Россия 2020. Голгофа - Александр Афанасьев

Дальше шло здание – высотка почты и дистанции пути. Поезд дернулся, в последний раз скрипнул-бухнул всеми своими сочленениями и, устало выдохнув, застыл на месте.

Вот и все. Конец пути. Ижевск…

Человек сошел с поезда первым. Привычно быстро, приметливо огляделся по сторонам.

На перроне многолюдно, так многолюдно, как никогда не было в мирные времена, все-таки Ижевск не проходной город, тупиковая ветка. Главная станция несколько ближе – Агрыз, город на самой границе Татарстана и Удмуртии, Агрыз-Товарный входит в десятку крупнейших станций России по грузопотоку. Но сейчас на вокзале яблоку негде упасть. Враз обедневшие, снявшиеся с мест, ставшие беженцами в родной стране люди продают свой нехитрый, сейчас никому не нужный скарб, шастают дети – просто нечего делать и голодно; для этих детей школы не открылись, не ходят они в школу. Старухи торгуют семечками, пирожками и просят милостыню.

Оцепление давно снято, ленты, огораживающие место подрыва, сорваны и затоптаны. Ничего не осталось – только опаленный пролом в стене и выбитые стекла. И смерть – кто ее видел, тот почувствует, даже когда все убрали…

В карман полезли. Человек, не глядя, дал по руке, прошел к выходу с перрона – тому самому, который ведет на стоянку, отмахиваясь от таксистов. Как только становится плохо – таксистов становится больше, потому что как-то надо кормить свои семьи. Но человек отмахнулся от таксистов, прошел мимо, он привык никому не доверять и не садиться в чужие машины…

Пахло дымом. Везде пахло дымом. И стучали топоры – люди заготавливали дрова на зиму. Прямо в городе…

Еще одна примета нового времени – угрюмым утесом в стае малолитражек высился бронетранспортер. Сидящие на броне СОМовцы[6] в масках держали автоматы под рукой, курили, внешне не обращая ни на что внимания, но на самом деле зорко процеживая толпу…

Трамваи ходили.

Ему вспомнилось старое, что он читал много лет назад: если ходит в городе трамвай, значит, есть в городе советская власть. Трамваи здесь ходили. Значит, не так все было плохо…

Он сел на единичку, идущую в центр. Трамвай был на ходу, только стекла были через раз да одной двери не было. Почему-то вандалы любили громить именно трамваи.

Проезд стоил восемьдесят рублей. Не так плохо – в Москве еще дороже…

Трамвай шел в город. Нетерпеливо звенел звонком, мигал фарами. Дорожное движение не соблюдали – ижевские лихачи то и дело вскакивали на пути, чтобы обогнать какую-нибудь пробку или объехать особенно большие рытвины на дороге.

Люди. Рынки самопальные, первый еще у хладокомбината, у южной автостанции. Торговали селяне нехитрыми дарами не слишком-то щедрой, но родной удмуртской земли. Меняли на бензин, на вещи – деньгам больше не доверяли. Старушки торговали вязаными вещами – нужная вещь в преддверии голодной и холодной зимы. Даже через выбитое трамвайное окно было видно, что торговля идет не особенно бойко – денег у людей нет. На перекрестке раскрылилась, разухабилась блатная, черная «Приора», через раскрытые дверцы летел тюремный шансон. Вот и эти повылазили из своих нор, снялись со своих крыток, выползли из подполья. Мутноглазая, татуированная рвань, человеческий осадок во взбаламученном до предела озере страны. Углы[7]. И смеют еще… вон, флаг русский с гербом. Возьми таких – будут рубашку на себе рвать, говорить, что русские и за русских. Хотя на самом деле – все, что им нужно, это такой вот рынок, чтобы обирать беззащитных старух и селян.

Хотя ради этого с татарами, с кавказерами они бьются – кость в кость.

Руки человека сжались в кулаки. Как же дожились-то до такого?!

Трамвай шел дальше. Трамвайное депо, гнилые переулки, деревяшки – там сейчас тоже полно беженцев. Бетонный частокол новостроек на горизонте. Милицейские «уазики» на дагестанскую моду, со снятыми верхними половинками дверей, торчащими из окон автоматными стволами. Автоматов здесь было много – столица русского оружия, как-никак. Хватало и машин – все-таки нефть тоже здесь есть. Стальная, рывками текущая, переругивающаяся сигналами река.

В центре, на кольце, за две остановки, человек сошел. Просто хотел пройтись…

Бывший драмтеатр, превратившийся теперь в приют для беженцев. Опаленный огнем минарет новой мечети ниже, исклеванные пулями стены. Горелые пепелища за спиной – там были старые, деревянные дома, предназначенные к сносу с сорок седьмого года. Бой здесь был знатный, били трассерами, все деревянное горело. Вот и снесли, получается…

Дальше – проулками. Побитые «Газели», стоящие вокруг них, поплевывающие, смолящие дешевые цыгарки мужики. Битые стекла магазинов, под которые перестроили все первые этажи домов. Половодье уличного торжища, начинающееся у бывшего цирка. Его тоже подожгли – харам. Смотреть цирк – харам…

Харам…

Ни одного целого окна. Когда началась вакханалия, простые люди, обычные простые люди бросились на штурм магазинов. Хапали заполошно, жадно, весело, иногда кроваво. Тащили то, чего в жизни не могли себе позволить, то, что дразнило взгляд каждый раз, когда проходили мимо. С варварским восторгом освобождались от тяжелой, горбатой жизни и думали, что все впереди. А впереди оказались ваххабиты, гарцующие по городу тачки с автоматным огнем из окон. Подломленные автоматы с завода, военных и ментовских складов, ружья. Когда отхлынуло – наступило протрезвление, больное, беспощадное, страшное. Вытащенную с раздолбанной камнем витрины шубу теперь продавали за бесценок, меняли на канистру бензина, на машину дров и не могли сменять. Уезжали из города, кое-как строились в пригородах, захватывали пустые дачные участки. Кто-то уже готовился зимовать, прорубал в форточке дыру, ладил буржуйку…

Человек продвигался вперед. Мимо бабок, мимо женщин, мимо семечек и пирожков, мимо развешанных на заборах вещей, которые никому не были нужны. Продвигался вперед, в людской круговерти, в беспощадном вихре, захватившем всю страну. К цели, которая была известна лишь ему одному…

Замок сработал сразу.

Человек отомкнул стальную дверь, затем деревянную, ступил в пыльную, заброшенную квартиру в одной из многоэтажек. Много лет назад он ушел отсюда, в его родном городе его больше ничего не держало. Ушел, чтобы сейчас вернуться.

Пыльные стекла, засиженное мухами зеркало в прихожей, немудреная мебель. Нежилой запах, неизбывная, точащая душу боль…

Человек достал из кармана автоматический пистолет. Не закрывая дверь, методично, помещение за помещением проверил всю квартиру, выглянул на балкон. Только после этого вернулся, с лязгом закрыл на щеколду дверь. Посмотрел на себя в зеркало – неприметный, к сорока лет мужик, роста выше среднего. Короткая, чтобы скрыть седину, стрижка, больные глаза.

Человек еще раз медленно, шаг за шагом обошел свою квартиру. Свою… полную воспоминаний, вещей, всего, что напоминало о когда-то простой и беззаботной жизни…

С трудом оторвавшись от зеркала, человек прошел в малую комнату. Сев на продавленный диван, какое-то время тупо смотрел на стенку шифоньера. Потом, закрыв руками лицо, не сдерживаясь, навзрыд заплакал…

Вот и здравствуй… Вот я и дома…

Еще через полчаса человек проверил газ, свет, воду. Ни того, ни другого, ни третьего не было…

Постелив на стол нашедшееся на кухне старое полотенце, человек положил на него пистолет. Начал неторопливо разбирать его…

Здание Управления ФСБ по Удмуртской Республике находится на улице Пушкинской, которая идет через половину города и до прокладки и застройки улицы Удмуртской была главной улицей города. Здание УФСБ представляет собой четырехэтажное здание в стиле сталинский ампир, примыкающее к стадиону «Динамо». С другой стороны – прямоугольная бетонная безликая высотка здания МВД, дальше жилая сталинка и концертный зал МВД. Все это было цело, но на белых, гипсовых стенах виднелись пулевые отметины. Бой шел и здесь после короткого и бесславного присоединения Удмуртии к Татарстану. Сейчас боя не было. Бронетранспортер стоял дальше, высовываясь острым ребристым колуном рыла из ворот ХОЗУ…[8]

Человек подошел к главной двери, ведущей внутрь, толкнул ее. Дверь не поддалась…

– Простите…

Человек повернулся.

– Вы к кому?

Человек достал корочку.

– Полковник Сизокрылов на месте?

СОМовцы переглянулись.

– Вход сейчас в другом месте. Все переехали в МВДшное здание…

Вход в здание, которое теперь делили МВД и ФСБ, был через дворик. Во дворике сумбурно, суетливо завершался развод. Дежурная смена сдавала технику: «уазики», реквизированные пикапы с установленными на них пулеметами, банковские бронеавтомобили. Шутили, курили, хлопали друг друга по плечам. Бронетранспортеры сюда не загоняли, тут они как слон в посудной лавке. Бэтээры стояли на въезде, частично перекрывая Советскую и занимая проулок…