Останься со мной - Алёна Ершова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты для дела пытаешь, аль отдела лытаешь? – поинтересовалась она, отсекая все пути, кроме двух: уйти и никогда больше не встретить незапечатанной ведьмы, ибо спутает она все пути и заморочит голову так, что вообще навсегда забудешь, куда шел. Или довериться ей на свой страх и риск.
Смогич не отступил, поклонился в пояс, произнес уверенно:
— По делу. Только кто ж о деле на улице толкует?
— Что, не нужна уже дорога к Пароходной? – хитро поинтересовалась яга.
— Нет. О другом спросить хочу. Накормишь, напоишь, а я расскажу, что да как.
Яга на это лишь хмыкнула, взяла Огана под локоток да поковыляла вглубь улицы, через темный сад, к небольшому добротному дому.
Внутри оказалось чисто, светло, натоплено и очень старомодно. Пол пестрел разноцветными ткаными половиками. На лавках, вокруг расписной прялки, красовались вышитые бархатные подушки. В углу стояло ведро, а над ним висело полотенце, с которого мерно капало молоко. На столе, возле пыхтящего самовара, пузом кверху лежал и тарахтел довольную песню огромный рыжий Хранитель. Яга сдвинула его на край, смахнула шерсть и усадила гостя. А на нагретое котом место поставила вазочку с сушками, горшочек горьковатого гречишного меда и тонкую белую чашку в красный горошек, с таким же горошечным блюдечком.
— Ну и чем меня задабривать будешь? — поинтересовалась она у гостя, наливая из самовара душистый взвар. — Да ты пей, пока не остыл, пей. На улице ветер колючий, морской, а я иван-чай на женьшене запарила, лимонника туда пригоршню бросила. От такого взвара мужская сила крепнет. Будешь ходить, словно кур.
Оган едва не захлебнулся. Отставил чашку и посмотрел на ягу укоризненно. Мол, что ты творишь?
— Нет у меня подарка, не чаял тебя так сразу встретить. А заготовленный отдал, — тем не менее ответил он.
— Ай-ай-яй! Это ж надо. Отдал. И кому отдал? Первой встречной-поперечной. А что мне теперь делать? Есть тебя? Тьфу, не хочу. Ты ж суп - набор сплошной: кожа, кости и пуд отчаяния. А я сладенькое люблю.
Сладкого у Огана с собой тоже не оказалось, поэтому он сидел и молчал, вспоминая с каким скандалом покинул родной дом, как мать умоляла его не связываться с ягой. Рыдала взахлеб, проклиная все. Отчаянно страшась, что помимо двух младших сыновей, потеряет еще и старшего. Сама из бедной, не знатной семьи, она, как никто другой, знала истинную цену желаниям. А еще знала, что сбываются они совсем не так, как хочется… Отец же сидел хмурнее тучи и молчал. А когда материнские слезы не подействовали, пообещал сыну, что сдаст его поповичам, если тот свяжется с ведьмой. Оган пожелал ему удачи и, хлопнув дверью столичного особняка, вышел вон. Он и так был зол на отца за то, что тот ничего ему не говорил. Открылся, когда уже и времени что-либо исправить не осталось. Прекрасно знал, что старший не отступится. Будет искать, биться, пытаться спасти братьев, отдавая бессмысленной затее все силы. Видимо, как некогда он сам. А до этого его отец, и дед, и прадед, и еще десятки поколений предателей, вынужденных расплачиваться своими детьми за проступок дальнего предка.
Что бы там ни мыслил глава рода Смогичей о своем старшем сыне, голова у Огана на плечах имелась, и он прекрасно знал, что все сказанное яга попытается вывернуть против тебя самого, а любое желание изуродует так, что рад не будешь его получить. Поэтому Оган сидел и молча ждал. Рано или поздно ведьма сама назначит цену.
Она и впрямь не стала долго ломаться. Посмотрела, поглядела, поерзала на лавке и наконец решилась:
— Обещание хочу, — произнесла яга, упираясь локтями в стол. Уставилась в него глазами-провалами. – Дашь?
— Смотря какое, — Оган напрягся, — если ты что темное замыслила, или обман какой, то тут я тебе не помощник. Хватит и того, что мой род уже тысячу лет с клеймом предателя ходит.
— Эка какой порывистый! Да нет мне нужды вредить, не бойся. Добронравная я, не пакостливая. Просто пообещай, что сына своего женишь на моей внучке.
Оган накрыл лицо ладонью и зашелся в беззвучном смехе. Вся усталость последних дней, все переживания, весь груз ответственности, взваленный на плечи, выплеснулся в этой отчаянной несдержанности. Надо же, всем нужны Смогичи: и проклятиям, и ведьмам, и невестам, что отполировали до бела мраморные ступени отцовского особняка.
Яга не мешала, сидела молча да дула на горячий взвар. Наконец гость успокоился, отдышался, вытер подступившие слезы и очень серьезно ответил:
— У меня нет сына.
Ведьма растеклась в хитрющей улыбке.
— А у меня нет внучки. Так что видишь, мы с тобой на равных.
— Дочка-то хотя бы есть?
— Чего не теряла, то имею, а остальное не твоего ума дело, — показала зубы яга. — Ну что, согласен?
Повертев эту мысль и так, и эдак Оган не нашел повода отказать.
— Добро. Не стану я препятствовать своему сыну, если тот появится, в его желании взять твою внучку в жены. Устраивает такой обет?
— Вполне. Спрашивай, что хотел. И иди восвояси, поздно уже.
Оган набрал полную грудь воздуха. Вот он — момент истины.
— Скажи, как снять Кощеево проклятье, что лежит на моем роду?
Яга посмотрела на него поверх чашки и пожала плечами.
— На твоем роду нет проклятья, дитя змеева рода. И Кощъ не в обиде на старого друга.
Лавка с грохотом упала на пол. Оган навис над ягой, уперев руки в столешницу.
— А как, по-твоему, называется то, что каждый раз, из поколения в поколение младший из рода Смогичей не доживает до двадцатилетия? И отчего старшему нужно успеть жениться до смерти младшего, а? – Последние слова он уже кричал. Ведьма же сидела спокойно, только чернота глаз растеклась по лицу.
— Это защита, юный мастеровой. Защита рода, лишенного Щура. Если бы не она, вы бы сгинули вслед за Горыней и его братьями еще тысячу лет назад. А так держитесь, живете, продолжаете его дело. Разве это плохо?
—
