Большая книга ужасов – 68 (сборник) - Елена Арсеньева

Кот-мальчик начисто вылизал стол и теперь сидел с довольным видом и сыто щурился. А Васькина мама смотрела на него.

Васька видел ее лицо, такое изумленное и негодующее… такое любимое и родное!

«Мамочка, стукни его как следует! Стукни!» – мысленно взмолился он.

Нет, было бы еще лучше, если бы мама решила, что ее сын спятил, что нужно его срочно отправить в психушку, надеть на него смирительную рубашку, посадить за решетку и лечить с помощью лоботомии.

Несколько мгновений зрелище кота-мальчика в смирительной рубашке и за решеткой тешило воображение Васьки Тимофеева, а потом перестало. Просто потому, что мама никогда не отправила бы своего сына – даже такого, каким он стал теперь! – в психушку…

Вдруг все: и кухня родного дома, и кот-мальчик, и потрясенная мама – все это пропало, что-то оглушительно загрохотало, и Васька осознал, что снова смотрит в левый глаз портрета Марфы Ибрагимовны Угрюмовой. Глаз этот испуганно заморгал, портрет снова собрался морщинами-трещинами, а в следующее мгновение Васька понял, что так сильно грохотало. Это был удар грома!

Васька вспомнил, как папа предупреждал: мол, гроза к вечеру грянет.

И он не ошибся. Гроза разразилась-таки. По крыше ударили первые капли дождя.

– Боишься грозы, котишка-оборотень? – вкрадчиво спросила ведьма Ульяна.

Если бы Васька мог, он бы пожал в ответ плечами: мол, а чего ее бояться?

– Да ты, я погляжу, храбрец! – одобрительно кивнула Ульяна. – Значит, повезло мне… да и тебе, значит, повезло. Видишь ли, Васька, я заменила тебя своим слугой. Теперь назад ему ходу нет, а я осталась без помощника. Но ты мне нравишься! Ловко от вороны, то есть от меня, в лесу ускользнул, поглядеть в глаз Марфы Ибрагимовны не струсил, теперь вот грозы не страшишься… Люблю храбрецов! Хочешь, я тебя премудрости своей обучу? Послужишь у меня, а потом и сам станешь колдуном! Будешь ты могуч, богат сказочно и неодолим врагами, всех их ты в бараний рог согнешь одним махом! Все твои желания станут исполняться быстрей, чем ты пожелать успеешь… Ну что, согласен, Васька?

Быстрее молнии промелькнул в Васькиной голове собственный образ в виде кого-то, кто могущественней Дамблдора и Волан-де-Морта вместе взятых, кто запросто сгибает в бараний рог ведьму Ульяну и кота-мальчика… и он так старательно закивал, что у него даже шея заболела:

– Согласен! Я согласен!

– Ну, коли так, – довольным голосом сказала Ульяна, – настало время приступить к испытанию.

– К испытанию? – удивился Васька.

Вот те на, а он-то думал, что учеба прямо сейчас начнется и он будет стараться изо всех сил и превзойдет своими знаниями учителей своих и товарищей своих, как выразился бы старик Хоттабыч… главное, поскорей превзойти эту ужасную училку, чтобы расправиться с ней! А тут, оказывается, еще какие-то испытания…

– Конечно, – кивнула ведьма Ульяна. – Мне нужен не просто храбрец отъявленный, а тот, кто головой думать умеет, когда надо. Но знай: если не выдержишь испытания, я тебя из дома выброшу во двор, под дождь, гром и молнии.

«Велика беда! – мысленно усмехнулся Васька. – Можно подумать, я под дождь никогда не попадал! В грозу главное – не прятаться под высокое дерево и не лезть туда, где железо».

– Терпи, оставайся неподвижен, тогда ждет тебя удача, – предупредила Ульяна. – Ну а закричишь – конец тебе.

Ее фигура вдруг завилась крутым черным смерчем – и откуда ни возьмись появился перед Васькой огромный пес. Хотя нет, это был волк, потому что был он худ и сер, глаза у него сверкали голодным блеском, а из пасти капала слюна. Зубы у волка были очень острые: ясно, что он готов этими зубами перемолоть Ваську в мелкий фарш, а потом проглотить!

Васька отпрянул и прижался к стене. Волк подступил к нему и клацнул своими зубищами. У Васьки дыхание от ужаса сперло, и, наверное, именно поэтому он и не заорал с перепугу!

Но это оказалось еще не самое страшное. С головы волка вдруг полезла шерсть, потом начала отваливаться шкура, вытянутая морда сделалась более плоской – и Васька увидел, что никакой это не волк, а человек, хотя и страшно уродливый.

«Оборотень!» – ужаснулся Васька.

– Догадливый! – взвыл оборотень. Ухмыльнулся, вприщур глянул на Ваську злобными насмешливыми глазами, клацнул зубами все еще по-волчьи, потом когтем содрал со щеки ошметок шерсти, которая почему-то еще не сошла, – и протянул к Ваське когтистую лапу. Однако когти с каждым мгновением все больше становились похожи на человеческие ногти, пальцы вытягивались, покрытая шерстью лапа принимала очертания ладони…

«Да это ведь то же самое, что со мной происходило! – вспомнил Васька. – Только наоборот! Тогда я в кота превращался, а теперь волк превращается в человека! Довольно интересно…»

Уродливая физиономия оборотня недовольно исказилась, он снова клацнул зубами, закинул голову, протяжно и злобно взвыл – и исчез, как будто его и не было, а породившая его тьма снова расползлась по щелям и углам.

Васька перевел дух. Если это было первое испытание, то оно оказалось хоть и очень-очень страшным, но довольно интересным и даже, можно сказать, познавательным!

Вдруг его взгляд случайно упал на портрет Марфы Ибрагимовны, и Васька увидел, что половинка рта на портрете улыбается, а зеленый глаз поблескивает. Похоже, Марфа Ибрагимовна была довольна, что он преодолел первое испытание.

Интересно, а почему? Почему ей хочется, чтобы Васька пошел к ведьме Ульяне в ученики и стал колдуном? Уж не потому ли, что и Марфа Ибрагимовна мечтает, чтобы кто-нибудь Ульяну согнул в бараний рог?

Додумать Васька не успел: тьма вновь вырвалась из своих щелей и ринулась к нему так стремительно, что он влип в стену, словно хотел продавить рассохшиеся бревна насквозь. И вот из этой то зыбкой, то наливающейся плотью черной мглы начали возникать, сменяя друг друга, фигура за фигурой, и каждая была ужасней другой. На Ваську таращились пустые глазницы черепов, изъеденных гнилью; к нему тянулись окостенелые пальцы, которые высовывались из серых пыльных рукавов каких-то ряс…

Васька трясся, но терпел и молчал.

Потом вдруг явилась фигура в заплесневелом, туго запеленатом саване и начала выпутываться из него, извиваясь как змея. Наконец ей удалось высвободить одну руку, но это оказалась не рука, а в самом деле змея! Белая змея – отвратительно-белая, тускло-белая и влажная, словно слизень, притаившийся под грудой какого-нибудь заплесневелого, вонючего тряпья, давным-давно брошенного в сыром углу.

Из головы змеи-слизня показались не то зубы, не то пальцы, и они начали не то грызть, не то рвать саван на груди. Наконец ткань треснула – и Васька увидел, что там, в груди фигуры, на месте сердца кипит и клубится какая-то черно-сизо-белая куча… Но нет, это был клубок змеиных тел, понял он через мгновение! А ткань трещала, трещала, дыра расширялась, вот-вот должно было открыться лицо, и невозможно было представить себе, каким ужасным оно окажется!