Скажи миру – «нет!» (отрывок) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Больше так не делай никогда, — уже тихо попросила она, все еще не поворачиваясь. — Я очень-очень испугалась, Олег… Ну все, уже успокоилась, вот. — Она повернулась и по-настоящему улыбнулась, но тут же попросила снова: — Только больше не уходи… Поесть ничего не нашел?
— Можно камышовых корней надрать и испечь, — не придумал ничего лучшего я. — Там камыш есть. — И тут же обругал себя последними словами.
— Камыш… — вздохнула Танька. — Пошли за камышом, чего же…
— Танька, — бухнул я, — там скелет.
* * *Если честно, Танька — по крайней мере на вид — восприняла скелет спокойнее, чем я. Разве что немного расширила глаза, но даже нагнулась к останкам, тоже рассматривая часы.
— Олег, он не умер, — тихо сказала она и выпрямилась. — Его же убили. Смотри.
Мне стало стыдно. Девчонка различила то, чего не увидел я в своем обалдении. Череп слева — над виском — был проломлен, неровно, ромбом. Вернее — ровным ромбом.
— Чего это, Тань? — Голос у меня отчетливо сел. Она промолчала. А до меня дошло, что это похоже на след от наконечника стрелы.
Как в кино.
— Пошли отсюда, Олег. — Танюшка зябко повела плечами. — Ну его, этот камыш…
Мне очень хотелось сделать так, как она предлагала. Но я вдруг понял, что хочется есть. И вечером будет хотеться есть еще больше. И мне. И Танюшке.
А скелет — что он, скелет? Такой же мальчишка — на девчонку не похоже, — как и я. Мертвый. Даже больше, чем мертвый.
— Тань, ты подожди, а я сам надергаю, — решительно сказал я. Потому что я был мужчиной, как ни крути.
Она упрямо повертела головой. И села разуваться — первой лезть в воду…
…Мы набрали камышовых корней в мою спортивную куртку, и я нес этот мешок. И думал, что вечером попробую поставить петлю на зайца — вдруг попадется?
К речке Калаис — или как она в этом мире? — мы вышли только к вечеру, и я присвистнул. Спросил Танюшку:
— Узнаешь?
Она кивнула, озираясь. Все-таки, лишенные привычных ориентиров, мы забрали в сторону и вышли к реке ближе от города, чем рассчитывали. Но теперь можно было не беспокоиться — километров тридцать, весь завтрашний день, достаточно просто идти против течения. А сейчас мы опять стояли возле небольшой луговины, по которой текла река.
— Кто это, Олег? — испуганно спросила Танька. — Какие огромные!..
Сперва я просто увидел мохнатых быков, которые пили метрах в ста от нас, не больше. А потом у меня восторженный холодок прошел по спине, и я прошептал:
— Тань, это туры. Стой тихо.
Последний тур на Земле, как мне помнилось, был убит в XVII веке. А тут — мы стояли так близко от этих громадин, что можно было слышать, как хлюпает вода, которую они тянут. Потом светло-шоколадные животные бесшумной цепочкой ушли в лес.
— Туры, — тихо повторил я. — Пошли, Тань, пошли. Они красивые, но от них лучше держаться подальше.
* * *Костер мы разожгли на небольшой полянке и еле дождались, когда появится первая горячая зола, в которой можно будет испечь камыш. А потом так же еле дождались, пока он испечется. И ели его, обжигаясь, урча и пачкаясь золой — по крайней мере, когда я глянул на Таньку, сидевшую, скрестив ноги, по другую сторону огня, то у нее все вокруг губ было грязным. Судя по тому, как она засмеялась, — у меня тоже. То ли нам с голоду показалось, то ли камыш и правда был вкусным, но мы слопали весь. Я хотел было заначить немного, но Танюшка настояла на том, что утром он остынет и будет невкусным. Откуда она это знала — представления не имею, но я легко с ней согласился, и мы доели печеные корешки.
— Еще два дня — и дойдем, — оптимистично заявила Татьяна. Я кивнул, подумав: куда дойдем, интересно? А вслух попросил:
— Спой, Тань.
Она ни секунды не отнекивалась и не ломалась. Посмотрела на меня через огонь, а потом перевела взгляд на угли.
Я хорошо помню эту ночь, костер на полянке — и тихий, но мелодичный и ясно слышный голос Танюшки. Я не говорил, что спеть. Но она догадалась сама…
Вечер бродит по лесным дорожкам…Ты ведь тоже любишь вечера.Подожди, постой еще немножко,Посидим с товарищами у костра.
Вслед за песней позовут ребятаВ неизвестные еще края,И тогда над крыльями закатаВспыхнет яркой звездочкой мечта моя.
Видишь целый мир в глазах тревожныхВ этот час на берегу крутом.Не смотри ты так неосторожно —Я могу подумать что-нибудь не то {1}
* * *Меня разбудил дождь. Он полил сверху, легко пробивая крону дерева, на котором мы устроились в широкой развилке, — нам опять повезло… если бы не ливень, а это был настоящий ливень. Танюшка проснулась на несколько секунд позже меня и сперва что-то сердито пробормотала, а потом жалобно вздохнула:
— Дождь… Вниз спускаться?
— Нельзя, Тань. — Я перебрался осторожно к ней, проклиная свою высотобоязнь, и натянул на нее свою куртку. Не защита, конечно, но Танюшка благодарно прижалась ко мне, и мы приготовились мокнуть до утра. Я всмотрелся в часы и сумел различить, что только половина второго. И я, и Таня были здоровыми, закаленными ребятами и уж летом-то под дождем простыть не боялись. Но ясно стало, что уснуть не удастся.
— Олег, — тихо сказала Танюшка, — как ты думаешь, дома нас ищут?
— Ищут, конечно… — неохотно ответил я. — И ребята тоже ищут.
— Они и подумать не могут, что с нами… А помнишь, — я вдруг понял, что она улыбается, — как мы домового ловили, который на чердаке громыхал?
— А это оказалась сова, — подхватил я, — конечно, помню! И как Вадим физиономией в свежую шкуру влетел, а мы решили…
— …что домовой ему лицо разодрал! — добавила Танька. — И полезли наверх с ножами, а Санек говорит про шкуру: «Тут у люка кто-то стоит!»
— Еле отговорили его стрелять, — задумчиво заключил я.
Мы еще немного повспоминали своих друзей. Потом Танюшка вздохнула:
— Я вот думаю про скелет. Странно все-таки. Средневековый мальчишка — а в часах. И вообще — дичь какая-то. Стрелой его убили… Надо бы нам поосторожнее быть, Олег. Присмотреться, когда придем на место. Что бы там ни было.
— Логично, — согласился я. — Танюшка, ты попробуй уснуть, а то завтра мы же идти не сможем. Давай поближе, — и я фактически перетащил на нее куртку, оставшись в футболке. В первые несколько секунд дождь показался страшно холодным, но потом я привык, даже перестал дрожать. Танюшка вроде бы согрелась — по крайней мере совсем затихла. Я думал даже, что уснула, но она вздохнула и призналась: