Профессионалы - Николай Леонов

За столами в углах по сейфу, цвет их легче всего определить как облезлый, однако ручки из нержавейки и потому блестят. Достопримечательностью кабинета, гордостью Гурова и предметом зависти соседей является диван, он стоит вдоль правой стены. У него высокая спинка с кокетливой резной полочкой, где должны выстроиться слоники и лежать бумажные алые розы, крытые валики и бугрящееся пружинами сиденье. Все сооружение обтянуто коричневым, пятнистым от протертостей дерматином. Есть подозрение, что в молодости диван был из натуральной кожи, но люди ее содрали для своих нужд. Диван не человек, такое надругательство выдержал, не помер и обзавелся новой кожей, точнее заменителем.

Этот кабинет Гуров делил с Борей Вакуровым. Сейчас за столом лейтенанта сидела девушка в прокурорском мундире и читала журнал. Своей свежестью, ухоженностью легких волос она походила на свою сестренку из Аэрофлота. Следователь прокуратуры Добронравова Александра Петровна была человек строгий, принципиальный и неопытный.

– Утро доброе, – сказал Гуров.

– Доброе, Лев Иванович, – ответила следователь, отложила журнал. – Ну, как? Что дал обыск?

– Труп мы найти не рассчитывали, он у нас уже есть. Орудие убийства тоже имеется. – Гуров положил перед следователем папку, расстегнул ее, разложил документы. – На одной рубашке бурые пятна. Даже если наука докажет, что это кровь…

– Вы повторяетесь, – перебила следователь и начала читать документы. – Ветрин соучастник преступления?

– Видимо, соучастник, – вздохнул Гуров, разговор велся не впервые и изрядно ему надоел. – Только доказательств у нас нет и не предвидится. И оттого, что я надуваю щеки и гляжу на товарищей своих грозно, вряд ли что изменится.

– Материала для того, чтобы привести Ветрина в сознание, достаточно. Распорядитесь, пусть доставят, я проведу допрос.

– Может, сначала побеседовать нам, оперативникам? Мы в курсе его окружения, привычек, характера. У меня есть очень сильный парень, – сказал Гуров, имея в виду Станислава Крячко.

– Будем придерживаться закона, – ответила сухо следователь. – Дело ведет прокуратура.

– Вы можете дать на поручение, все будет по закону, – вяло, не веря в успех, сказал Гуров.

– Я вас попрошу, Лев Иванович, распорядитесь, – следователь положила перед собой протокол допроса.

– Вы будете допрашивать, сидя за этим столом? – спросил Гуров. – Тогда парень сядет вот здесь, – он отодвинул стул для посетителей чуть в сторону, сел на него, окинул взглядом следователя. – Хорошо?

– Мне приятна ваша забота, Лев Иванович, – следователь впервые улыбнулась. – Парень не психический и не разбойник, можете не волноваться.

– Я совсем о другом, Саша, – Гуров вздохнул и взялся за телефон, позвонил в изолятор.

Вскоре конвойный привел Ветрина. Лева взглянул оценивающе, увидел, что парень не «развалился», как это случалось, а, наоборот – собран и зол. Наверное, смирился с арестом, прикинул, что конкретно ему могут предъявить, и приготовился к борьбе. Гуров вообще его сегодня не стал бы вызывать, дал бы остыть. Разговаривать с ним лучше завтра, к вечеру, когда он решит, что день уже прошел, и разоружится.

– Ну что же, Ветрин, садитесь, – сказала следователь. – Давайте знакомиться…

Гуров вышел, и знакомство состоялось без него. Он был крайне недоволен собой. Арест, обоснованный юридически, практически делу вредил. Убийца арестован, сознался, вина доказана, но группа лишь вырисовывается, главарь в темноте за дверью. По имеющимся оперативным данным, в группе болтается пистолет, возможно, системы Макарова, возможно, связан с другим серьезным и еще не раскрытым преступлением. Пацан Ветрин явно в группе с самого краешка и знает мало. Доказательства причастности к убийству только выглядят серьезно, копнешь – и все развалится. И вообще, какого черта его надо было задерживать? Следователь сказал! Ты, Гуров, хоть сам себя-то не обманывай. Или тебя в прокуратуре не знают? Или к генералу Турилину нельзя обратиться? Он бы на своем уровне вопрос решил. Не уперся, не написал обстоятельный рапорт. И правильно Станислав Крячко на тебя смотрит – был конь, да изъездился. На компромиссы идешь, Гуров. Мол, они приказали, они и ответят. Кто? Сашенька? А дело, а пистолет, а главарь? Это чья работа, Гуров?

Оставив следователя с задержанным, Лева пошел в столовую.

Сидя на шатком стуле, он ел сыр с черным хлебом и запивал из граненого стакана теплой жидкостью, которую работники столовой именовали чаем.

Лева вспомнил, как переехал в Москву и пришел в МУР. Орлов, тогда подполковник и старший группы, принял его неласково. Сегодня Гуров понимает, что раздражавшая его манера подполковника казаться неотесанным, малокультурным человеком была лишь защитной маской. Приход полковника Турилина на должность начальника отдела остановил продвижение Орлова, что было не только обидно, но и крайне несправедливо. Петр Николаевич давно перерос свою должность, и сейчас Гуров знает, как Орлов себя чувствовал в те дни. Вскоре он, быстро проскочив должность зама, возглавил отдел и стал самим собой: не хитрым, а мудрым, когда можно – простым в обращении, при этом всегда соблюдая дистанцию как с начальством, так и с подчиненными. Он уважал и ценил Гурова, хотя внешне это проявлялось редко, проскальзывала порой насмешливо-покровительственная отцовская нотка. И уж, конечно, он абсолютно несправедливо оценивал Гурова как профессионала в тот год, когда Лева пришел в МУР. Гуров еще не был асом, но как розыскник он уже состоялся, и доказательством тому было его первое крупное дело, работа по убийству писателя Ветрова. Но Петр Николаевич Орлов родился в МУРе, прожил здесь более тридцати лет и уверовал, что настоящие профессиональные розыскники могут быть только здесь, а вне этих стен работают люди разве что способные. Сделав подобное признание, Орлов морщился и переводил разговор на другую тему.

Изменился за эти годы и Гуров. В нем появилась начальственная требовательность, хотя старший группы совсем не большая шишка, а так – бугорок, точнее рычажок. Нажимая на старших, руководство приводит в действие весь механизм. В армии таким рычагом является старшина – не по званию, а по должности. Каков старшина, такова и боевая единица. Невелик начальник, а ближе, роднее и страшнее старшины для бойца никого нет. Так и для оперативника начальники управлений и отделов есть высокое начальство, а старший группы – и твой товарищ, и твоя судьба. Он тебя видит и знает до донышка с твоей силой и слабостью, с ним не пройдет ни хитрость, ни ловкачество. Руководство смотрит на тебя его глазами, и никуда ты от него не денешься.

Гуров удерживал продвижение капитана Крячко не из корыстных побуждений, как считали многие. Мол, зачем сильного оперативника отпускать на сторону, когда он в твоей упряжке отлично тянет. Гуров не доверял ему. Объяснить свои чувства он не мог даже себе. Возможно, здесь сказывалась разность характеров. Сам Гуров не решался идти на повышение, а Крячко рвался и не скрывал этого.

Вообще у Льва Ивановича Гурова наступил тяжелый период. От непосредственной, конкретной оперативной работы он начал уставать. Не физически, а морально уставать. Порой Леве казалось, что от него самого дурно попахивает. Исключение составляла недавняя работа в командировке, когда он, разыскивая убийцу, столкнулся с Павлом Астаховым, его тренерами, товарищами по спорту. Там был лишь один урод, а все остальные – конечно, разные, со всячинкой, но в главном прекрасные, чистые и сильные люди. Основное же, с чем майор Гуров сталкивался ежедневно, – ложь, кровь, зависть и уж почти обязательно водка и сопутствующие ей психические аномалии.

И Гуров от такой жизни устал. Предлагали повышение, но он боялся. Не ответственности и не того, что не справится. Он боялся бесчисленного количества бумаг, которые обрушатся на него, непрекращающихся оперативок и совещаний, а главное, того, что розыскную работу он станет выполнять чужими руками.

Возможно, его сомнения и нерешительность, объяснялись обыкновенной гордыней? С первого взгляда должность заместителя начальника престижнее и уж совершенно точно – лучше оплачивается. Однако! Работает себе в розыске старший уполномоченный майор Гуров, пашет, как двужильный конь, – почет ему и уважение, всяк – ему поклон и здрасте, от постового до начальника управления. А каким он еще будет замначем? Неизвестно. Затеряться среди чиновников с папками очень даже легко.

Да, жизнь его оказалась на переломе – на службе и в семье. Факт бесспорный. То ли вверх, то ли вниз, а может, на месте застыть и ждать, пока все само образуется?

Он вспомнил отца, который ему однажды говорил: «Сын, если тебе предстоит дальняя дорога, не пытайся заглянуть за горизонт, споткнешься о первый пенек. Ставь вешку, ставь не далеко и не близко – так, чтобы и перспектива наличествовала, и видна была вешка отчетливо. Иди к ней небыстро, однако уверенно и с достоинством. Когда дойдешь, переставь заново и в путь. Главное – неумолимость движения».