Древо Жизора - Октавиан Стампас

С каждым годом ей хотелось все новых и новых развлечений, и Людовик не скупился, пришлось даже содержать отдельный и весьма многочисленный штат придворных забавников, призванных без устали развлекать Элеонору, сочиняя бесчисленные в своем разнообразии потехи. Сам же король постепенно все меньше участвовал в забавах королевы, его затягивали государственные дела, да он и попросту устал проводить время в одних лишь удовольствиях. Когда он спохватился, что давно уже сделался для жены чем-то второстепенным, было поздно.

Еще перед женитьбой Людовик знал о ранней зрелости Элеоноры как женщины. По всей Франции ходили слухи о многочисленных любовниках, коих девочка успела себе завести, несмотря на столь нежный возраст. Но женитьба на ней оказалась неотвратимой. Богатая Аквитания, которую не столь богатый Иль-де-Франс получал в приданое к невесте, заставляла слухи умолкнуть. К тому же, Людовик по уши влюбился в эту взбалмошную девочку и надеялся, что став королевой Франции, она полностью отдастся ему. В своих мужских достоинствах он не сомневался и в первые два года супружеской жизни доблестно сражался с неугомонной Элеонорой на поле любовной брани, но на третий год король начал сдавать, в то время как королева становилась все ненасытнее. Увы, ему все чаще приходилось оправдываться за свою утонченность, а она все более открыто издевалась над ним, сонного тормошила и кусала почем зря, пересказывала бабьи сплетни о том или ином знаменитом любовнике.

«Говорят, граф Алан де Ланьи недавно покорил сердце молодой вдовы Эттьена Валуа и, запершись с нею в покоях своего замка, семь дней подряд не выходил из постели, а когда она без сил засыпала, он целовал ее сонную, в то время как его услаждала сарацинская невольница».

Наконец, Людовик стал психовать, и это нанесло ему еще больший вред. Дабы избежать насмешек жены, он избегал ее саму, и вот, на пятом году их совместной жизни, когда, достигнув двадцатилетнего возрасти, Элеонора вступила в пору своего самого бурного цветения, до короля начали долетать опасливые слухи о том, что королева уже не хранит ему верность. Ришар де Блуа — первое имя, которое вонзилось в сердце Людовика, ибо оно явилось первым названным ему в качестве засвидетельствованного людьми имени возлюбленного Элеоноры. Желая проверить сплетню, король отправил Ришара с долговременной миссией к императору Священной Римской Империи. После отъезда Ришара королева прибежала к Людовику, пылая гневом:

— Вы поверили мерзким слухам! Как это низко и подло с вашей стороны! Я не ожидала от вас такого малодушия.

И разрыдалась так, что ее не могли привести в чувство более часа. Но настоящая ссора произошла несколько позже, когда многие знаменитые рыцари, подданные Людовика и английского короля Генри, приехали в Жизор, чтобы почтить память недавно почившего Гуго де Жизора и устроить в его честь небольшой турнир.

Смерть отца и связанные с ней события оставили в душе Жана неизгладимый след. Когда, после исчезновения тамплиеров, он стоял над неподвижным телом родителя, ему все казалось, что Гуго вот-вот усмехнется, подмигнет ему и разочарует какой-нибудь очередной своей шуткой — мол, здорово мы тебя разыграли, ты думаешь это кровь, а это на самом деле черное бургундское вино, которое эти озорники-храмовники прихватили с собой по дороге к нам. Но отец так и не пошевелился, он продолжал лежать с бледным лицом, ставшим вдруг торжественно-красивым, а лужа крови, струящаяся из раны в груди, продолжала расти.

Мать, как показалось Жану, не слишком убивалась по своему безвременно угасшему супругу.

— Вот, оказывается, Гуго, как ты должен был кончить, — только и сказала она, узнав о гибели жизорского сеньора.

Но переживания матери не столько волновали Жана, как мучительный вопрос, знал ли отец тайну Жизора. Все-таки горюя об отце, мальчик утешался мыслью о том, что эта тайна есть, а главное — она имеет такое большое значение, что из-за нее предводитель тамплиеров является к ним в гости, а его сенешаль убивает хозяина замка.

— Старая ведьма еще вовсю воняет, — услышал Жан чей-то голос за спиной, когда вместе с похоронной процессией входил в фамильный склеп для совершения погребения тела Гуго де Жизора. Да, запах там был невыносимый, и так и казалось — вот-вот из какого-нибудь угла выскочит старая Матильда де Монморанси. Однажды, вдоволь навоевавшись в зарослях крапивы с полчищами сарацин и сельджуков, Жан пришел к гигантскому вязу, одиноко росшему посреди широкого поля, уселся в его прохладной тени и, прислонившись к мощному стволу погрузился в грезу. Он думал о том, что когда вырастет, станет тамплиером. И не просто тамплиером, а Великим Магистром тамплиеров. Потом мечта увлекла его еще дальше. Нет, он захватит в свои руки сокровища и тайны тамплиеров, а самих их разорит и развеет по ветру за то, что они убили его отца. И не потому, что отца жалко, а потому, что так сладостно сознавать себя величайшим мстителем. Они будут валяться у его ног… Но сначала он тайком будет нарушать все их планы, а они будут недоумевать — кто он, этот невидимый миру человек, карающий их?! Потом он проникнет в их высшие ступени, в Ковчег Ордена, станет командором, затем сенешалем, затем магистром, а уж после всего этого…

Тут его внимание привлекла группа всадников, приближающихся к замку по шомонской дороге, и, прервав свои мечтания, Жан поспешил полюбопытствовать, кто это приехал и зачем. Когда он подбежал воротам, то от привратника Пьера Гурдена узнал, что приехал Гийом де Шомон со своим сыном Робером и десятком слуг. Увидев задыхающегося от бега Жана Робер кинулся ему навстречу с нетерпеливым возгласом:

— Ух ты, что я тебе сейчас скажу! Весь мир едет к вам в Жизор!

И самое интересное, что это оказалось правдой. Три часа назад в Шомон прибыл гонец из Парижа, скачущий в Жизор с очень важным сообщением, которое сеньор Гомона тотчас же вызвался доставить сам. Через два дня, в поле перед жизорским вязом, состоится рыцарский турнир памяти Гуго де Жизора и всех славных рыцарей, сложивших свои головы в боях и битвах за Христа. Тереза, еще только месяц назад овдовевшая, сперва схватилась за голову, но вскоре успокоилась узнав, что французский король берет на себя все расходы и сам будет присутствовать на турнире вместе с королевой.

В ожидании приезда гостей, Робер и Жан успели трижды крепко поссориться и помириться, даже дрались, но утром перед турниром окончательно заключили мир, скрепленный торжественным обменом. Робер с недавних пор «болел» Годфруа Буйонским, наслушавшись рассказов о нем от инвалидов крестового похода, недавно поселившихся в Шомоне, где Гийом де Шомон устроил для них богадельню. Теперь он мечтал о фибуле с изображением знаменитого защитника Гроба Господня, которая, к тому же, в свое время принадлежала самому герою. Жан, правда, теперь уже не горел желанием обрести тот кинжал, из-за которого он некогда переживал столь сильно, но в знак дружбы согласился обменять на него золотую фибулу.

На турнир в Жизоре съехался весь цвет английского и французского рыцарства. Двадцатидвухлетний : король Франции Людовик VII со своей двадцатилетний женой Элеонорой предводительствовал доблестными витязями из Шампани и Бургундии, Вермандуа и Бурбона, Лангедока и Оверни, Гиени и Пуату, Гаскони и Ангулема. Превосходно красивый граф Ричард Глостер возглавлял английских рыцарей Нормандии и Бретани, Кента и Норфолка, Эссекса и Бекингемшира. Особенно выделялся отряд графа Анжуйского, Годфруа Плантажене. Мода на гербы, привезенная из крестового похода вместе с сокровищами и реликвиями, выразилась в пышных изображениях львов, драконов, орлов, рук с мечами, грифонов, арбалетов, солнц, лун, облаков с Господней дланью, трезубцев и разного рода фруктов, украшающих щиты рыцарей из Тура, Анжера, Ле-Мана и Вандома. Народу на турнир собралось втрое больше, нежели ожидалось. Много легенд ходило в то время о таинственном и священном значении этого места, и старинный жизорский вяз притягивал к себе людей.

Прежде чем начать турнир, Людовик затеял разбирательство по делу об убийстве Гуго де Жизора. Путешествие Великого Старца тамплиеров по Италии и Франции уже отметилось несколькими странными убийствами. По последним известиям, Рене Тортюнуар недавно побывал в Тулузе, откуда отправился в Нарбон. Здесь, в Жизоре, присутствовал один из трех его сенешалей, пятидесятилетний Бернар де Трамбле, который выслушав все доводы против своего господина, вдруг не стал защищать Черную Черепаху, а заговорил о том, что Тортюнуар, возглавив Орден Христа и Храма, затеял слишком много нововведений, не соответствующих уставу тамплиеров, выработанному святым Бернаром Клервоским и получившему санкцию папы Римского Евгения III и патриарха Иерусалимского на синоде в Труа. Робер де Краон, ставший великим магистром после незабвенного Гуго де Пейна, свято и бережно чтил традиции, заложенные своим предшественником, а также первым тамплиером Людвигом Зегенгеймским. Рене де Жизор, захвативший власть в ордене после загадочной смерти Робера де Краона, за последние семь лет превратил Орден в нечто совершенно новое. Тамплиеры стали обогащаться не только ради самого братства, но и ради собственной наживы, во многих командорствах творятся странные вещи, и есть подозрение, что сам Рене давно уже не исповедует христианство, посвятив себя некой секте и связав свою судьбу чуть ли не с ассасинами, поклоняющимися дьяволу. Выслушав сенешаля де Трамбле, король приказал ему сразу же по окончании турнира отправляться на юг, разыскать Тортюнуара хоть в Нарбоне, хоть в Барефионе, хоть у чорта лысого, и доставить в Париж для особого разбирательства. Затем, выступив из врат замка, король, королева и все французские витязи выехали в поле, чтобы у жизорского вяза встретить представителей английского монарха. Приветствовав графа Глостера со всеми подобающими почестями, Людовик обратился ко всем собравшимся с красивой речью. Он вспомнил о доблестях и славе Англии и Франции минувших веков, о единых корнях, объединяющих два народа, о вере в Христа, равно пылающей в сердцах англичан и французов, и постепенно, перешел к главной теме — той опасности, которая нависла над завоеваниями крестоносцев после появления столь великого полководца, каков Эмад-Эддин Кровепроливец.