Звездный час адвоката - Наталья Борохова

– И что можно сказать о человеке, наблюдая за ним, как вы говорите, со стороны? – спросила Дубровская, все еще злясь из-за того, что веселый следователь выставил ее в глупом свете.

– Многое, – заявил тот. – Вы знаете о такой науке – физиогномике? Это умение определять характер человека по внешности.

– Это лженаука, – решительно заявила Елизавета. – Внешность человека бывает обманчива.

– Ну, не скажите, – не согласился Красавин. – Для опытного наблюдателя заметить скрытые пороки человека не так сложно, как это кажется на первый взгляд. Но что мы спорим? Давайте просто поглядим на госпожу Данилевскую и сделаем выводы. Каждый – свои. А потом сопоставим результаты? Идет?

– Подсматривать за человеком, не подозревающим, что за ним следят, – это как-то нехорошо, – неуверенно сказала Лиза, тщетно пытаясь вспомнить, содержит ли Кодекс профессиональной этики адвоката прямой запрет на этот счет.

– А я пишу работу по психологии убийства, и мне, как исследователю, важны такие наблюдения, – вдруг признался Красавин.

Дубровская посмотрела на следователя с интересом. Надо же, поначалу она восприняла его, как пижона, щеголяющего модной строчкой там, где принято одеваться скромнее. Но, видимо, этот Красавин не столь примитивен, как ей показалось на первый взгляд. Получается, это она не умеет разбираться в людях?

– Ну что же, давайте попробуем, – неожиданно для самой себя согласилась Елизавета, вспомнив про свою начатую диссертацию, заброшенную теперь куда-то на антресоли. В конце концов, ее тоже можно назвать исследователем!

Дубровская испытала легкое разочарование, оттого что ее ожидания не оправдались. В воображении молодого адвоката успешная писательница должна была выглядеть как-то иначе. Разумеется, Лиза знала, что Данилевская еще молода. Стало быть, мудрый проницательный взгляд и особая одухотворенность на ее лице могут проявиться позднее. Но Диана выглядела так прозаично – в этой своей джинсовой куртке, огромной, словно с чужого плеча, тонком шерстяном свитере и несвежих спортивных брюках. Волосы ее были заправлены под резинку, что делало ее почти неотличимой от других женщин, грубых и озлобленных, содержащихся под стражей за убийства, разбои, грабежи. Взгляд Данилевской казался слегка затуманенным, потухшим и полным абсолютной безнадежности.

Это была усталая, измученная женщина, выглядевшая много старше своих законных тридцати лет, и если бы Дубровской пришлось ответить на вопрос: похожа ли обвиняемая Данилевская на человека, способного совершить особо тяжкое преступление, ей вряд ли бы пришел в голову однозначный ответ.

– Ну что, – спросил Красавин. – Полагаю, мы можем закончить наши физиогномические наблюдения? Итак, что скажете вы?

– Вы – автор идеи, вам и начинать, – уклончиво ответила Лиза, донельзя огорченная своей неспособностью к анализу.

– Как хотите, – улыбнулся он. – Итак, госпожа Данилевская – молодая и привлекательная женщина. Не удивлюсь, если у нее есть поклонники, причем не из числа почитателей ее книг. Бедняга муж, должно быть, порядком извел себя ревностью при такой-то жене.

– Стоп! – воскликнула Лиза. – С чего вы это взяли? Я видела Максимова и даже говорила с ним. Поверьте, он сломлен нынешним положением Дианы и думает только о том, как вызволить ее на свободу. Меньше всего он производил впечатление человека, снедаемого ревностью. Кроме того, посмотрите на Данилевскую! Мне кажется, она выглядит… м-м-м… не слишком привлекательно.

– Это поверхностный взгляд, – отмахнулся Красавин. – Вы замечаете только то, что очевидно сейчас. Грязные, спутанные волосы. Лицо, осунувшееся от переживаний и недосыпа, да еще и без единого грамма косметики. Припухшие глаза. Неопрятную одежду, лоснящуюся от сидения на тюремных нарах. Смотрите дальше… Мысленно умойте свою подзащитную, распустите по плечам ее шикарные каштановые волосы, нанесите немного помады на губы и туши на ресницы. Накиньте на ее плечи шелковый халат с изящным пояском. Ну, каково?

Дубровская с опаской посмотрела на фетишиста в обличье прокурорского следователя. Она могла голову отдать на отсечение, что ее собственный муж, взглянув на Данилевскую, не задержал бы взгляда даже на тридцать секунд, а уж мысленно распускать ее грязные волосы по опущенным плечам… Бр-р, бред какой-то!

Красавин улыбнулся Елизавете, словно угадав ее мысли.

– Вы забываете о том, что делает с людьми неволя. Тем более с женщинами. Ну-ка, представьте на минуту, каково это – спать не на ортопедическом матрасе у себя дома, а на деревянной доске в казенном учреждении и не знать при этом, что лучше: снять с себя куртку и подложить ее под себя или же все-таки укрыться ею для того, чтобы немного согреться? После одной такой ночи, да еще в обществе не самых приятных товарок, личико даже самой писаной красавицы приобретет землистый цвет, а красивые глазки превратятся в поросячьи щелочки.

– Ну да бог с ней, с ее внешностью, – сказала уязвленная Дубровская. Ей было досадно, что следователь увидел в ее подзащитной гораздо больше привлекательных черт, чем удалось ей самой. – Скажите лучше, видите ли вы в облике Данилевской какие-то скрытые пороки? Способна ли она совершить убийство?

– Сложный вопрос, – отозвался Красавин. – С одной стороны, в ее внешности нет ничего из того, что перечислял старина Ламброзо, описывая облик настоящего преступника. У нее симметричное лицо, правильный овал и довольно изящные черты. С другой стороны, вы обратили внимание на ее поведение?

Поведение?! Лиза подумала, что она ослышалась. О каком поведении могла идти речь, если за все время, пока они делились друг с другом своими наблюдениями, Данилевская сидела, как пришпиленная к месту, вперив мутный взгляд в зеркало?

– Диана не знает, что мы за ней наблюдаем, но, даже оставаясь в одиночестве, она не может расслабиться, – продолжил следователь. – Она напряжена, как натянутая струна. Вы видите, она кусает губы? Смотрите, она сжимает пальцы так, что белеют костяшки.

Дубровская и правда обратила внимание на то, что руки писательницы, лежащие на столе и сомкнутые в замок, находятся тем не менее в постоянном, непрерывном движении. Пальцы сжимались и разжимались, и даже через стекло было видно, как белеют суставы. Однако, как это Красавин все замечает?

А он тем временем продолжал:

– Знаете, что делают люди экспрессивные в подобных ситуациях? Они мечутся по следственному боксу, как звери, попавшие в силки. И хотя им строго-настрого велено находиться на месте, удержаться в рамках дозволенного им сложно. Они подходят то к двери, то к окну, стараясь выглянуть наружу. Они пинают привинченный к полу табурет, заглядывают в пепельницу и в глазок, тянут руку к тревожной кнопке. Наша же подопытная ведет себя так смирно, что на первый взгляд кажется этакой тихоней. Но это на самом деле не так. Данилевская – сложная, противоречивая натура, довольно страстная, но с хорошо развитым самоконтролем. Она не позволяет эмоциям вырваться наружу, хотя они ее душат. Вспомните о ее беспокойных пальцах и искусанных губах. А этот ее остановившийся взгляд и неподвижная поза – только защитная броня, которой она укрывается от посторонних и даже от самой себя.

– Но как насчет убийства? – хитро спросила Дубровская. – Я так и не поняла, способна ли моя подзащитная на такой фортель? Или же это все удел экспрессивных, как вы выражаетесь, лиц?

– Такие люди, как она, если и совершают преступления, то делают это хитро, обдуманно, не просто так, не с бухты-барахты. По этой причине изобличить их оказывается намного труднее. Они ведут тонкую игру благодаря своему хорошо развитому интеллекту и врожденной осторожности. Но и они, бывает, делают проколы.

Дубровская вздохнула. Беседа со следователем-интеллектуалом давала ей и бедной Данилевской мало шансов на успех. Но все же она рискнула.

– Надеюсь, вы дадите возможность мне убедиться в правоте ваших слов? – спросила она.

– Каким же образом? – отозвался Красавин.

– Отпустите Диану домой, помыться и расплести запутанные волосы, – нашлась она. – Глядишь, и я увижу в ней этакий сверкающий бриллиант, красоту которого вы мне воспели.

– Я и собираюсь это сделать, – огорошил ее Красавин.

– В смысле?! – открыла рот Елизавета, не веря своим ушам. Вне всяких сомнений, этот весельчак-следователь опять разыгрывал ее.

– Ну, вы же имеет в виду подписку о невыезде? – как ни в чем не бывало спросил Красавин.

Сказать по правде, Дубровская шла ва-банк, не рассчитывая на подобную милость со стороны обвинения. Это было неслыханно!

– Так ведь она обвиняется в убийстве, – выдохнула Елизавета, продолжая изучать лицо странного следователя и пытаясь отыскать в нем скрытую усмешку.

– Вот именно, в убийстве, – подтвердил он. – А вы будете умолять меня о том, чтобы я ходатайствовал перед судом о заключении ее под стражу до суда? Ну, если об этом просит адвокат, тогда, конечно…