В Курляндском котле - Павел Автомонов

— Пусть будет по-вашему, если вам нравится, — сказал Зубровин, видя, что продолжать выдавать себя за немцев далее бесполезно.

— Кто это — Ада? — спросил я, показывая хозяину хрестоматию.

— Ада… дочь. Она, еще когда русские были за Псковом, поехала к брату в Алуксненский уезд. Теперь там уже три месяца нет немцев.

Появилась хозяйка с угощением. Она рассказала, что позавчера вечером «лесные коты» (искатели партизан) заметили четырех парашютистов, выбросившихся из советского самолета. Вчера с утра искали парашютистов, но не нашли. «Лесные коты» боятся прихода Советской Армии. Волостное начальство уже собрало свои пожитки и ожидает сигнала эвакуироваться в Германию. Почта и телеграф почти прекратили работу. Со дня на день здесь ожидают прихода советских войск.

Мы рассказали крестьянам о последних событиях на фронте и, простившись, вышли из дома.

Молодая женщину — невестка хозяина, держа на руках сынишку, вышла нас проводить. Она сказала, что муж ее с 1941 года находится на советской стороне фронта. Она приветливо улыбнулась Зубровину, которого сначала приняла за врага.

— Надо нам, ребята, поменьше расхаживать в немецкой форме, — сказал Зубровин, когда мы отошли от хутора, — а то латыши могут прихлопнуть нас, — добавил он.

Толстый Костя Озолс довольно улыбался.

Поздним вечером по просьбе Агеева Колтунов рассказывал о демонстрации в его родном городе Мустве в день провозглашения в Эстонии Советской власти и воссоединения Эстонии с Советским Союзом.

— Да-да… — говорил Колтунов. — Народу было на улице в тот день — сила; кажется, и в городе столько нет жителей. Красные флаги, песни… Сосед мой портреты Ленина и Сталина вынес. Двадцать лет их хранил он, прятал от полиции. И я с нашими ребятами-каменщиками шагал под знаменем!

— А буржуазия? Буржуазия, как себя чувствовала? — любопытствовал Агеев.

— Буржуазия? Окна закрывала, чтобы не видеть.

А СТОЯТЬ НАДО…

После освобождения нашими войсками Риги поток вражеских войск и техники покатился на запад, к Кулдыге, затем к портам Лиепая и Вентелилс. В районе Лиепаи шли бои. Отрезанная группировка врага пыталась выйти из «котла», прорваться в Восточную Пруссию. Но это гитлеровцам не удавалось.

В эти дни движение по дорогам особенно усилилось; мы дежурили у шоссе круглые сутки. Приходилось по два раза в день передавать в штаб фронта радиограммы о движении противника.

Вечером на ночное дежурство отправились Костя Озолс и я.

Разостлав на земле плащ-палатку, мы уселись среди молодых елочек. Отсюда до дороги раскинулась широкая поляна с вихлявшим по ней ручейком. Русло ручейка можно было определить по росшим на его берегах кустам ивы. По ту сторону шоссе леса не было, и силуэты движущихся машин отчетливо виднелись в сумерках.

Часа через три, как мы начали наблюдение, поток машин на шоссе стал почти сплошным. Чтобы удобнее наблюдать, мы решили перебраться ближе к шоссе, спрятавшись там в ивовых кустах.

Только мы успели переползти и выбрать место для наблюдения, как на шоссе загрохотали колеса орудий. Озолс отмечал палочками на бумаге количество проходящих пушек.

Но вот потянулся обоз. Солдаты уныло пели песню, один из них подыгрывал на губной гармошке мелодию.

— Вот нам и концерт, Виктор, даже бесплатный, — прошептал Озолс.

Вдруг с передней повозки раздалась команда.

Обоз остановился. Солдаты начали располагаться на отдых около шоссе, вблизи нас. Оставаться на месте и ждать, пока они уйдут, — рискованно. Мы не знали, сколько времени обозники будут стоять. Как на зло, на небе появилась луна. Отходить к лесу надо по залитой лунным светом поляне.

Озолс показал на автомат.

Верно, я понимаю его. Отсюда удобно полоснуть по обозникам, но тогда мы выдали бы присутствие нашей группы в этом районе и провалили наблюдение за шоссе…

Однако времени на размышления не было. Я припал к земле и пополз. Озолс последовал моему примеру. Держа наготове автомат и не сводя глаз с немецких обозников, я полз по открытой, залитой светом луны поляне. Озолс ползет рядом. Вот и ручей с покатыми берегами. Переползая через него, мы промокли насквозь.

Наконец, мы в лесу. Смотрим молча один на другого. Озолс поднял ногу, из широкого голенища потекла вода. Он снял сапог и принялся выжимать портянки.

— Завтра надо сюда прийти. После привала останутся конверты. По ним мы узнаем номер полевой почты этой части, — заикаясь и дрожа от холода, с трудом вымолвил Костя.

Положение наше было серьезным: мы промокли насквозь. Впереди ночь, которую придется провести на сырой земле. Разложить костер нельзя, чтобы не выдать себя врагам.

Когда добрались до базы, я почувствовал себя совсем плохо. Товарищи укрыли меня, чем только могли.

«Только бы не расхвораться, только бы не стать обузой для товарищей», — эта мысль не давала покоя. Заболеть здесь, в тылу врага, я не имею права.

В полдень совсем близко от места, где мы находились, раздались две длинные автоматные очереди и вслед за тем громкие, колющие сердце крики.

— Хо-ох!.. Ала-а-а!.. — неслось над лесом вместе с несмолкающей пальбой.

— Ох! — отозвалось эхо.

Повидимому, что-то случилось на нашем «наблюдательном пункте», где дежурили Зуб-ровин и Колтунов. То, чего избегли Озолс и я ночью, наверное, произошло с ними сейчас.

— Кончай болеть, Виктор! — сказал мне Агеев, вынимая из сумки гранаты.

Я поднялся. В глазах было темно; меня качало, точно пьяного.

— Крепись, Витя! — старался подбодрить меня Озолс, тоже вооружаясь гранатами.

Минуты тянулись медленно, медленно… Крики смолкли, но редкие выстрелы все еще нарушали тишину; где-то, должно быть на хуторе, выла собака.

Вдруг неподалеку от нас в кустах послышался шум, треск ломающихся под ногами веток.

— Кто идет? — окликнул Агеев, держа наготове гранату.

Мы разместились за деревьями, готовые к встрече.

— Свои.

Это вернулись Зубровин и Колтунов. Мы бросились к товарищам, хотелось скорее узнать, что произошло у шоссе, чем вызвана стрельба. Оказалось, что на ельник, где находился «наблюдательный пункт», наскочил боковой дозор фашистского пехотного подразделения. Наши дали по нему очередь и, скосив передних, пустились в лес, провожаемые залпами и криками всей части.

— Мне кажется, сюда они не придут, подумают, что мы ушли далеко, — предположил Зубровин. — Часть шла быстро, должно быть, гитлеровцы спешили.

Не успел он сказать эти слова, как снова; раздались выстрелы.

— Может быть, они лес прочесывают, — промолвил Озолс.