Сердце дыбом - Борис Виан

Младенец заорал как резаный. В Клемантине проснулось любопытство. Она повторила опыт в третий и в четвертый раз. Ноэль зашелся криком, посинел и вдруг задохнулся. Обмер с широко разинутым ртом. По синюшным щекам катились слезы. Клемантина перепуталась и затрясла его:

— Ноэль… Ноэль… Ну же, ну!

Дикий страх охватил ее. Еще немного — и она позвала бы на помощь. Но Ноэль так же внезапно вскинулся и разразился новым воплем. Трясущимися руками Клемантина поспешно прижала его к себе и дала грудь.

Мгновенно успокоившись, младенец старательно зачмокал.

Клемантина вытерла вспотевший лоб. Нет, хватит с нее экспериментов.

Через несколько минут Ноэль насытился и выпустил сосок. Чмокнул еще разок вхолостую, рыгнул и моментально заснул, хотя и во сне продолжал судорожно вздыхать.

Когда очередь дошла до третьего, Клемантина заметила, что он на нее смотрит. Облепленная кудряшками головка, широко раскрытые глаза — ребенок напоминал непроницаемое и внушающее трепет божество. Гримаска его походила на снисходительную улыбку.

Он тоже получил свою порцию молока. Сосал не спеша, иногда останавливался и, не делая глотков, но и не выпуская изо рта сосок, поднимал глаза и пристально глядел на мать.

Когда отвалился и этот, Клемантина положила его на прежнее место и повернулась к нему спиной, на правый бок. Детеныши мирно посапывали.

Измученная Клемантина вытянулась и погрузилась в забытье. Три живых свертка источали острый запах пота. Молодой матери снился тяжелый сон.

Анжель вывел машину из гаража и ждал, пока подойдет Жакмор. А тот зачарованно смотрел на изумительную панораму: голубая морская ширь под жемчужной дымкой неба, пышная зелень парка, и посреди этого буйства красок незыблемо-белым островком — дом.

Наконец, сорвав желтый цветок, Жакмор сел рядом с Анжелем. Машина была громоздкая, длинная, как пирога, неповоротливая, но надежная. Откидной верх был приподнят сзади двумя цепочками, так что на ходу приятно обдувало ветерком.

— Какая красота! — восторгался Жакмор. — Какой вид! Какие краски! Какие…

— Угу, — коротко откликнулся Анжель и прибавил скорость.

Клубы пыли поднимались позади и оседали на пористую траву, к которой Жакмор уже успел привыкнуть.

Увидев на обочине сигналившую рогами козу, Анжель затормозил.

— Залезай, — сказал он скотине.

Коза прыгнула в машину и уселась позади.

— У них такая манера — ездить автостопом. Ну, а поскольку мне ни к чему портить отношения с местными жителями…

Он недоговорил.

— Понятно, — сказал Жакмор.

Чуть дальше они подобрали еще свинью. Обе пассажирки сошли у околицы и направились каждая к себе во двор.

— За хорошее поведение им разрешают выйти погулять, — объяснил Анжель. — А за плохое бьют и держат взаперти. Или пускают на мясо без всяких церемоний.

— А-а… — протянул Жакмор, не зная, что сказать.

Анжель остановил машину у дома столяра. Они с Жакмором вышли. В переднем закутке стоял овальный ящик. В нем, кое-как прикрытое старым мешком, лежало тело ученика, того самого бледного заморыша, что накануне обстругивал дубовый брус.

— Есть кто-нибудь? — крикнул Анжель и постучал по столу.

Вышел сам столяр. Из мастерской, как и вчера, доносился стук. Наверно, заступил новый ученик. Мастер высморкался в рукав.

— Ты за своими кроватками? — спросил он Анжеля.

— Да.

— Ну забирай. Они там.

Он указал на дверь в мастерскую.

— Помоги мне, — сказал Анжель, и они зашли вместе.

Жакмор отогнал жирную муху, с жужжанием кружившую над личиком мертвого ребенка.

Анжель со столяром погрузили кроватки в разобранном виде в машину.

— Прихвати-ка еще вот это, — сказал столяр, показывая на ящик с мальчиком.

— Ладно, — сказал Анжель. — Давай.

Столяр поднял ящик и запихнул в машину. На обратном пути Анжель остановился у кровавой речки, вышел и вытащил ящик. Ящик был небольшой и довольно легкий, и он без труда донес его до берега, а там столкнул в воду. Деревянное вместилище сразу пошло на дно, а тело мальчика всплыло. Оно покоилось на поверхности воды, как на натянутой клеенке, и течение плавно уносило его.

Поехали дальше. Детали кроваток громко стучали на ухабах.

31 августа

Комната Жакмора находилась на втором этаже, в конце длинного, выложенного плитками коридора, в той части дома, что была ближе к морю. В окна заглядывали драцены: волосатые стволы и зеленые мечевидные листья, поверх которых виднелось море. В низкой квадратной комнате, сплошь обшитой сосновыми досками, пахло смолой. Из сосновых планок был и потолок, слегка скошенный, повторяющий линию ската крыши. По углам его поддерживали грубо обтесанные клинья. Обстановку составляли низкая кровать лимонного дерева, внушительный письменный стол, крытый красным сафьяном, под стать ему кресло и, наконец, массивный платяной шкаф, в зеркальной створке которого отражалось окно. Пол тоже выложен плиткой, но не такой, как по всему дому, а ноздреватыми желтыми ромбиками. На полу черный шерстяной ковер. Стены голые — ни картин, ни фотографий. Низенькая дверка вела в ванную.

Жакмор с утра оделся для выхода. Он сменил свой костюм психиатра на кожаные брюки в обтяжку, пурпурную шелковую рубашку и свободную бархатную куртку, коричневую, в тон брюкам. Застегнул ремешки пурпурных сандалий и вышел из комнаты. Предстояло идти в деревню, чтобы условиться с кюре о крещении в ближайшее воскресенье, поэтому сообразно случаю он и выбрал столь непритязательный наряд.

В коридоре ему встретилась Клемантина. Она первый раз встала и возвращалась с прогулки по парку. Помахав Жакмору рукой, она зашла к себе.

Жакмор спустился по лестнице. Анжель еще спал. Не дожидаясь завтрака, Жакмор прошел прямо в парк. Листья диких побиранцев шелестели под свежим утренним ветром.

Все было как вчера: асбестово-сухая земля, колодец с кипящей водой и до донышка прозрачное небо, не оставляющее ни малейшей надежды на дождь. Жакмор пошел знакомой и потому уже не казавшейся такой длинной дорогой.

Он еще ни разу не видел здешней церкви. Ее колокольня едва-едва возвышалась над крышами соседних домов. Идти к ней пришлось довольно долго, вдоль красной речки. Глядя на вязкую воду, Жакмор поежился: что только не скрывается под этой глянцевой пленкой!

Дорога делала поворот вместе с речкой. Разглядеть, что было дальше, за изгибом, Жакмор не мог — мешали тянувшиеся по левому берегу серые бараки.

Еще полсотни шагов — и вынырнула, правда, не очень близко, церковь. А посреди красной речки обнаружилась лодка. С обеих сторон в воду свисали весла. За бортом барахталась какая-то темная фигура. Жакмор в недоумении подошел поближе.

Поравнявшись с лодкой, он увидел, что за борт цепляется и пытается влезть внутрь человек. Красная вода, не впитываясь, скатывалась по его одежде жирными каплями. Вот над бортом показалась голова. Лодка дергалась и накренялась от рывков. Наконец человеку удалось закинуть в лодку руку и ногу и перевалиться через борт. Теперь Жакмор мог его разглядеть. Пожилой, с изможденным лицом и блеклыми отрешенными глазами. Ни усов, ни бороды, зато длинная седая шевелюра, придававшая ему почтенный и добродушный вид. Обычно это впечатление нарушала застывшая на губах горестная гримаса. Но сейчас он сжимал зубами какой-то непонятный предмет.

— У вас что-нибудь неладно? — окликнул Жакмор незнакомца.

Тот приналег на весла и в несколько взмахов подогнал лодку к самому берегу. Жакмор заключил, что берег уходит под воду вертикальной стеной.

— Вам помочь? — спросил он человека в лодке.

Тело незнакомца прикрывал балахон из мешковины и какие-то бесформенные лохмотья. Оглядев Жакмора, он спросил:

— Вы нездешний?

— Да, — подтвердил Жакмор.

— Ну, ясно, иначе вы бы со мной так не разговаривали, — пробормотал лодочник скорее сам себе.

— Вы чуть не утонули, — сказал Жакмор.

— В этой воде не утонешь. Правда, бывает по-разному: иногда в ней дерево тонет, а иногда камень ко дну не пойдет. Но человеческое тело всегда плавает поверху.

— Но почему вы были за бортом? — спросил Жакмор. — Выпали из лодки?

— Да нет, просто у меня такая работа. В эту речку выкидывают всякую дохлятину, а я должен выуживать. Ртом. Мне за это платят.

— А почему нельзя сетью?

Жакмору было не по себе, как будто он разговаривал с инопланетянином. Кому не знакомо такое чувство!

— Я должен выуживать ртом, — повторил лодочник. — Дохлятину и тухлятину. Затем все и кидают. Часто нарочно оставляют что-нибудь гнить, чтобы было что кинуть. А я должен вылавливать. Ртом. Чтобы перепачкалось все лицо.

— И много вам за это платят? — спросил Жакмор.

— Я получаю лодку и в придачу вдоволь позора и золота.