Ты веришь в судьбу? - Мортимер Кэрол

— Неправда! — Вместо возмущенного крика — сдавленный шепот. — Неправда, у меня просто не было выбора, ведь ты…

— Продолжай, я — что? — Голос его был обманчиво вкрадчив. — Был недостаточно внимателен к тебе, когда погиб Алекс? А я-то думал, что ты все понимаешь. — Он болезненно поморщился. — Но ты быстро развеяла мое заблуждение. Ты решила, что вот оно — самое подходящее время сообщить мне, что ты снова встречаешься с Коллинзом. — Он разжигал себя воспоминаниями, пробуждая утихшую было ярость разоблачения. — Если только вы вообще переставали видеться, — с горечью договорил он.

— Что ты хочешь этим сказать? — Син почувствовала, что сердце сжало тисками.

— А то, что Коллинз появился в твоей жизни до меня. Мы же были знакомы считанные недели; вполне логично предположить, что…

— Что, признаваясь тебе в любви, я продолжала интрижку с Роджером?! — Теперь ее голос звенел обвиняюще, глаза сделались темно-фиолетовыми от обиды и гнева. — Ради Бога, Вульф, не приписывай мне своих грехов.

— То есть? — В его глазах плескалось, янтарное пламя.

— То и есть. — Син тяжело вздохнула. — Впрочем, это уже не важно.

— Как раз наоборот, — он испытующе смотрел на нее, — иначе ты бы промолчала.

Он сжал ее плечи, и она вновь ощутила жуткую слабость от столь опасной близости и свою полную беспомощность перед этой опасностью.

— Ну же, говори, Син. Я никуда не уйду, пока ты не скажешь правду.

Она подняла на него исполненный боли взгляд. Боже, когда-то она так любила этого человека, что была готова для него на все, кроме… кроме того, что он потребовал-таки от нее… Роджер пытался ее предостеречь. Едва она познакомилась с Вульфом, он пробовал втолковать ей, что люди, подобные Вульфу Торнтону, принадлежащие к его классу, живут по другим правилам. Но она была слишком влюблена, чтобы прислушаться к его советам. И сполна заплатила за свою ослепленность Вульфом — этими долгими годами без него!

Теперь он снова рядом, и так близко, что от его дыхания дрожит и трепещет светлый завиток волос над ухом; она вдыхает его запах: легкую терпкость сандала и какой-то особый аромат, присущий только Вульфу, и этот запах пьянит ее, кружит ей голову, начисто лишая способности соображать…

Или сопротивляться… Этому теплу, которое он источает так щедро… Тому, как тесно прижата она к его широкой сильной груди и как невыносимо плотно, во всю длину, прижимается к ее бедру его нога…

— Син!.. — почти простонал он, обнимая ее, втягивая в соблазняющий жар своего тела.

И будто не было мучительных лет без него, будто никогда не прерывалось это добровольное безумие их объятий — она прижалась еще ближе и теснее к нему; ее губы раскрылись, отвечая его губам — требовательным и нежным; телу мало было так знакомо ласкающих рук, и она приникла к нему вся, блаженно ощущая напряжение встречающей ее плоти.

Вульф хочет ее! И желание это настолько же сильное, как когда-то, как… всегда… Син точно бредила. В ней все откликалось на его поцелуи, все хотело, чтобы он не останавливался. Вот его губы снова пробуют ее на вкус; язык легко касается сначала уголков рта, затем проникает в его влажную глубину. Опять. И еще раз. Это сводит с ума, рождая в ней ответную жажду.

Син льнет к нему, пальцы ее впиваются в крутые плечи… Она запрокидывает голову, и он тут же припадает губами к пульсирующей нежной голубой жилке на шее. У нее перехватывает дыхание, и она еще крепче прижимается к нему.

Я не должна, это неправильно! — спохватывалась она изредка, но была не в силах противиться ласкам. Все ее существо, — каждая клеточка — рвалось, наперекор рассудку, навстречу единственному человеку, будившему в ней такое желание.

Вульф смотрел на нее не отрываясь, и Син все глубже погружалась в золотое сияние его глаз, чувствуя, как плавится под его ладонями тонкий шелк блузки.

Загипнотизированная происходящим, она провела языком по пересохшим от страсти губам, и лишь разом потемневшее золото его взгляда подсказало, насколько неосознанно-провокационным было, очевидно, это движение.

— Вульф, я… — Неожиданно и резко зазвонивший телефон не дал ей сказать.

Она не хотела брать трубку; все, что ей было нужно, так это разобраться с собой и с Вульфом, понять, что побудило его так ее целовать. Чувственность этих поцелуев, как и собственной реакции, была очевидна. Но прежде чем она смогла задать мучивший ее вопрос, он уже отодвинулся, отстранился и стал чужим и холодным.

— Да сними же трубку, черт возьми! — не произнес — прорычал он и тут же скривил в насмешке рот. — Может, это — бедная овечка, мечтающая сбежать со своей свадьбы, подальше от всего и всех, включая женишка!

Щеки Син запылали при воспоминании об уже состоявшемся разговоре с Ребеккой. Вот кто, похоже, был готов к бегству!

И видит Бог, если она хотела бежать от того Вульфа, которого сегодня встретила Син (поцелуи не в счет!), едва ли ее можно, за это винить!

Она потянулась к телефону, продолжая разглядывать Вульфа, подошедшего тем временем к окну и выглянувшего на улицу. Офис располагался над крохотной пекарней, и запах свежевыпеченного хлеба частенько проникал в него, напоминая Син, как она голодна, — часто, но не сегодня и не сейчас, хотя и было уже половина третьего, а Син до сих пор не проглотила ни крошки. Она гадала, видит ли Вульф хоть что-нибудь из того, на что устремлены его глаза; если да — значит, он вовсе разучился чувствовать. Сама-то она никак не могла опомниться после его поцелуев!

— Привет, Син, — заговорила снятая наконец телефонная трубка приятным мужским голосом. — Вы торопились уехать, и я не успел придумать, куда мы отправимся ужинать.

Джеральд Хэркуорт! Надо же, чтобы именно он позвонил ей и именно в эту минуту!.. Она бросила тревожный взгляд на Вульфа.

Словно почувствовав ее замешательство, он повернулся спиной к окну и теперь внимательно наблюдал за тем, как она, внезапно ставшая белее мела, пыталась справиться с волнением.

— В чем дело? — подозрительно спросил он.

Син не отвечала. Это было ужасно, просто ужасно! И она совершенно не знала, как ей быть.

— Син! — Джеральд тоже забеспокоился, когда его «ловкий» ход остался без ответа. — Я не вовремя? — догадался он.

Мягко сказано! Она судорожно сглотнула.

— Отчего же, — солгала она. — Перспектива ужина меня вполне устраивает.

Она избегала смотреть в сторону Вульфа, пока произносила эти слова. Но и не принять приглашения не могла, ибо это означало продолжение разговора, а ей этого абсолютно не хотелось.

— Вы могли бы заехать за мной в восемь? — продолжала она преувеличенно живо. — Тут неподалеку есть чудесный итальянский ресторанчик, куда мы можем отправиться, если, конечно, вы не против макарон.

Ей не было дела до его вкусов, хотелось срочно закруглиться, пока Вульф не взорвался!

— Звучит заманчиво, — поспешил согласиться Джеральд, явно довольный своим скорым успехом и тем, что ее не пришлось долго уговаривать, к чему он, признаться, готовился.

Держа Вульфа в поле зрения, Син скороговоркой продиктовала свой адрес и положила трубку так быстро, как только позволяли элементарные приличия.

Вульф не двинулся с места, и все же ей показалось, что его стало слишком много в этой комнатке — настолько угрожающе он выглядел! Син осталась стоять у телефона, скрестив руки на груди и настороженно глядя на Вульфа. Оба молчали. Син — потому, что не знала, что говорить; Вульф — наоборот, потому, что хотел бы сказать многое!..

— Это был Джеральд? — Вопрос прозвучал обвинением.

— Да, — призналась она, хотя слова были излишни: румянец выдавал ее с головой.

— И сегодня вечером вы ужинаете вместе, — продолжал Вульф со зловещим спокойствием.

— Да. — Она упрямо вскинула подбородок.

Он покачал головой.

— Ты только что спрашивала, что со мной случилось. — В его голосе были и горечь, и насмешка, и злая искренность… — Со мной случилась ты, Син, — зашептал он истово. — Ты со мной стряслась! Семь лет назад я поддался твоим чарам, купился на такой ясный, такой невинный фиалковый взгляд — и остался в дураках. Но больше дураком быть не хочу, слышишь меня, Син? — Он направился к выходу, рывком распахнул дверь. — Никогда больше! — Вульф так хлопнул дверью, что показалось: вся комната заходила ходуном.