Пушкин и его современники - Юрий Тынянов

Образ Ю. H. Тынянова - художника и ученого все более четко, рельефно и ясно вырисовывается перед нами во всем многообразии его неустанного творческого труда. При необыкновенной сложности и дифференцированности разносторонних научно-филологических, искусствоведческих и эстетических поэтических устремлений его деятельность литературоведа, лингвиста, переводчика, критика, сценариста, эссеиста, романиста обнаруживает активное внутреннее единство. Между историко-литературными трудами Ю. Н. Тынянова и его историческими романами тесная связь и глубокое взаимодействие. Принципы его переводов (из Гейне) неотделимы от разрабатывавшейся им теории стихотворного языка. Нелегко указать среди деятелей советской литературной культуры личность более сложную, цельную, глубокую и так самоотверженно преданную высоким интересам нашей современности.

АРХАИСТЫ И ПУШКИН

Льву 3ильбеpу [1]

Литературная борьба каждой эпохи сложна; сложность эта происходит от нескольких причин. Во-первых, враждебные течения, восходя по эволюционной линии к разным предшественникам, не всегда ясно сознают свою преемственность и часто, с одной стороны, огульно признают всю предыдущую литературу, не различая в ней друзей и врагов, с другой стороны, нередко борются со своими старшими друзьями за дальнейшее развитие их же форм. Факты такого рода борьбы и такого рода признания, разумеется, в корне отличны от фактов борьбы с враждебными течениями и фактов признания родства, принадлежности к одному течению. Во-вторых, часто борьба идет на несколько флангов: одни литературные деления не покрывают других, причем в разные моменты одерживают верх разные объединяющие принципы. Кроме того, каждое течение имеет при одном основном объединяющем принципе разнообразные оттенки, из которых один какой-либо (и не всегда основной и существенный) приобретает, в особенности к концу, когда жизненность, а стало быть и сложность течения исчерпаны, роль первенствующего, становится знаменем и ярлыком, и впоследствии часто способствует неправильной оценке того или иного течения с точки зрения литературной. Литературная борьба 20-х годов обычно представляется борьбой романтизма и классицизма. Понятия эти в русской литературе 20-х годов значительно осложнены тем, что были принесены извне и только прилагались к определенным литературным явлениям. Отсюда разноголосица и неоднозначность терминов; под "романтизмом" разумели иногда немецкое или английское влияние вообще, шедшее на смену французскому, причем "романтическими" были имена Шиллера, Гёте и даже Лессинга. Поэтому и большинство попыток определять романтизм и классицизм было не суждением о реальных направлениях литературы, а стремлением подвести под эти понятия никак не укладывавшиеся в них многообразные явления. В результате являлось сомнение в реальности самих понятий. Пушкин писал в апреле 1824 г. Вяземскому: "Старая... классическая (поэзия. - Ю. Т.), на которую ты нападаешь, полно существует ли у нас? Это еще вопрос".* "Классиками" оказывалась то "старшая ветвь", поколение лириков XVIII в., культивировавших высокую поэзию, то "младшая ветвь", идущая от poйsie fugitive. В итоге совмещения двух планов, теоретического и конкретного, получались любопытные противоречия. В одной полемической статье Вяземского ** появляется название "классического романтизма". Впоследствии оно было применено к конкретному литературному течению. П. В. Анненков пишет: "Были у нас романтики, восхищавшиеся эпопеями Хераскова и его подражателей, составившие особый отдел классических романтиков, представителем которых сделался журнал (!) кн. В. Одоевского: "Мнемозина",[2]  и были такие романтики, которые упрекали В. А. Жуковского за наклонность его к поверьям, за мечтательность, неопределенность и туманность его поэзии". *** Этот противоречивый термин имел, однако, под собою конкретную почву: сквозь деление на классиков и романтиков пробивалось другое.

В черновых тетрадях редакции "Мнемозины" сохранился отрывок литературного календаря на 1825 г., подготовлявшегося к печати Кюхельбекером, главным редактором альманаха "Мнемозина": "Германо-россы и русские французы прекращают свои междоусобицы, чтобы соединиться им противу славян, равно имеющих своих классиков и романтиков, Шишков и Шихматов могут быть причислены к первым; Катенин Г[рибоедов], Шаховской и Кюхельбекер ко вторым". ****

* А. С. Пушкин. Сочинения. Переписка. Под ред. и с примеч. В. И. Саитова, т. I-III. Изд. АН, СПб., 1906-1911; т. I, 1906, стр. 106 (в дальнейшем - Переписка).

** "Дамский журнал", 1824, № 8, ч. VI.

*** П. В. Анненков. Материалы для биографии А. С. Пушкина. Сочинения Пушкина, т. I. СПб., 1855, стр. 110 (в дальнейшем - Анненков. Материалы).

**** "Литературные портфели", т. I. Изд. "Атеней", 1923, стр. 72-75. Подготовил к печати Б. В. Томашевский.

Таким образом, в 1824, 1825 гг. битвы классиков и романтиков были оттеснены на задний план битвами "славян", борьбой архаистов.[3]

По отношению к архаистам в истории русской литературы учинена несправедливость, в ней сказывается влияние победившего литературного течения. Это отразилось и на объеме изучения архаистических направлений в литературе первой половины XIX в.

Прежде всего, один из распространенных взглядов - отожествление всего архаистического движения и его различных подразделений с "Беседой", а "Беседы" с Шишковым, - при ближайшем рассмотрении оказывается неправильным.[4] Архаисты не ограничивались "Беседой"; в заметке Кюхельбекера они разбиты на два лагеря, которым соответствуют разные фазы архаистического течения. "Классиками славян" он называет крайнее и притом старшее течение, "романтиками" - более сложное, комбинированное и притом младшее течение; заметим, что за исключением Шаховского все перечисленные "романтики славяне" не состояли членами "Беседы" и литературная деятельность их развилась после ее распада. Поэтому членов "Беседы" и современников ее, литературно ей родственных, можно назвать старшими архаистами, а вторую группу - младшими архаистами. Таким образом, было бы неправильно все особенности "Беседы" переносить на архаистическое направление в целом. Вместе с этим рушится общественная характеристика реакционности, которая отличает только общественную деятельность "Беседы" и не распространяется за ее пределы.

Архаистическое течение сознавало себя поначалу течением чисто литературным, и только впоследствии, в определенный период, часть архаистов - "Беседа" соединилась с общественной реакцией, окрасив до наших дней в одиозный цвет и самую литературную теорию архаистов и сделав непонятной для исследователей связь младших архаистов, бывших в общественном и политическом отношении радикалами и революционерами, с их старшим поколением, по преимуществу общественными и политическими реакционерами.

Грот пишет по этому поводу: "Говорят.. . что Шишков в сущности ратовал не за язык, а за чистоту веры и нравственности. С этим нельзя согласиться: сначала не было и речи о чем-либо ином, кроме слога, которого порча приписывалась только пристрастному предпочтению французского языка и французскому воспитанию; потом, уже в конце своего "Рассуждения", Шишков, чувствуя недостаточность прямых доводов, прибегнул к другим и задел своих противников опасением за их религиозные и патриотические чувства. Чем далее шла полемика, тем более пользовался он этою уловкой, но спорившие с ним очень хорошо понимали настоящий смысл ее, и Дашков умно заметил: "Он считает всякое оружие против соперников своих законным", а в другом месте: "Зачем к обыкновенным суждениям о словесности примешивать посторонние укоризны в неисполнении обрядов, предписанных церковью".* Эта примесь политически общественного момента настолько иногда искажала литературную сущность дела, практическая полемика настолько спутывала литературные деления, что почетным членом "Беседы" из политических соображений был выбран не кто иной, как сам Карамзин. Вместе с тем младшие архаисты радикалы (Катенин, Грибоедов) и революционеры (Кюхельбекер).

Здесь сказывается разница между архаистичностью литературной и реакционностью общественной. Для младших архаистов второй момент отпал и тем ярче проявился первый.

Самое название "славенороссов" (пародическое "варяго-россов"), "славянофилов", "славян" явилось в ходе полемики и не отражает существа дела, подчеркивая одну, правда, важную, деталь спора, притом не для всех архаистов в одинаковой мере приемлемую. Деталь эта заключается в утверждении Шишкова, что русский язык произошел из церковнославянского. Для Шишкова характерно не только то, что он перенес основу полемики на общественно-политическую почву, но и то, что положения известной литературной теории, имевшие практическое литературное значение и вовсе не нуждавшиеся в подкреплении со стороны истории языка, он пытался обосновать именно со стороны исторической лингвистики. Требование особого "диалекта" по отношению к высоким жанрам (ввод архаизмов и церковно-славянизмов) вовсе не нуждалось в этом подкреплении. Подкрепление же это, легшее в основу научных трудов Шишкова и на первых же порах обнаружившее свою научную несостоятельность, способствовало дискредитированию литературной теории старших архаистов. Вот соответствующее утверждение Шишкова: "Древний славенский язык... есть корень и начало российского языка, который сам собою всегда изобилен был и богат, но еще более процвел и обогатился красотами, заимствованными от сродного ему эллинского языка". ** Ср. также "Краткое начертание о славянах и славянском языке" Дмитрия Воронова: "Есть ли бы не воспоследовали безначалие и внутренние раздоры между преемниками Ярослава. . . то очень могло бы статься.. . что язык славянский, или вообще славянороссийский, был бы, может быть, и поныне языком так называемого большого света.. . ***