Фактор страсти - Кимберли Лэнг

— Только теоретически.

Отец вздохнул:

— Боже праведный, Брейди, ты заговорил, как Итан с его поисками правды и справедливости. Ты же умеешь смотреть шире. Просто найди для девочки рабочее место и дай ей направить энергию в другую сторону.

Брейди сделал последнюю попытку:

— Если мы так поступим, то создадим опасный прецедент, и активисты по всей стране начнут приковывать себя наручниками к политическим деятелям.

— Мы рискуем, да, но я готов пойти на риск. — Дуглас кивнул Натану, и тот перебросил Брейди через стол пачку бумаг. — Мэри Эспин Бридлав, двадцать семь лет, родилась за границей от родителей-американцев, росла в США в общинах хиппи. Некоторое время училась в колледже, занималась, в основном, социологией. Затем занялась приставанием к людям. Большой список активных выступлений и делания добра. В полицейских сводках не значится. В настоящее время живет в Арлингтоне. Уверен, тебе будет приятно работать с ней.

То есть Эспин теперь официально стала его проблемой.

Эспин посмотрела в щелочку между занавесками и хмыкнула.

Она повалилась на диванчик, и тот протестующе заскрипел. Эспин чувствовала себя пленницей. Видео распространилось быстрее, чем она успела качнуть головой, и вся нация оказалась у ее порога. Вообще-то, это порог Марго, потому что Эспин живет над ее книжным магазином. Магазин теперь переполнен, и Марго в восторге от бесплатной рекламы и огромных продаж — результатов популярности Эспин. А самой Эспин пришлось взять отпуск, и ее место в магазине заняла племянница Марго. Около магазина крутилась толпа журналистов. На другой стороне улицы маленькая демонстрация выражала поддержку новому «движению», которому она якобы положила начало.

Ей следовало бы гордиться тем, что она сделала, особенно если учесть, сколь малых усилий это потребовало. Каждый активист мечтает о таком внимании к своей персоне, но, к сожалению, не на это Эспин рассчитывала, пустившись в погоню за Брейди Маршаллом.

Вчера вечером она выключила телефон и стала ждать, когда утихнет шум. Хорошо, что лестница в ее квартирку находится в задней части магазина, и никто не стучит в ее дверь.

Однако кто-то постучал.

Эспин сползла с диванчика и пошла к двери, гадая, кого это Марго могла впустить. Но кто бы это ни был, хорошо бы он принес немного еды. И если честно, она немного скучала и была не против с кем-нибудь пообщаться.

Эспин страшно смутилась, когда, открыв дверь, увидела Брейди. Здесь. У ее двери. Зачем?

— Мистер Мар… То есть Брейди. Привет. — Она провела рукой по волосам, пытаясь пригладить непослушные кудри. — Что привело вас ко мне?

— Я пришел поговорить с вами.

Хорошо это или плохо?

— Конечно.

Брейди улыбнулся. Ее странная реакция на его присутствие усилилась.

— Вы позволите мне войти?

— Пожалуйста.

Эспин посторонилась. Когда он шел мимо, запах, который она хорошо помнила, коснулся ее ноздрей. Женщина сделала глубокий вдох.

Брейди выглядел спокойным и беззаботным. Сейчас его вроде бы не сердила буря, которую подняла пресса. Но почему он пришел?

— Я немного удивился, обнаружив по вашему адресу магазин. Наверное, удобно жить там, где работаешь.

— Да. И дешево, — добавила Эспин с усмешкой. — Извините меня за беспорядок. — Она протиснулась мимо Брейди, сгребла с диванчика одежду и книги и забросила в шкаф. — Просто мне приходится сидеть дома.

— Я проложил себе путь к вашему дому сквозь толпу, так что понимаю, почему вы прячетесь.

— Наверняка ваше появление подлило масла в огонь.

— Так и было.

Он не стал излагать подробности, но раздражение отразилось на его лице.

Значит ли это, что сейчас она получит нагоняй?

— Пожалуйста, садитесь. Могу я предложить вам попить что-нибудь? Сок? Воду? Травяной чай?

Эспин никак не могла понять, почему Брейди пришел сюда. Этот факт сильнее озадачил, наверное, только репортеров на улице.

В безупречном, сшитом на заказ костюме он выглядел совершенно неуместно на ее шатком диванчике среди пестрых подушек. Лучики солнца, проникая сквозь занавески, отражались от граней зеркала и зажигали на его лице маленькую танцующую радугу.

Брейди отклонил ее предложение, слегка покачав головой. Казалось, он совершенно расслабился: откинулся на спинку диванчика, положил ногу на ногу.

— Там, снаружи, что-то вроде цирка.

Эспин присела на подлокотник диванчика — так далеко от него, как могла.

— Знаете, я рада, что люди стараются обрести голос и что пресса уделяет этому такое внимание, но мне бы хотелось…

Уголки его губ приподнялись.

— Чтобы это происходило где-нибудь еще?

— Вот именно. — Эспин вздохнула. — Это очень плохо с моей стороны?

— Отнюдь. Вам не нравится быть в центре внимания.

— Верно. Есть масса вещей, которые заслуживают хотя бы половины того внимания, которое оказывают мне только потому, что Кирби поступил по-идиотски.

Брейди усмехнулся:

— Я сказал сенатору, что вы искренне верите в то, что делаете.

Он говорил со своим отцом? Не с кем-то из служащих? Ух!

Брейди посмотрел на стоявшую на столике фотографию.

— Это мои родители. — Эспин подала ему фотографию, и он удивленно вгляделся в нее:

— Они действительно прикованы к ограде Белого дома?

— Да. Если вы посмотрите на плечо отца, увидите за ним мою макушку. Он посадил меня в рюкзак.

Брейди поднял бровь:

— Первый протест младенца?

— Третий.

Брейди поставил фотографию на место и покачал головой:

— Значит, наручники — это у вас семейное.

— Нет. Они приковали себя к ограде специально.

— Я имею в виду протесты.

— Ах, это? Да. Родители всегда были активистами. Антивоенное движение, защита окружающей среды, гражданские права — все это достойные цели. Не помню, против чего именно они протестовали, когда был сделан этот снимок.

— Вы хотите сказать, что они приковывали себя не один раз?

Удивление Брейди ее позабавило, но она подавила смешок:

— Именно. Они искренне верят в то, что делают. Хотят добиться перемен.

— А что они говорят об этом? — Он кивнул в сторону окна.

— Они рады, но еще не знают, какая огромная волна поднялась и насколько она вышла из-под контроля. — И Эспин добавила: — Мы не часто общаемся. Они сейчас на Гаити, поправляют здоровье.

— Судя по вашим словам, они хорошие люди.

Ее наполнило чувство гордости.

— Очень хорошие. Самые лучшие, если честно. Хотела бы я обладать их упорством.

— А вы не обладаете?

Нет, из-за чего папа и мама постоянно переживают.