Профессорская дочка - Елена Колина

Я вошла в странное здание и сразу же уткнулась взглядом в дверь с табличкой «Психолог».

– Тук-тук, – почему-то вслух сказала я голосом лисички, которая пришла в гости к зайчику.

За столом читала книгу очень полная женщина в белом халате с золотыми косами вокруг головы. Последний раз я видела людей с косами вокруг головы в первом классе, такая прическа называлась «корзиночка».

– Здравствуйте, вы психолог? Что же вы не спрашиваете, какие у меня проблемы? – с неприятным повизгиванием в голосе сказала я. Я всегда от волнения тороплюсь и повизгиваю, но… зато я знаю свои недостатки. Золотые косы отложили книгу и тепло улыбнулись:

– Какие же у вас проблемы?

Вообще-то у меня две проблемы:

а) он,

б) я.

В том смысле, что я дура. Эта проблема звучит более глобально, ее и предъявить не стыдно.

– Я заикаюсь, писаюсь и боюсь ездить в лифте, – удрученно призналась я.

Господи, ЧТО ЭТО СО МНОЙ?! Интересно, есть ли у психолога тревожная кнопка на случай появления буйных?

– Вот как, – доброжелательно отозвалась психолог. – Это типичная реакция человека, впервые пришедшего на прием. Человеку нелегко признаться, что он нуждается в помощи.

– Да, так, – подтвердила я немного обиженно. Считаешь себя тонкой, особенной личностью, а оказывается, ты – всего лишь типичная реакция. – Хотя… у меня нет проблем. У меня – никаких. Вот разве что… нуда… у меня есть Его проблемы, да.. У меня проблема с эрекцией. То есть у Него проблема с эрекцией… И даже не столько с эрекцией, сколько с эякуляцией, да.

Психолог сочувственно кивнула.

Я недавно прочитала в одном женском журнале статью на тему эрекции и эякуляции. Суть этого научного труда сводилась к тому, что у мужчин обязательно что-нибудь не так, не одно, так другое. Как говорил папа, когда я поочередно приносила двойку и замечание по поведению, «не понос, так золотуха».

И еще одна суть статьи сводилась к тому, что, когда у мужчины возникает проблема либо с эрекцией, либо с эякуляцией, ни в коем случае нельзя решать эту проблему домашними средствами, а нужно срочно вести его к психологу.

– Вот я и пришла, – сказала я.

– А он сам? – спросила психолог. – Так сказать, лично?

– А он сам не смог. Занят, – объяснила я, – очень много работает. Бизнес и так далее… И вот – проблемы.

Психолог понимающе кивнула – мол, знаем-знаем, не он один такой, и вдруг так нежно, совершенно по-домашнему, улыбнулась, что я почувствовала себя как яйцо в мешочек, внешне твердое, а внутри теплое, нежное и трепещет.

– А давайте мы с вами порисуем? – мирно предложили золотые косы. – Нарисуйте себя и своих близких.

– Что?.. Ну… если вы хотите… давайте…

Не то чтобы я вообразила себя на уроке рисования в детском саду, просто… почему бы мне не порисовать немного в этом кабинете?

Я взяла лист бумаги и нарисовала человечка в левом нижнем углу.

Подумала и пририсовала человечку растрепанные волосы и круглые глаза. Это я.

Еще немного помедлила и нарисовала в правом углу солнце. Это я смотрю на солнце.

– А еще кто-нибудь там будет, на рисунке? – ласково спросила психолог.

– Нет, кто же еще? – удивилась я.

– Анна-Ванна! – раздался голос в коридоре.

– Попозже, я занята, – выглянула в коридор психолог и опять уселась напротив, толстая, уютная, золотые косы вокруг головы.

Я вдруг вспомнила детский стишок – вслух, потому что… потому что я все еще была яйцом в мешочек, нежным и расслабленным.

– Анна-Ванна, наш отрядхочет видеть поросят!.. – 

сказала я.

– Уходите со двора,лучше не просите,поросят кормить пора,завтра приходите, – 

радостно улыбаясь, подхватила Анна-Ванна.

Анна-Ванна попросила меня нарисовать точку. Точка – это я. А вокруг точки нарисовать кружочки, кружочки – это самые близкие мне люди, животных тоже можно.

Я нарисовала точку, вокруг кружочек – папа – и протянула Анне-Ванне, как довольная детсадовка.

Я думала, она меня похвалит, а она сказала:

– На сегодня все.

Да?.. Уже все? Я даже как-то расстроилась. А я могла бы еще нарисовать ей елочку…

Рядом со странным зданием было несколько чахлых кустов, горка и качели.

Вот оно что – склад оказался не совсем складом, а детским садом. Вот оно что – я была в детском саду в тихий час… Ну и что, что психолог из детского сада, это нисколько не меняет дела.

Анна-Ванна не взяла с меня денег – видимо, посчитала, что рисование и чтение стихов не оказало мне существенной психологической помощи. На самом деле она мне помогла. Я провела время в приятной беседе, рисовании и чтении стихов, а могла бы вместо этого нервно курить по дворам. На месте Анны-Ванны я вообще не тратила бы на клиентов слова, а брала с них деньги только за золотые косы.

Так что из двора дома номер тридцать два я вышла на коне, то есть с победой, – это была не совсем я, а новая, измененная личность.

Новая, измененная личность совершила Поступки:

– Вдруг, совершенно непроизвольно, сказала вслух «Ну что?!», при этом зверски нахмурила брови, немного оскалилась и прищелкнула зубами. Получилось неплохо – встречный прохожий отшатнулся от нее, то есть от меня, покрутив пальцем у виска. Это раз.

– Приняла максимально независимый вид и понеслась по Фонтанке, повторяя про себя: «Он ведет себя со мной неприлично, унизительно, р-р-р!» Это два.

Вообще-то я со своим максимально независимым видом неслась в противоположную сторону, то есть в сторону дома. Но ведь каждому понятно: визит в детский сад – это уже все, это Дело Дня.

Маша Суворова-Гинзбург. Завтра твоя новая, измененная личность сделает Очень Решительное Дело.

А завтра – суббота-воскресенье, ха-ха-ха.

Понедельник

Тайна, любовь, деньги, а больше ничего особенного – вот оно, мое Очень Решительное Дело.

Любовное томление, восхищение, робость – все это я испытывала в приемной. Сидела на диване, смотрела в окно на тополь и испытывала любовное томление, восхищение и робость, и еще у меня болел живот, от страха.

– Игорь Юрьевич просил подождать, – сказала секретарь. – Кофе?

– Кофе? Спасибо, нет, а впрочем, спасибо, да.

Если бы Игорь Юрьевич знал, что у меня проблемы с его эрекцией или эякуляцией, он бы удивился.

То есть, возможно, у него и есть проблемы, но откуда мне о них знать? Он – не мой любовник. Он – мой издатель.

Зачем я наврала психологу? Это другой вопрос. Наверное, какие-нибудь мои комплексы, а что же еще?

Я сидела в приемной и смотрела в окно. За окном были дождь и тополь. Любовное томление, восхищение, робость – все это я испытывала на этом диване уже минут двадцать.

Игорь Юрьевич не знает, что у него проблемы с эрекцией или эякуляцией. Игорь Юрьевич не знает даже, что он мой издатель.

Не то чтобы я рассчитываю прославиться на всю страну текстом про посудомоечную машину – у меня есть кое-что другое…

Мы с Игорем Юрьевичем – друзья юности, вместе учились у моего папы, и у нас был роман.

На первом курсе я хотела поехать в Болгарию. Это были еще советские времена, и нужно было прийти на комиссию и ответить на вопросы о компартиях и съездах.

Игорь – он был комсомольский секретарь нашего курса – подошел ко мне и сказал, что поможет мне подготовиться и правильно ответить на вопросы. Пригласил меня к себе в гости. Сказал: «Приходи ко мне домой, Мымрик, обсудим компартии». Мымрик – так меня звали на первом курсе, и на втором, и… Это просто такое прозвище.

Я была Игорю очень благодарна – у меня всегда были проблемы с компартиями. Не идеологические, а просто я все путала.

Ну, что там было, у него дома, понятно. Теперь в это невозможно поверить, но, когда он начал ко мне приставать, я так растерялась, что подумала: наверное, это тоже входит в подготовку к заграничной поездке. Я была не просто невинная девушка, а невинная дура, чемпионка среди всех невинных дур.

Я перестала считать, что у нас роман, только через полгода – за эти полгода Игорь ни разу ко мне не подошел. Да, в Болгарию я не поехала – пыталась убедить комиссию, что секретаря компартии Болгарии зовут Чижик Пыжков. Не знаю, что я имела в виду.

В конце пятого курса у нас с Игорем опять начался роман, и он пришел к папе просить моей руки. Папа сказал мне, что не отдал бы Игорю даже мою ногу, потому что Игорь – комсомолец. «Но у нас все комсомольцы», – возразила я. «Но не все секретари. Мы с секретарями в интимную связь не вступаем», – брезгливо сказал папа. «Но я…» – сказала я. «Решай сама», – сухо сказал папа и ушел в кабинет. Нет ничего хуже, чем когда человеку сухо, со специальным выражением лица говорят «решай сама» и сразу же – раз, и в кабинет…

Маме Игорь тоже не нравился. Она сказала, что он «беспородный». Мама была из дворянского рода, и это обычное дворянское дело – внимательно рассматривать, кто какой породы. Вот только почему мой папа, еврейский мальчик из белорусского местечка, был в ее глазах самой лучшей породы – это самая настоящая загадка любви…