Дурной возраст - Буало-Нарсежак

— Поднажми, черт! — зашипел Эрве.

Мигалка впереди означала, что машина шла на поворот. Люсьен подкатил, увидел, как она маневрирует, пытаясь встать на место.

— Стой! Капюшоны! — рявкнул Эрве.

В одну минуту он был готов и помог Люсьену натянуть чулок.

— Гаси подфарники… Подойди тихонько… Дай ей время выйти… Здесь, хорошо.

Внезапно голос осип, звучал как из-под земли.

— Осторожно!.. Встань посередине аллеи… как только я выйду, развернись и открой заднюю дверцу… Быстро!

Люсьен проехал еще несколько метров и остановился буквально рядом с машиной. Эрве выскочил. Согласно инструкции, Люсьен вышел из машины, обошел вокруг. Он различал в темноте какую-то возню, услышал что-то вроде придушенного вопля. Ноги его уже не держали. Итак, свершилось! Вот оно какое, похищение. На ощупь открыл дверцу. Фигура с мешком на голове яростно дергалась в руках какого-то зловещего марсианина. Это было отвратительно и уродливо. Эрве грубо толкнул стонущую девушку в машину, придавил ее своим телом. Люсьен снова закрыл дверцу и сел за руль, но, прежде чем тронуться с места, обернулся и увидел Эрве, который делал ему знак снять капюшон. К счастью, приятель успевал обо всем позаботиться. Он отнял руку.

Пленницу трясло. Без сомнения, она плакала. Тело Люсьена налилось огромной свинцовой тяжестью. Руки дрожали. Он осторожно подал машину назад и выехал на улицу. Вокруг ни души. Маршрут не представлял ни малейших затруднений. В общем и целом справились. Он выехал из Нанта, держась от бульваров подальше. Скорость держал не более 50 километров в час. Вскоре выехал за пределы города. Вдруг послышался голос Эрве:

— Если еще дернешься, пристукну!

Эрве говорил ей «ты». Это было так неожиданно, так неслыханно, так неприлично, что Люсьен растерялся. Ну, разумеется, в похищение надо играть всерьез. Эрве прав. Здесь нет места мадемуазель Шателье, учительнице, которую охраняет сила нормативных правил и предписаний. Здесь всего-навсего маленькая, жалкая, запутанная женщина. «Забавно все-таки, насколько же, в сущности, я напичкан предрассудками! — подумал Люсьен. — Вот если бы мой отец был рабочим у станка!..».

Но времени вопрошать свою совесть не было. Скользкое выпуклое полотно дороги требовало внимания. Он старался изо всех сил не подкачать, всматриваясь в ближайшую перспективу, где ослабевал свет фар. Позади оставались почерневшие, мокрые изгороди, темные домишки, затопленные луга. В сущности, игра не стоила свеч. Но теперь они зашли слишком далеко!

Раньше, когда пытались оценить меру риска, когда обольщались насчет того, что готовилось нечто потрясающее, дело казалось увлекательным приключением. И вот все это заканчивалось мрачной и безрассудной вылазкой под дождем.

Эрве тронул Люсьена за плечо, и тот притормозил. Слева начиналась грунтовая дорога. Он перешел на вторую скорость. Вдалеке светлела полоса вздувшегося Эрдра. Машину порядком трясло. Брызги из-под колес летели в ветровое стекло, и «дворники» размазывали грязь; Люсьену то и дело приходилось включать стеклоомыватель. Было жарко.

— Стоп, — басом произнес Эрве. — Открывай ворота.

Словно одурев, Люсьен приоткрыл дверцу машины и высунулся наружу. Ворот не было. Дорога вела прямо к реке. Справа в лучах фар виднелся низкий домик: хибара. И он понял хитрость приятеля. Эрве хотел внушить пленнице, что ее привезли в большое поместье, окруженное парком. Не так уж глупо! Он вышел из машины, стараясь как можно громче топать по обочине, покрытой гравием. «Телка», конечно, ничего не слышала из-за мешка на голове. Но надо было делать вид, будто… потому что ситуация вновь становилась странной.

Эрве не обманул. Место было пустынное, глухое, топкое, сырое. Дождь поутих, но, казалось, легкие наполнялись не воздухом, а паром. Он вернулся и сел за руль. Медленно тронулся с места. Если она попытается определить расстояние, надо ее обмануть. Он остановился у самого дома, в маленьком дворике. Большой ключ — от входной двери. В заржавевшей замочной скважине его никак не повернешь. Наконец-то удалось. Прошел наугад в другой конец кухни, легко открыл дверь в комнату. Пахло сыростью, грибами, сточной водой. Все соответствовало описаниям. В свете подфарников можно было различить убогую обстановку кухни, изножье кровати в спальне. Двое суток в сырой темнице — веселого мало, но вынести можно. Он вернулся к машине — подсобить Эрве, который боролся с «телкой», пытаясь вытащить ее из машины. Молодая женщина сопротивлялась как могла. Отбивалась так, что юбка задралась выше колен.

— Тащи за ноги, — скомандовал Эрве.

Люсьен никогда еще не прикасался к женщине. Смущенный, пристыженный, он ухватил ее за тонкие щиколотки — они замерли, не в силах отвести взгляд от резинок, на которых держались чулки.

— Так ты хочешь, чтоб тебя пристрелили? — орал Эрве. — А ну! Быстро! Выходи! Еще быстрее!

В ужасе она перестала вырываться, и Эрве помог ей встать. Однако голова в мешке продолжала дергаться. То и дело она повторяла:

— Оставьте меня… Оставьте меня…

Люсьен вспомнил, что где-то в коробке для мелочей должен быть карманный фонарик. Он открыл дверцу машины, пошарил наугад, что-то упало и подскочило на полу, наконец фонарик нашелся. Он протянул его Эрве, который с потрясающим хладнокровием ткнул им в бок «телке», словно это в самом деле был пистолет.

— Марш! А то пулю в затылок!

Эрве перебарщивал, но было совершенно очевидно, что он развлекается. Под конвоем девушка неуверенными шагами подошла к дому.

— Осторожно, ступени!

Она послушно перешагнула через препятствие и вошла в кухню. Эрве довел ее до двери в комнату и знаком подозвал Люсьена:

— Сверток с едой!

Люсьен и забыл о нем. Пришлось сбегать. Эрве развернул его одной рукой и достал оттуда второй электрический фонарик, зажег.

— Возьми, — сказал он девушке все с той же жесткостью. — Сделаешь шесть шагов… ровно шесть… И чтоб не двигаться. Иди!

Он отпустил ее. Она пошла нетвердой походкой, глухое рыдание время от времени судорогой сводило плечи.

— Считаю, — пояснил Эрве. — Раз… два… три… четыре… пять… шесть… Отлично.

Он приподнял крышку сундука и бросил на постель сверток с одеялами, затем не торопясь развернул бумагу, в которую были завернуты продукты, смял ее и положил в карман.

— У тебя есть где спать и что жрать. Тебе оставляют фонарик. Когда услышишь, как закрывается дверь, возьмешь сумку. Затем я тебе скажу, что с ней делать. Ясно?

Он вернулся на кухню в сопровождении Люсьена, который, прежде чем выйти, в последний раз взглянул на окаменевшую девушку, зажавшую в опущенной как плеть руке лампочку. Эрве потянул дверь на себя и пополам согнулся от беззвучного смеха. Ткнул кулаком приятеля.

— Ну, видишь, как все просто? — шепнул он.

Они прислушались. Телка едва шевелилась, как зверек в клетке.

— А теперь верни сумку, — скомандовал Эрве.

И, так как все стихло, повторил с угрозой в голосе:

— Ну… Скоро?

— Да, месье.

Они дружно прыснули.

— Какова дрессировка, а? — прошептал Эрве.

Они подождали еще немного, затем она робко постучала в дверь.

— Смотри без глупостей, а? Чуть приоткроешь дверь и бросишь сумку.

Она выбросила сумку на кухню и сама прикрыла дверь, которую Эрве запер на ключ. Он положил сумку в угол, и они вышли. Пришлось повозиться, чтобы повернуть ключ, который, видно, заело. Эрве показал связку Люсьену.

— Представь, мне что-то помешает в воскресенье вечером. Не исключено, никогда ведь не знаешь. Надо, чтобы ты приехал, привез ей поесть. Спрячем-ка ключи здесь.

Он направил луч фонарика к низу стены. Чуть выше поверхности земли виднелась довольно широкая щель, куда они и сунули связку.

— Ты что, смеешься? — спросил встревоженный Люсьен.

— А что? Чем ты недоволен? Я говорю, чтобы комар носу не подточил. А теперь — сматываемся. Подожди!

Он прислушался. Влажным ветром в лицо швырнуло прядь волос. Налетевший издалека, пресный, почти что теплый ветер обшаривал окружающее пространство. Светом фар высвечивало угол дома и сразу за ним расплывчатую даль лугов. Если бы «телка» вздумала звать на помощь, ее никто бы не услышал.

— Отец тут вылавливал во каких лещей! — сказал Эрве. — Пойди-ка посмотри, не забыли ли мы что.

Он посветил фонариком внутри машины.

— Боже, ее сумка… Какое везение, что я взглянул. Да еще открылась, черт!

Он бросил фонарик Люсьену — тот поймал его на лету.

— Помоги-ка.

Он наклонился, подобрал какие-то предметы, как попало сунул их обратно в сумочку. Пошарил под сиденьями.

— Ничего не видно в этой чертовой тачке. Ты не можешь получше посветить? А, пудреница… расческа… шариковая ручка… Кажется, все.

Он выпрямился.

— Приведи немножко в порядок все, что на заднем сиденье. Разворошил малость аптеку твоего отца… Я отнесу ей сумку и вернусь.