Первый Сёгун - Aлександр Bикторович Aнтипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Есть четыре типа слуг. Сначала медлительные, потом поспешные. Сначала поспешные, потом медлительные. Всегда медлительные. Всегда поспешные. (Одна Замечательная Книга). Бойцы Седьмого отдела не относились к этим четырём типам.
До Дивновеево набрались меньше чем за полчаса. Дороги были, по обыкновению, перекрыты и кортежу был дан зеленый свет. На территорию монастыря въезжать не стали, Виталий Витальевич категорически запретил это делать. Возле часовни Александры Дивновеевской, что напротив Казанского собора, их встретила настоятельница Свято-Троицкого монастыря игумения Сергия, которая взялась сопровождать Первое лицо по территории Обители. Посетили Казанский собор, церковь Марии Магдалины, Преображенский и Благовещенский соборы, Тихвинскую церковь. Оттуда Виталий Витальевич с немногочисленной свитой отправился по Святой канавке, созданной самим преподобным Серафимом. С молитвами пройдя канавку, Виталий Витальевич с тремя сотрудниками личной охраны ближнего круга и настоятельницей направились прямиком в Троицкий собор. При входе в храм настоятельница покосилась на трёх, явно вооруженных, сопровождающих. Она вдруг вспомнила первое посещение Обители Виталием Витальевичем Плаховым. Его духовник отец Тихон, приехавший вместе с ним, объяснил ей очевидные вещи. Во-первых, согласно статьи 7-й Федерального закона о Государственной охране Виталий Витальевич не вправе отказаться от этой самой охраны и оставить вооружённых личников у входа в храм. Они, эти личные телохранители просто проигнорирует его запрет согласно того же ФЗ-57 и своих внутренних инструкций УЛО, то есть Управления личной охраны. Во-вторых. Огнестрельное и специальное оружие, находящихся при них, прошло специальный чин освящения. Или, если точнее, чин благословления воинского оружия. Ну, и наконец, в-третьих. Сами сотрудники личной охраны являются православными людьми, крещенными христианами и более того-воцерковленными верующими. Поднявшись по ступенькам, игумения тяжело вздохнула и положила трижды Крестное Знамение, а войдя в собор, повела Виталия Витальевича к Главной Святыни монастыря-раке с мощами.
Пакетик с приправой, а точнее с куркумой перекочевал из кармана бородатого Ахмеда в карман дородного небритого дядьки, официального поставщика к столу главы Сефевидской республики. В другой карман опустился маленький замшевый мешочек с якутскими алмазами. Похожий на Ахмеда его брат (по легенде) Мустафа ощерился улыбкой. Жестко взял того за предплечье и что-то угрожающе процедил сквозь зубы по-арабски. Стоявший сзади, третий брат, Ибрагим, подтолкнул повара коленом под массивной зад и Мустафа отпустил его руку. Все трое после этого мгновенно исчезли, растворившись в базарной толчее, будто испарились. Омер Оздемир, вытер пот со лба и нащупав в кармане замшевый мешочек, нырнул под висящий на продажу красивый персидский ковер. Попетляв по узким улочкам Старого города, переправщик уверенно направился к небольшой ювелирной лавке. К её хозяину, с которым был знаком с раннего детства и которому частенько помогал. Нашарив в мешочке первую попавшую горошину, он положил её перед ювелиром. Тот покрутил алмазную каплю, зажатую в пинцете и так, и сяк, посмотрел на неё в микроскоп. Он вернул алмаз Омеру Оздемиру, не забыв назвать его цену. Оценённый алмаз приправщик положил на место в мешочек и вышел из лавки. Поблагодарив ювелира и оставив на конторке мятую купюру. После ухода повара ювелир весь как-то обмяк, осел на табуретке, привалившись головой к конторке. Бородатый Ахмед, сидящий под столом, убрал глушитель пистолета от паха ювелира и выбрался из-под конторки. Мустафа надел колпачок на иглу, отсоединил её от шприца и положив в пакет, спрятал в карман. Почти одновременно с этими действиями табличка на входе, перевёрнутая ловкой и быстрой рукой непонятно откуда появившегося Ибрагима, объявила потенциальным покупателям, что лавка на сегодня закрыта. Омер Оздемир почти бегом выбрался из старого города и поймал такси. Надо было заехать к тёще, спрятать там в искусно сделанном тайнике алмазы и мухой метнуться на работу. Он должен был успеть к приготовлению обеда.
Виталий Витальевич всегда испытывал противоречивые чувства, оказываясь в православных храмах и монастырях. В молодости он не был истово верующим человеком. Мама пыталась привить ему веру, но время было безбожное и афишировать свои взгляды на религию, отличные от официальных, было не принято. Более того-опасно. А серьёзно занимаясь ДЖИУ-ДЖИТСУ он впитал в себя идеологию самураев, этих воинов без страха и упрека. Позже познакомился с дзен-буддизмом и медитативные практиками. Он уже в детстве знал, был абсолютно уверен, что вся его жизнь будет посвящена служению Родине. Впервые посмотрев фильм Щит и меч, только утвердился в своей правоте. Со временем, оказавшись в Ордене Меченосцев, на самом острие борьбы за светлое будущее, в Первом Главке (во внешней разведке), он закалял свой дух и своё тело, используя принципы и постулаты Бусидо, пути воина. По сути, он и был самураем до мозга костей. Правильное воспитание, отчасти сцементированное православной Верой, правильная школа с правильными учителями. Хороший и толковый ВУЗ (по первому образованию), настоящие друзья-товарищи, проживающие с ним в одном городе. В Городе-колыбели трех революций. В Городе, пережившим самое страшное что может случится на войне с мирными жителями-голод. Этот Город сам по себе являлся воплощением мужества, стойкости и силы духа. Восточные единоборства и их основа-кодекс чести воинов. Самых бескомпромиссных, бесстрашных и справедливых воинов в истории человечества. И наконец, как образец для подражания, Люди с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем. Орден Меченосцев, членом которого он вскоре стал. Вот такой получился симбиоз. Определяющий все его последующие действия и поступки. А ещё честность и порядочность, редкие для того времени. Да что там, редкие во все времена. И преданность. Преданность делу (или сюзерену). Эта его редкая преданность бывшему начальнику (читай-Даймё), оболганному и оплёванному, затравленному и изгнанному, эта его преданность удивляла тогда многих. Сложность ситуации, сложность момента, а он, как истинный Самурай, помогал как мог своему бывшему начальнику. И после его кончины не позволял, как мог, не позволял чернить имя своего учителя и наставника. При жизни их связывали довольно тесные дружеские отношения. Абы кого в крёстные отцы к дочери не зовут. Но ронин, этот самурай без господина, не может долго оставаться не у дел. И эта его необычайная (для тех времён и мест) преданность, ответственность за данное слово, неподкупность и порядочность были замечены людьми, знающими ценность этим достоинствам. И пытающимися умело использовать эти его достоинства. С определённой выгодой для себя. Но, видимо, они не читали Хагакурэ и не были хорошо знакомы с историей страны восходящего солнца, с Бусидо. И плохо, видимо, понимали,
