Не родись красивой: Триумфальное возвращение - Т. Голубчикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже мой, Андрюша! – наконец вскрикнула Маргарита Рудольфовна.
– Добрый день, Андрей Павлович. Спасибо, что снизошли до нас, – скривил губы в саркастичной улыбке при виде опустившегося до пьянства и драк сына Павел Олегович.
– Наоборот, я до вас поднялся... на лифте, – попытался отшутиться тот.
– Не буду спрашивать, где ты провел ночь. Это твое личное дело. Меня интересует другое: когда появится Пушкарева? – решил вернуть собранию деловую тональность Павел Олегович.
– Она не появится. Вместо нее придет Зорькин, – Андрей устало опустился на стул и кивнул на приоткрывшуюся дверь: сквозь узкую щель боязливо протискивался Николай.
– Здравствуйте! Простите...
– Опять вы? – гневно вскинул брови Александр Воропаев.– Где Пушкарева? Ей особое приглашение нужно?
– Мне очень жаль, но, к сожалению, Екатерины Валерьевны нет в городе, – Зорькин пытался говорить весомо, то и дело поправляя то очки, то галстук.
– То есть как?!
– Выходит, мы опять собрались впустую...
– Это уже выходит за рамки приличия, молодой человек!
– Но хотя бы позвонить она могла?! – негодовали акционеры.
– Конечно, могла. Но... не позвонила, – только и мог развести руками Николай.
– Хватит юлить. Давайте начистоту, сколько она хочет получить? – Воропаев разглядывал Зорькина сквозь прищуренные веки, как сквозь щель прицела.
– За что? – не понял наивный Коля.
– За обратный билет! Отступные... – отрезал Александр.
– Александр Юрьевич полагает, что Катя хочет денег за то, что вернет нам фирму, – пояснил Зорькину Павел Олегович.
– Катя? Да вы что? Ей такое и в голову не придет. Она скоро приедет. И подпишет все, что хотите...
– Господин Зорькин, вы должны понимать, что мы хотим. А именно, остановить судебный процесс между «Ника-модой» и «Zimaletto». Без подписи госпожи Пушкаревой это невозможно! А время поджимает, – строго сказал Павел Олегович.
– А им торопиться некуда. В их интересах дождаться конца процесса, и у «Zimaletto» появятся новые владельцы, – цинично хмыкнул Воропаев.
– Да Кате эта ваша фирма даром не нужна! Она просто уехала по делам... – робко оправдывался Зорькин.
– Уехала так далеко, что даже позвонить ей нельзя? – удивилась даже невозмутимая Маргарита Рудольфовна.
– Ну что ж, позиция госпожи Пушкаревой мне понятна, – посуровел Павел Олегович.– Мы вас больше не задерживаем, господин Зорькин.
– Только помните, молодой человек, с рук вам это не сойдет! – кинул ему вслед Воропаев.
– Итак, я теперь в полном объеме владею всей информацией. Ждать Пушкареву Е. В. бесполезно. Я думаю, ее намерения всем понятны, – Павел Олегович снял очки и нервозно потер переносицу.– Пора обратиться к специалисту по уголовному праву.
– Я не понял? Ты что, хочешь возбудить уголовное дело?! – потрясенно переспросил Андрей.
– У тебя есть другое предложение? – Жданов-старший испытующе посмотрел на сына поверх очков.
– Я предлагаю дождаться Катю!
– А если она вообще не вернется? – осторожно предостерегла сына Маргарита Рудольфовна.
– Как ты мог ей довериться?! Да на ней написано – карьеристка, хищница...– сорвалась на крик Кира.
– Она вернется! Катя умеет работать. У нее светлая голова. И в этой голове много полезных мыслей...
– Спокойно, Андрей. Держи себя в руках, – шепнул Роман.
– Да, кстати, а где господин Жданов успел с утра обрести такую прекрасную форму... и такой аромат, что спички можно зажигать? – ерничал Воропаев.
– Да ты в зеркало на себя посмотри. Ты же весь помятый, небритый... Родителей бы постеснялся! – пожурила отставленного жениха Кира.
– Андрей, прошу тебя, больше не приходи на совещание в таком виде. Никогда. Ты понял? – похоже, Павел Олегович сегодня был по-настоящему зол на отпрыска.
– Как вы все достали со своей заботой! – не выдержал напряжения Андрей.– Вечно лезете со своими советами, уговорами. Что ты, что Кира, что мама... А меня тошнит от всего этого! Я видеть вас всех не могу больше! – он зло расхохотался и решительно направился к двери.
– Ну и куда ты собрался? – полюбопытствовал Воропаев.
– Рома, сделай что-нибудь... – воззвала Маргарита Рудольфовна.
Напряжение последних дней здорово измотало Малиновского. Сегодня он не был расположен ни шутить, ни развлекаться. В конце концов, он лично никогда не поступался интересами бизнеса и работал на износ! Роман поднялся и заслонил другу выход:
– Хочешь, чтобы все вокруг тебя пожалели, и тогда ты будешь чувствовать себя не таким виноватым? – он оттеснил Андрея от двери в центр зала.– Вот сейчас пойдешь, напьешься, подерешься... И люди снова будут испытывать к тебе жалость и омерзение! Это, знаешь, подростковая психология. Никуда ты отсюда не уйдешь!
– Да? И кто меня остановит? Ты, что ли? А по какому праву? – сжал кулаки Андрей.
– А ну успокойтесь все! Хватит на сегодня! Продолжим позже... – Павел Олегович демонстративно собрал в папку документы и покинул конференц-зал. – А пока, до отъезда, я принимаю функции исполняющего обязанности президента на себя.
Елена Пушкарева методично разбирала вещи на письменном столе в Катиной комнате. Генеральная уборка накануне возвращения дочери подходила к концу – оставались последние штрихи. Домовитая Елена отправила в мусорное ведро несколько фантиков от конфет, поправила разноцветные ручки в плетеном стаканчике и хотела смахнуть со стола пыль. Осталось только положить на место бумаги – она торопливо выдвинула ящик стола...
«Дневник Пушкаревой Е. В.» Надо же! Катя последняя время ходила как в воду опущенная – ела плохо, ворочалась во сне... Ни с того ни с сего с работы уволилась! И строго-настрого запретила говорить кому-нибудь, где она... Вот до чего работа довела... А может... Может, тут что-то другое! Она мать и должна, просто обязана знать, что происходит с ее ребенком!
Елена тихонько притворила дверь, чтобы дисциплинированный супруг не застал ее за чтением, присела на краешек кровати и стала переворачивать страницу за страницей...
«...Господи, доченька, что же с тобой творилось, а я-то думала... Думала, ты еще ребенок, а оказывается, тут такое... – тихо шептала она, пыталась представить, сколько проблем и переживаний навалилось на Катины хрупкие плечики за последние месяцы, и отирала краешком кухонного полотенца набежавшие слезы.– Да разве в красоте этой счастье, Катюшка? Намучилась, моя маленькая... И все молча, молча... А мы-то, дураки, думали, у тебя все в порядке, не хуже, чем у других. Да и чем ты хуже? Умная, добрая, ни на кого не похожая... Все равно, что бы ни произошло, для нас с папой – ты самая-самая красивая...»
«Все когда-нибудь заканчивается – и плохое, и хорошее...» – грустила Катя.
