Луг духовный: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов - Иоанн Мосх

II. Краткая история древнего иночества

С самых ранних времен христианства некоторые из верующих, движимые любовью к Богу, предавались высоким подвигам строгого воздержания и молитвы, отказывались от брачной жизни, от почестей и богатства и всецело посвящали себя Богу. Но, собственно, в Ш-м веке положено было начало иночества. Первым христианским отшельником был прп. Павел, проживший с двадцати трех лет до ста тридцати лет в Фиваидской пустыне, в Египте. В год его удаления, в 251 году, родился великий Антоний, который, собственно, и признается основателем пустынножительства и иночества. Изумительные подвиги св. Антония, дар чудес, небесные откровения свыше, которых он удостоился, – вся жизнь этого необыкновенного подвижника производили сильное впечатление на современников, и уже при жизни Антония Фиваидская пустыня стала заселяться отшельниками, жившими в уединенных кельях. Антоний не предписывал внешних правил для жизни иноческой, заботясь, главным образом, о внушении живого, искреннего и глубокого благочестия, но вскоре, с умножением числа иноков, возникла необходимость в правилах и учреждениях, которые могли бы поддерживать и укреплять волю в борьбе с искушениями. Начало правильному общежитию, или жизни в киновиях, положил св. Похожий. Этот великий подвижник-киновиарх основал общество иноков на одном острове Нила, называемом Тавенне. Остановившись однажды здесь для молитвы, он услышал голос: «Останься здесь и устрой монастырь. К тебе соберется много иноков». Вслед затем ему явился ангел, державший в руке доску, на которой начертан был устав иноческой жизни. Уже при жизни великого Пахомия устроилось около восьми монастырей с тремя тысячами иноков, а после его кончины, последовавшей в 348 году, к началу пятого века число иноков простиралось уже до 50 000 человек. Почти одновременно возникли и женские обители, управлявшиеся также по уставу св. Пахомия. Так возникли киновии. Историк Евагрий в следующих чертах изображает жизнь иноков в киновиях: «Отшельники живут вместе, не возмущенные земными привязанностями: у них нет золота. Но зачем говорить о золоте? У них нет даже собственной одежды и пищи. Плащ, в который одет один, может потом надеть на себя другой: одежда всех принадлежит как бы одному и одежда одного – всем. У них и стол общий. На столе не увидишь изящно приготовленных мясных яств. Зелень и овощи, да и то в количестве, достаточном только для поддержания жизни, – вот их кушанья. Денно и нощно возносят они общие молитвы к Богу и так изнуряют себя подвигами, что, кажется, видишь пред собою мертвецов, только не в гробах» (Evagr. 1,21). Киновия управлялась аввою (что в переводе с сирийского значит – отец), и безусловное послушание ему было обязанностью каждого обитателя киновии. Время, свободное от богослужения и молитвы, иноки проводили в труде: занимались земледелием, плетением корзин и веревок и т. п.

Третий вид иночества – это лавры. Основателями этого вида иноческой жизни были Макарий Старший, живший в Скитской пустыне близ границы Египта с Ливией, и Аммон, поселившийся на Нитрийской горе. В лаврах мы видим как бы соединение отшельничества с общежитием. Каждый подвизался отдельно, в особой келье. Кельи, разбросанные вокруг холма или жилища аввы, находились на известном расстоянии одна от другой и располагались в виде переулков в городе, откуда и самое название – лавра(λαūρα – дорога, переулок). Отшельники в первый и последний дни недели собирались вместе для богослужения. В остальные дни хранили безмолвие. Если кто-либо не приходил на общие собрания, заключали, что он болен, и некоторые из братии посылались для его посещения. Жизнь в лаврах была много труднее, чем в киновиях, и к подвигу безмолвия уже приступали не иначе, как подготовившись к нему в киновиях. «Вступившие в монашество, – говорит Кирилл Скифопольский, – жили сначала в монастыре и исполняли в нем обязанности иноческие, а те, которые уже достигли некоторого совершенства в подвижнической жизни, помещались в кельях».

Так, Египет был рассадником иночества. Нигде, по словам Евсевия, слова евангельского учения ни над кем не явили столько своей силы, как в Египте. Недаром, видно, древний Египет издревле глубоко задумывался над вопросами о бессмертии и вечности… «Меланхолический и торжественный вид природы Египта, – говорит русский путешественник, – вечно ясное небо, строгий характер пирамидального зодчества, ужасное разрушение зданий гигантских, превышающих силы человека, столько великого, столько славного в прахе и, наконец, куда ни взглянем, везде поразительное исполнение пророчеств – все это невольно приводит к жизни созерцательной человека мыслительного». («Путеш. по Египту». Норов. II. 350.)

«Радуйся, Египет верный! – поет св. Церковь. – Радуйся, Ливия преподобная! Радуйся, Фиваида избранная!»

В скором времени иночество распространилось и за пределы Египта. В Палестине основателями иночества были св. Харитон Исповедник, пострадавший при императоре Аврелиане (270–275) и основавший в Палестине знаменитую лавру Фаранскую, лавру близ Иерихона – в пещерах Сорокадневной горы и лавру Сукка, и св. Иларион, ученик и подражатель св. Антония Великого, подвизавшийся около 50 лет в пустыне близ г. Газы. Здесь основаны были обители, из которых в VI веке славились: киновия аввы Серида, близ которой жили знаменитые отшельники в своих одиноких кельях: свв. Варсануфий и Иоанн, и киновия аввы Дорофея в окрестностях Газы и Маиума.

III. Пустыня св. града

Из всех палестинских местностей более всего прославилась своими обителями так называемая пустыня св. града, по своему характеру вполне оправдывавшая свое название «Ужаса». Вот как изображает ее один новейший писатель: «Пустыня Иудейская бесплодна, она состоит из нагорных долин. В некоторых местах она представляется суровою и страшною; вследствие землетрясений и геологических переворотов в скалах здесь образовались трещины и проходы, иногда в тысячу футов глубиной и тридцать или сорок шириной; в других местах в ней имеются обнаженные меловые горы, наполненные пещерами, или белые, каменистые горные переходы и извивающиеся загрязненные долины, снабженные случайно резервуарами, выбитыми в твердом известняке с целью доставать воду в стране, лишенной источников. Можно путешествовать здесь по целым дням и не видать никакого живого существа, кроме пустынной куропатки и по временам лисицы или ястреба. Только сухие и толстые растения, не требующие влаги, растут здесь на высотах, а в долинах самая роскошная растительность состоит из дрокового кустарника, который цветет в марте или апреле. Весь этот округ представляет из себя склон находящихся внутри страны меловых и известковых возвышений, которые в самых высоких местах, близ Хеврона, имеют до 3000 футов над уровнем моря, а в долине у Мертвого моря до 1000 и 1500 футов. Евреи дают этой пустыне приличное ей название Иесимон, «Страшная пустыня», или «Ужас», потому что более пустынной страны невозможно и представить. Некоторые места в ней покидаются даже арабами. На северной ее стороне очень глубокие долины, спускающиеся к Мертвому морю. Они почти совершенно задерживают путешественников, за исключением промежутков между горными валами; а далее к югу страна абсолютно непроходима. Большие потоки, падающие зимой на утесы, по направлению к Мертвому морю, образовали перпендикулярные горные проходы, от тысячи до тысячи пятисот футов в глубину, а в некоторых местах почти в милю шириной. Единственное удобное место для города во всей этой местности есть открытое пространство при подножии прохода Енгеди, Источника диких серн. Это место выше берегов Мертвого моря. К Енгеди можно пройти только по узкой змееобразной тропинке, проходящей под утесами, поднимающимися на тысячу двести футов, которые хорошо называются евреями Скалами диких серн. По этой тропинке могут ходить в безопасности только разгруженные животные, и то в течение медленной часовой ходьбы. За исключением одного источника, в этой местности воду можно найти только в ложбинах между скалами или в очень редких водных цистернах, выбитых в прошлые века в известковом камне, которые наполняются во время нескольких дождей, бывающих в этой стране. Этот источник Енгеди, или Аин-Ииди, течет из-под скалы, расположенной на маленьком плоскогорье на 400 футов выше Мертвого моря и на 800 ниже других утесов. Вода приятна на вкус и чиста, но слишком тепла. Речка течет длинным каскадом по крутому скату утеса и исчезает в каналах для орошения, покрытых низкими кустарниками, гнущимся камышом и гигантскими листьями ошера, желтыми ягодами содомских яблонь и ровными, похожими на кедровые, вершинами тернистой дардара, поднимающимися в чаще по течению реки. Прыгающие дрозды и соловьи находят себе здесь приют, а черные сои с золотистыми крыльями и мелодичным голосом летают около утесов вверху. Ниже, на обеих сторонах источника, разрушенные стены садов и террас и огромные терра – сообразные насыпи указывают на местоположение древнего города, имевшего, может быть, до тысячи жителей. Места вдоль Мертвого моря великолепны по своему дикому и пустынному величию. Ниже их виднеются голубые воды Мертвого моря; выше – высокие скалы и укрепленные стремнины огромной скалистой стены, которая проходит, постоянно возвышаясь и делаясь все круче и круче, почти до крепости Масады; четырехугольная, отдельная масса последней, поднимающаяся более чем на 1500 футов над уровнем Мертвого моря, представляет большую плоскую возвышенность, ограниченную со всех сторон широкими трещинами и вертикальными стенами скал и видную из Енгеди. К востоку отсюда, за глубокими проходами Арнона и маленькими речками голубых гор, смотрят вниз белые башни Керака с большого утеса, который кажется совсем недоступным» (Д-р Коннингэм Гейки). Приведем также не менее любопытное описание Иорданской пустыни русского путешественника г. Норова: «Горный путь от Вифании к пустыне Иорданской представляет по местам бедно обработанные отлогости; но с отдалением от Вифании дикость возрастает более и более. После первого спуска видны одни опаленные горы. Через двадцать минут пути от Вифании, по спуске в глубокую лощину, открывается у подошвы горы источник. Этот источник, столь отрадный для утомленных путников, идущих от Иорданской пустыни, есть тот самый, который назван в книге Иисуса Навина источником Солнечным; он освящен преданием, что Спаситель часто отдыхал возле него со Своими апостолами и прохлаждался от его струй. Отсюда начинается дебрь самая дикая; дорога следует направлению лощины по отлогости скал. Менее чем через два часа пути от Иерусалима мы поднимаемся на гору, на вершине которой видны остатки здания, называемого ханом, или гостиницей, благого Самарянина; это место называлось издревле Адоним и Кровавое по причине частых разбоев, здесь происходивших… От Адонима мы ехали по краю ужасной пропасти; внизу шумел быстрый поток, а ребра скал были изрыты пещерами; в них таятся теперь хищные звери, но некогда они служили обителью отшельников… Вскоре горы расступились, и открылись – величественная пустыня Иорданская, Иерихон, течение священного Иордана, Мертвое море и горы Аравийские… Спустясь с крутизны Иудейских гор, мы оставили иерихонскую дорогу и почти тотчас повернули налево, по обводу гор… Дикая пустыня оживилась; роскошные луга вдруг заменили бесплодную почву; рощи маслин и смоковниц осеняли нам путь, радовали и удивляли взор, привыкший к дикости; наконец, журчание быстро скачущего потока довершило прелесть ландшафта… По мере отклонения нашего от долины и приближения к горам жизненность начала исчезать, и, наконец, природа приняла вид самый грозный. Мы подъезжали к возвышению; въехав на него, мы увидели пред собою глубокую пропасть, а за нею две исполинские каменные горы поразительной дикости; они расстилались двумя огромными шатрами… Вторая гора, самая последняя, с беловатою вершиною, испещрена глубокими вертепами; она спускается от самой средины неприступной, отвесной стеной известкового кряжа на дно пропасти. В одной из мрачных пещер этой ужасной горы Спаситель мира, уклоняясь от людей, приготовлял Себя сорок суток, в посте и молитве, на великий подвиг искупления рода человеческого… Когда вы обратитесь отсюда лицом к пустыне Иорданской, то грозный вид горы Сорокадневной заменится перед вами самым свежим ландшафтом: внизу, на первом плане, под густыми навесами смоковниц, сикомор и цакумов падает с уступа на уступ быстрый поток пророка Елисея; далее – водяная мельница, полуразрушенные аркады водопроводов, бродящие стада вместе с арабскими конями; кое-где пастухи – бедуины, обернутые в белые бурнусы, с длинными ружьями или копьями в руках… Еще далее – уединенная башня селения Рихи – предел Иерихона, и, наконец, неизмеримая пустыня ограничивается течением Иордана, светлой плоскостью Мертвого моря и грудами гор Аравии».