Сумрачные дни рассвета - Егор Анатольевич Августинов

class="p1">И снова,  мысли засыпают

Вскрывая тайны существо.

Я ненавидел  с детства радость,

Я презирал, людей и свет!

За то, что все  такая гадость,

Что вызывает рвотный смех.

Мне трудно вспомнить,  все что было,

Мне трудно ненависть скрывать!

К тому, кого боготворили,

И к тем, кого готов распять.

Я рос, с годами стало хуже

Понять, что правда, а что лож.

Где  истина повсюду лужи,

И в них стекает чья-то кровь.

В лет семь,  хотел быть камнем,

Чтоб боль свою не ощущать.

А в девятнадцать быть солдатом,

Чтобы за боль свою воздать.

В меня вонзали  иглы  колко,

Отверткой разрывали плоть.

И это все лежит в основе

Общение,  где есть лишь сброд.

Но после множества стенаний

Решил я человеком стать,

А чтоб понять,  как это сделать

Стал мир я в корне познавать,

И как-то раз уже под вечер,

Нашел я утверждение одно,

Чтоб стать кем хочешь, вкуси частицу ты его.

Я долго думал и мечтал.

Планировал, людей искал.

Вот первая моя обновка,

Была завернута в обертку.

В ярко розовых туфлях,

Она пошла одна, не ах.

Был план и было ярое стремленье,

Пронзился крик и я для успокоенья

Вел ей волшебный препарат,

Который я нашел в составе трав.

В роскошно бледном преломленье,

Ночного света от луны.

Она лежала в усмиренье,

Духи ее полны весны.

Но вот уже погасли зори,

Теперь, я в домике своем.

В нем тихо, мрачно и просторно,

В нем двое,  я и ужин мой.

На пиджаке моем частицы.

Кровавый след на полотне.

Они разлились словно птицы,

В небесно-яркой синеве.

Я подношу к столу поднос,

С глаз вытирая слезы.

Сажусь на белую тафту,

Расчесывая волос  капну и поправляю розы,

Я разрезаю нежно мясо,

Кладу ее тихонько в рот,

И ощущаю снова пламя,

И трепет обуял до ног.

Но вот теперь настало время

Приправу главную подать,

Теперь я разрезаю тело

Чтобы его с сосудов медленно достать,

Порез блистает  красной краской,

Сверкает лезвие ножа,

Из раны капает на мясо

Теперь частица, ты моя!

Я вспоминаю, это день доселе,

Когда я человеком стал,

А не будучи, под наблюденьем

Простой невольный маргинал.

Вот исповедь пришла к исходу!

Исходу духа моего,

И я готов постичь природу,

Огня в котле моем в аду!

Но раз котел стоит там славный,

Меня в нем будут запекать,

И есть меня там будет главный,

Чтоб тоже человеком стать.»

Здесь обрываются страницы,

Лишь на обложке есть строка!

18.. А. Д. …отх.

И тем закончен мой рассказ

О веке мук и жгучих фраз.

37. «Кружится мир, подходит к горлу…»

Кружится мир, подходит к горлу,

Давно прогнившая еда.

Здесь давят головы упорно,

Давно засевшие слова.

Ты образцом казаться должен,

И позабыть свои права.

Здесь море должно быть черным,

И черно-белыми  дела.

Оттенки равенства упорны,

В своих воззрениях сильны.

Однако ты уж слишком рослый,

А вы здесь чересчур умны.

Оденьте белые халаты,

Снимая черный балахон.

Теперь вы верные солдаты,

Терпеть готовы через стон.

Уже тошнит от этой пищи,

Которой кормят по утрам.

Не знанием, а нарциссизмом

Уже воняет тут и там.

В дрянной, истрепанной обложке,

Осталась мерзкая душа.

Которая живет лишь прошлым,

Все память снова вороша.

38. «Я не могу сказать здесь слова…»

Я не могу сказать здесь слова,

Я не могу сейчас уйти.

И мне приходится все снова,

Чемоданчик свой нести.

Я разучился говорить,

Мой голос уж давно осип.

И я пугаюсь каждый раз,

Как слышу собственный рассказ.

В кармане старые объедки,

Во рту растаяли таблетки.

И снова с грустной головой,

Я забываю голос свой.

39. «Растрепанные волосы и порваны штаны…»

Растрепанные волосы и порваны штаны,

Все это не от вольности,

А от финансовой дыры.

И я совсем не жалуюсь,

Я хорошо живу.

Вот только стричь ли волосы?

Ай ладно, так схожу.

Заплатку снова ставили,

И снова их порвал.

Прикрою пока лапаю,

Которой взятки брал.

Я не страдаю с голоду,

Я не плачу налог.

Я проживаю с гордостью,

Оставшийся свой срок.

40. «Нас общество божественно храня…»

Нас общество божественно храня,

Ломает каждое столетье.

То тем, что множество тебя,

То тем, что нет тебя на  свете.

В глухих стена и мрачных подземельях,

В слепцах и сломанных руках.

Трепещут птицы поднебесья,

Укутанных в густых смолах.

Исконно вольные создания,

Застряли в вечной суете.

И бьются головы о знамя,

Чужих господ, в изогнутом хребте.

Лишь крики мысли заглушают,

О ненавистной им вражде.

Непонимание рождая,

Среди отважных палачей.

Изнемогая с каждым криком,

Опустошая этот мир.

О искушенная обитель,

Пустых голов и сильных голосов.

Сердито восседает стражник,

Безвольный, сломанный беглец.

Он подчиняется приказам,

Ведь сам приказывать хотел.

Рядами выстроились пушки,

Открыт огонь по воробьям.

И захлебнутся в этих тушках,

Стрелки, защитники всех стран.

Умрут лишь те кто пожелает,

Другим мучения дано.

Они сознанье проклинают,

Не понимая ничего.

И ввысь взлетая, тонем в море,

И вниз паря идем на дно.

Извечно попадаем в смолы,

И в этих смолах мы живем.

41. «Здесь мысли взяты по наследству…»

Здесь мысли взяты по наследству,

А чувства выжжены в груди.

Как одиноко в мире сердцу,

Искать знакомые огни.

Здесь ночь сменяется туманом,

Дома – развалины от храма.

И каждый дым сулит беду,

В кострах сжигают веру тут.

В дворцовых залах по углам,

Терзают псы остылых дам.

И лишь наместники войны,

Не любят здешней тишины.

За каждый шаг, звучит набат,

И каждый строй, вздымает вой.

Здесь черный дым, огнем храним,

А житель, воплями гоним.

Роняя в землю свою кровь,

Как удобряет почву плоть.

Врастают в тело дерева,

Богатый лес, бедна страна.

И слезы здесь текут ручьем,

Озера, море, водоем,

Сольются по стране героев,

Погибших просто так людей,

И их измученных семей.

Мы не помним горя но,

Этот лес стоит давно.

И это озеро и храм,

Благоговеньем веет нам.

42. «Пустые дни, седые мысли…»

Пустые дни, седые мысли,

Молчит забытая тоска.

Все происходит слишком быстро,

Как