Выход на орбиту (СИ) - Чернов Сергей

— Чего ты на меня так уставилась? — по-домашнему бесцеремонно спрашивает онни.

По делу спрашивает, но я продолжаю молча сверлить её взглядом. Не выдерживает всё более неуютно чувствующая себя сестрица, скрывается на кухне. А почему бы и нет? Оценив сценарий свадьбы на три с минусом, перехожу к обдумыванию возможности гипноза для коррекции поведения онни. Или даже вскрытия каких-то талантов. Знаю по оставшейся со мной памяти Юркина, что гипнотизёры могли убедить человека в том, что он умеет рисовать, например. И весьма далёкие от изобразительного искусства люди вдруг выдавали вполне профессиональные наброски и эскизы.

Хм-м, я ещё обдумаю, как можно использовать свалившийся на меня подарок судьбы. В нём кроются захватывающие воображение возможности.

08 июля, время 16:05.

Сеул, офис «Music Modern».

— Госпожа Агдан, к вам посетитель, какой-то Пак ЮнСок, — до ехидства сладким голоском докладывает ослепительно красивая секретарша.

— Проси, — провожаю взглядом скрывающиеся за дверью стройные ножки. ДжиХён могла бы юбку и длиннее надеть. Хм-м, хотя какой тогда смысл брать секретаршу с такими ногами и фигурой? Чтобы под балахоном всё прятать?

ДжиХён прямо-таки сочится сарказмом, когда говорит «Госпожа Агдан». Так бы уж зарплату ей подняла, а за такое скрытое глумление над высоким начальством придержу. На пару недель. Или одну… Входит самчон и все мысли побоку.

Через пять минут, когда стихает тайфун страстей, — «Юна, какая же ты стала!», — и обнимашек, — сама от себя не ожидала девятого вала радости и облегчения, — усаживаю самчона в кресло. Сама падаю в такое же, по другую сторону столика. Перед самчоном небольшой графинчик с янтарной жидкостью и уже наполненная рюмка. Сама не пью, а ему можно. Приглядываюсь. Общее впечатление — немного постарел, живости в глазах поубавилось. А времени ведь немного прошло. Видно, изрядно ему крови попортила вся эта история.

— Шикарный кабинет, — ЮнСок оглядывает моё логово. Поглядеть есть на что. И кресла, на которых сидим, по индивидуальному заказу. Описывать бесполезно, но мастерам удалось (с моей помощью) сочетать королевскую роскошь с хайтековской функциональностью. Кстати…

— Дядюшка, справа на подлокотнике кнопочка, слева внизу рычажок, — показываю, как управлять, — можешь отрегулировать высоту сиденья и угол спинки.

Самчон отмахивается, ему и так хорошо. Продолжает рассматривать обстановку. Полки под стеклом с моими регалиями. Внушительный, но пока почти пустой книжный шкаф. Впрочем, его закрытая часть уже набирает в своё чрево самые важные документы. Хотя самые-самые документы, учредительные, Устав и тому подобное — в сейфе. Огромный и важный, как Мойдодыр, стоит в углу, рядом с моим столом, на котором в теннис играть можно.

На противоположной главному столу стенке сверху нависает огромный экран. Я на нём гоняю редактируемые программы и концертные номера. С обратной к приёмному помещению стороне — дверь. Выход в комнату отдыха и личных репетиций. С моим любимым коргом и акустической аппаратурой. А чо? Жить и работать надо красиво.

— Дядя, так что это за история с контрабандой и судом? — он же должен понимать, что не зря я его отдельно пригласила.

— ЮнМи-ян, а надо тебе это знать? — самчон с наслаждением допивает коньяк. Курвуазье это вам не паршивый соджу.

— Дядюшка, слишком много нервов мне весь шум по твоему поводу стоил, чтобы я не имела права хоть что-то знать.

— Ты же сама под присягой, так что должна понимать… — вот и начинает выбалтывать, а мне ведь много не надо. Втыкаю в него немигающий взгляд и жду.

— Ты изменилась, — мнётся дядюшка.

— Сам сказал, что я под присягой, — наращиваю давление, — это ты маме и сестре ничего не имеешь права говорить, а мне — что-то можно. Слишком не нажимай, говорят, французские коньяки вещь коварная.

Самчон внимает предупреждению и наливает только половину. А я отлучаюсь к столу с пультом управления и включаю большой экран, на котором пошла крутиться развесёлая программа с танцульками и песнюльками. Вряд ли мой кабинет прослушивается, но бережёного ГуаньИнь бережёт.

— Кое-что я и сама знаю. О многом догадываюсь, — продолжаю раскручивать самчона.

Поощряющую и слегка покровительственную улыбку на его лице я сейчас сотру.

— Контрабанда это, скорее всего, правда. Но это всего лишь прикрытие, легенда. Контрабандный канал это, прежде всего, канал. Канал связи с Пукханом, с агентурой на той стороне. Без НИСа здесь не обошлось.

Улыбка на лице самчона начинает замерзать. Но это ещё не вечер. Ему не надо ничего говорить, по реакции вижу, когда в цель попадаю. И голубоватый, — да у меня голубоватый, а не зелёный, как у козла Лина, — шнур, протянувшийся к его голове, мне в помощь. Нет, я не беру его под полный контроль, это же родной дядя. Со своими так нельзя. Но ослабить защитную реакцию, почему нет? Допрос? Вай нот? Имею право.

— Дядя, а какое у тебя звание? Капитан? — по слегка удивлённой, но с долей облегчения, улыбке понимаю, что попадаю в девятку, не в десятку.

— По итогам операции дали майора? — а вот теперь десятка!

Самчон залпом допивает коньяк, крутит головой. Вот так девочка-племянница! — читается в его глазах. А что тут такого? НИС, КГБ или ЦРУ, нигде полковники и генералы непосредственно «в поле» не работают. Это участь лейтенантов и капитанов.

— И вдруг каналом приходится жертвовать, — продолжаю я давить. — Ладно, я понимаю, что это внутреннее дело НИС, их игры. Но удар нанесён по мне и по твоей семье.

— Это не планировалось, — выдавливает из себя самчон. В час по чайной ложке. Ничего, у меня терпения хватит. Уж на родного-то дядюшку…

Конец главы 1.

Глава 2. Долги

06 июля, время 17:45.

Сеул, окраина. Приземистое охраняемое здание, собственность НИС.

— Господин Лин, вы что, не понимаете, что просто так отсюда не выйдете? — этот козлина со слащавыми глазами и доброжелательным лицом пройдохи раздражает меня безмерно.

Мы в камере одни. Это особая камера, с привинченным к полу столом, такими же стульями и лжезеркалом во всю стену. У амеров слизали. Зеркало это одностороннее окно. Для нас с козлиной — зеркало, для находящихся за ним — окно. Слышат за зеркалом тоже всё.

Не справляется НИС с господином гипнотизёром. Уже сомневаться начинают. О, святые ананасы, во мне начинают сомневаться! Хитрец изворачивается вовсю, и способности свои обнаруживать не изволит. Полковник Хан, — какая говорящая фамилия, — предупредил, что если ничего не выйдет, то придётся отпускать.

— Под наблюдение мы, конечно, его возьмём, но сами понимаете, госпожа Агдан…

Понимаю, чего тут понимать? Как работу гипнотизёра обнаружишь? А вдруг это просто действие харизмы и личного обаяния? Вот поэтому меня и позвали. Не получится у меня — придётся отпускать.

— Почему же я не выйду, госпожа Агдан? — невозмутимо жмёт плечами гипнотизёр. — Никто меня тут вечно держать не будет.

Ну, смотри! Сам напросился.

— Конечно, выйдете, — безмятежно бросаю ему согласие, как отравленную приманку. — Буквально через час. И без всяких подписок. Хотите?

Напрягается гипнотизёр, глазки свои поросячьи сужает. И аурным зрением вижу, как выпускает из головы зелёную змею. Пальцами отстукивает хитрый ритм. Он и так умеет? Мастер! Полупрозрачная змея, изгибаясь в воздухе, плывёт ко мне. Стараюсь не фокусировать на ней глаза, и когда она подплывает к лицу, перехватываю её левой рукой, светящейся слабым голубым сиянием.

С наслаждением наблюдаю, как вздрагивает от боли и неожиданности козлина Лин. Завязываю зелёную змею в узел, — Лина корчит, как грешника на скороводке, — и ребром правой ладони резко обрубаю часть змеи. Зеленоватый обрубок тает в воздухе, остальное втягивается обратно. По уже изменённой траектории, Лин упал со стула и катается по полу, воя и прижимая руки к голове.