, ставил ли его на предохранитель…

Надеюсь, так будет выглядеть, будто я просто сунул пистолет в ботинок еще «там» и потом забыл вынуть, а не как умышленная попытка пронести оружие.

— Я возьму, — сказал один охранник, передал другому ружье, подошел и вынул пистолет из ботинка.

Затем мне на шее закрепили надувной воротник, уложили на лежак и начали спуск в жидкость. Все мое тело быстро потеряло чувствительность, и только отзвуки боли остались глубоко внутри. Какое невероятное облегчение.

Тем временем медик, которого я уже не видел, а только слышал, принялся клацать по клавиатуре, сопровождая это репликами «ого!», «да уж» и «ничего себе».

— Все очень хреново? — спросил я.

— Ну-у-у… Скорее наоборот. Все очень чудесно. У вас повреждена большая часть ребер, обширные ушибы и гематомы, и при этом ни одного перелома. Трещин много, как спереди, так и сзади, и я просто не представляю себе, как можно заработать столько трещин… Для этого надо упасть плашмя одновременно ничком и навзничь, что само по себе уже парадокс. Гретхен, дыхательные трубки! Так, сейчас мы вас погрузим полностью, чтобы просканировать голову. Главное — держите глаза закрытыми. Состав Ринзера глазам не повредит, но вы потеряете возможность фокусировать взгляд на несколько часов.

Медсестра напялила мне на лицо зажимы, вставила в ноздри и рот трубки, затем прицепила на нос что-то вроде прищепки и открутила пробку в воротнике, спустив воздух.

Блаженство полной нечувствительности ко всему на свете охватило меня полностью.

Некоторое время спустя начался плавный подъем.

— Глаза не открывайте! — услышал я голос, словно издалека, и дождался, пока с меня теплой водой смывают состав.

Затем мне закапали что-то в уши, и звуки вновь стали четкими.

— Можете открыть глаза. Как вы себя чувствуете?

— Лучше. Ломота во всем теле, но ничего не болит.

— Это нормально. Пока вы купались, мы при помощи модуля Таубе ввели вам регенерирующие энзимы, так что в трещинах уже начался процесс консолидации. Сейчас мы сделаем вам эластичный корсет, рекомендую носить его минимум два дня.

Процесс занял минут двадцать, после чего меня одели в халат и теплые тапочки.

— Так, думаю, первый этап лечения мы закончили, — сказал врач. — Есть какие-нибудь жалобы?

— Нет. Только горло пересохло.

Медсестра моментально принесла мне минералку.

— Спасибо.

— Вы в состоянии воспринимать важную информацию или нуждаетесь в отдыхе?

— В состоянии.

— У вас внутри черепа наблюдается металлический предмет диаметром в несколько миллиметров. Судя по всем признакам, в том числе по заросшей соединительной тканью пробоине, это осколочное проникающее ранение. Вы знаете об этом?

— Э-э-э… Я получил его недавно?

Врач покачал головой:

— Нет, несколько месяцев, полагаю. Рана зажила, осколок находится в мягкой мозговой оболочке, возле самого мозга, но не достал до него, и там имеется небольшое образование соединительной ткани. У вас не заметны никакие признаки повреждения мозга, но на вашем месте я бы проконсультировался с профильными специалистами. В данный момент же это вам ничем не угрожает.