Рассказы о юных героях - Воскобойников Валерий Михайлович

Он так просил Баранова, что тот сдался и отпустил Марата, вручив ему записку для командира фурмановцев.

Марат вскочил на Орлика и, слившись с ним, галопом помчался через поле. Фашисты будто только его и ждали: сразу ударили изо всех стволов. Но конь продолжал лететь в сторону леса.

Партизаны, затаив дыхание, ждали. Вдруг на мгновение им показалось, что конь споткнулся. Но нет, Орлик выправился и вынес отважного мальчишку из-под обстрела.

Отряд Фурманова пришёл на помощь вовремя. А следом подоспела и вся бригада, и теперь уже сами гитлеровцы оказались в окружении.

Когда 11 мая 1944 года Марат погиб, партизаны долго не могли в это поверить. Трудно было поверить в гибель брата и его сестре Ариадне. В то время она уже находилась в госпитале на Большой земле. Зимой часть её отряда попала в окружение, и бойцы, укрываясь от врага, пролежали около суток в лютый мороз на снегу. Ариадна сильно промёрзла и ног своих уже не чувствовала. Ещё несколько дней, не думая о себе, она спасала других. В результате девушка лишилась ног. Но она не отчаялась и заставила себя научиться ходить на протезах так, что никто и не догадывался о её инвалидности. После войны Ариадна Ивановна закончила педагогический институт и стала одной из лучших учительниц Белоруссии, Героем Социалистического Труда. Она и создала в родной деревне Станьково музей своего брата — погибшего в 14 лет Героя Советского Союза Марата Ивановича Казея, собрав бережно хранившиеся фотографии, документы и приказы партизанских командиров.

Валерий Воскобойников

Нина Куковерова

На ней была поношенная шубейка с наспех вкривь и вкось поставленными заплатами, на голове — тёмный платок, повязанный крест-накрест поверх шубейки; через плечо висела такая же затасканная котомка.

«Чем хуже одета, тем лучше, — сказал довольный Батов, оглядывая девочку, когда она вышла из землянки. — Вот так правильно будет. Не переживай, дочка, победим — тогда и принарядишься!»

Ей нельзя было выделяться. Наоборот — полагалось быть похожей на сотни нищих, детей и взрослых, которые бродили тогда по захваченной фашистами русской земле от деревни к деревне и вымаливали хотя бы чёрствую корку или промёрзшую картофелину. И пока ей везло. Патрулям, которые изредка останавливали эту худенькую девочку-бродяжку, она говорила, что идёт в дальнюю деревню к тётке. Ей верили, отпускали.

И никто не догадывался, что она и есть знаменитая партизанская разведчица Нина Куковерова, та, с чьей помощью уничтожено несколько фашистских гарнизонов, обосновавшихся в больших селениях.

Этой деревушке со странным для русского уха названием была уже тысяча лет. На картах она обозначалась непонятным словом «Нечеперть», что с карельского переводилось как «красивая девушка». За многие годы у деревни сменилось немало владельцев. Царь Пётр Великий, например, однажды наградил ею князя Василия Владимировича Долгорукого за доблесть, проявленную в битве под Полтавой. Но ещё при их жизни деревня перешла к другим хозяевам. К началу XX века в ней было 29 крестьянских хозяйств и школа с библиотекой. Располагалась же эта деревня на большом красивом холме в десяти километрах от железной дороги, между станциями Тосно и Шапки, среди лугов, лесов и болот. Под холмом текла речка Войтоловка с родниковой водой, поэтому местные жители не рыли колодцев, а черпали воду прямо из реки.

Сюда-то в эту деревню и ездила каждое лето, как только начинались каникулы в школе, тринадцатилетняя девочка Нина Куковерова из Ленинграда вместе с мамой и младшими сестрёнкой да братишкой.

— Даже запах здесь особый — медово-травяной, лесной, — любила повторять мама, сидя на сене, которым выстилали телегу, — самый полезный для здоровья.

Старая лошадь с провисшей спиной тащила телегу вместе с пассажирами и их багажом не спеша. Мама всё нахваливала местный климат, а Нине хотелось соскочить с воза и пробежаться босиком по лугам среди васильков и ромашек.

Домик, где они жили, стоял на краю деревни. Потому и узнала о начале войны их семья первой — от почтальонки. Через несколько дней все здоровые мужчины деревни ушли на фронт. Ушёл и отец Нины. А ещё через несколько недель к ним снова зашла почтальонка. Она не улыбалась, смотрела строго и, молча протянув тоненький конверт, тяжело вздохнула. А потом обняла Нину. Они уже знали, что значат такие конверты. «Ваш муж геройски погиб в бою за высоту…» — всего несколько страшных слов.

До этого они, как и многие жители, были уверены, что фашистов быстро прогонят и снова наступит мирная жизнь. Потому и не собирались в Ленинград. Да и возвращаться с многочисленными вещами и малыми детьми было не так-то просто. А когда 28 августа мимо деревенских домов с грохотом проехали фашистские мотоциклисты, речи о том, чтобы вернуться домой, быть уже не могло: дороги к родному городу перерезали враги.

— Надо нам партизанский отряд организовывать! — решительно сказала Нина матери.

— Сиди уж! — горестно отмахнулась мама. — Посмотри на себя — тоже мне партизанка…

Но уже к вечеру у Нины появилось первое важное дело — почти партизанское. Спускаясь с ведром к речке, она вдруг услышала, как с другого берега её окликнули:

— Девочка, немцы в деревне есть? — Из кустов показался боец с перевязанной головой.

— Были немцы, но утром уехали на мотоциклах.

— Мы из окружения выходим, два дня не ели… Нас пятеро… Поесть бы что-нибудь… Хлеба или картошки…

— Сейчас, я быстро!

Зачерпнув воды, Нина побежала к дому.

— Мама, там наши, из окружения выходят, голодные! — выпалила она, едва переступив порог дома.

Мама всё поняла. Вывалила из чугунка варёную, ещё тёплую картошку, испечённый недавно хлеб и сложила еду в холщовую сумку.

Когда Нина вернулась к речке, тот же боец негромко свистнул, и из кустов вышли четверо. Дождей давно не было, поэтому речка в этом месте разлилась нешироко, и солдаты легко перебрались на другой берег.

Вскоре с едой было покончено, и Нина вывела красноармейцев на дорогу.

Всю следующую неделю она помогала воинам, выходившим из окружения.

Спустя два месяца в деревню снова пришли немцы — уже не фронтовые, а тыловые. Однажды немецкий офицер ворвался в дом, где жила семья Нины, и стал кричать на маму. Переводчик-поляк, коверкая русские слова, объяснил: господин офицер очень рассердился, узнав, что они из Ленинграда, и требует объяснить, как они здесь оказались. При этом офицер несколько раз зло выкрикивал: «Партизанен! Партизанен!» А Нина с мамой и в самом деле помогали партизанам.

В первый раз это случилось в конце сентября. Уже стемнело, когда в дверь тихо постучали. В их деревне двери никто не запирал — не от кого было. А если уж немцы приедут, так их, во-первых, сразу узнаешь по шуму мотора, а во-вторых, если запрёшься, ещё хуже будет — дверь выломают.

В этот раз открыла мама. Вошли трое мужчин: двое молодых и один пожилой, высокий с тяжёлым кулем. Молодые были в военной одежде, а на пожилом — обычный пиджак.

— Куковеровы? — спросил пожилой. — Может, и хорошо, что в Ленинград не уехали… Окружён он фашистами. Блокада называется. Слыхали?

— Да откуда же тут услышишь? Ни газет, ни радио! — всплеснула руками мама.

— Это плохо, что нет наших газет, — покачал он головой и положил огромную, как лопата, ладонь на плечо Нине. — Тебя ведь, девочка, Ниной зовут?

Нина в ответ лишь молча кивнула.

— Ты бы вышла, постояла у дверей на всякий случай. Если что, стукнешь два раза, чтоб мы успели укрыться.

Она послушно вышла на улицу. Нина сразу поняла, что к ним пришли настоящие партизаны. Получалось, что деревенские не обманывали, когда на днях рассказывали, будто на лесной дороге к Шапкам какие-то люди обстреляли немецкий грузовик с продуктами. Фашистов убили, а продукты забрали себе. Тогда-то Нина и подумала про партизан.