Личинка - Том Холт

— Мне так одиноко, — говорит Он (испытание состраданием; почему-то именно его я усваивал с большим трудом). — Я потерялся, и мне немножко страшно. Разве мы обязательно должны быть врагами? Ведь ты даже не спросил, почему я здесь.

Машинально я тянусь погладить Его по шее там, где мех выглядит густым и мягким, но, вовремя опомнившись, отдергиваю руку.

— Если тебе одиноко, почему бы не вернуться обратно к своим?

Он признает справедливость вопроса легким почтительным кивком:

— Мы поняли друг друга, и это хорошо. Если мы понимаем друг друга, то имеем фундамент, на котором можно строить отношения, правда? Теперь мы будем разговаривать как серьезные люди.

Я растерялся. Забыл, что у Них там идет дальше, после сострадания, и не могу распознать испытание по Его речам. Ну же, шевели извилиной! Я же помнил эту тему на экзамене, иначе не сдал бы и не стоял здесь и сейчас. Отражение, определение, сострадание…

— Ну так как? — говорит Он. — Разве дружить не лучше, чем воевать?

Вспомнил. Четвертое испытание — дружбой. А Он уже обернулся высоким стройным молодым человеком, стоящим передо мной и протягивающим руку для приятельского рукопожатия; если мы все обсудим откровенно, то, конечно, сможем все уладить как культурные люди. Не так ли?

— Нет, — отвечаю я.

— Ладно, как хочешь. Но по-моему, ты делаешь ошибку. Подумай, почему бы нет? Давай еще раз посмотрим диспозицию. Вот я — как ты меня назвал, трещина в дамбе и вся сила, которая пытается сквозь нее прорваться, а вот ты — вечный студент, навсегда застрявший в ночной запаре перед экзаменом. Силы не равны, согласись?

Всего испытаний пять, и пятое самое тяжелое: истиной.

— Нет, не соглашусь. Я вообще тут случайно. По правилам я должен просто сообщить в управление наместника, чтобы они выслали отряд специального назначения со всем необходимым. А моя задача — всего лишь высматривать бочонки, в которых рыба протухла.

— Вот именно. Ты ни в чем не виноват. Нельзя ожидать, что ты справишься со мной. Маги вдесятеро сильнее тебя съеживались от страха и погибали, стоило мне лишь слегка разозлиться; чего ж требовать от одного тебя, без какой-либо поддержки и помощи? Это бессмысленно, ты погибнешь совершенно бесцельно, попусту. Что хорошего они для тебя сделали, что ты так верно им служишь?

— Ничего. Они всегда относились ко мне как к отбросу.

— Вот именно.

Теперь Он представляется мне добродушным стариком, протягивающим руку, чтобы успокоить меня. Никто меня не понимает, кроме Него. Вот почему меня учили Его ненавидеть, потому что один Он понимает, каков я на самом деле.

— Вот именно, — продолжает Он. — Если они против тебя, то почему ты должен быть на их стороне? Не пора ли тебе понять, кто твои настоящие друзья?

Остерегайтесь испытания истиной, потому что от него нет защиты. Но (нам рассказывали об этом на пятом курсе, я тогда всю лекцию смотрел в окно: была уже середина зимы, а первый снег только пошел) во время пятого испытания лучшим сопротивлением является отсутствие сопротивления. Пятое испытание часто не проходят как раз самые сильные маги, подобно тому как рыцари не могут выбраться из топи, потому что тяжелые доспехи тянут их ко дну. Выжить могут только те, на ком доспехов нет.

— Твоя правда, — говорю я. — Я не заслуживаю ни их дружбы, ни уважения. Маг из меня никудышный, только профессию позорю, а уж работенка с рыбными бочками — это для меня просто подарок судьбы. Невелика потеря, если я прямо здесь и сдохну, никто не расстроится. Но остановить тебя я должен.

Я никогда не забуду того, что произошло дальше.

Он сжимает меня, словно тисками, надавливая сразу со всех сторон и постепенно усиливая нажим. Я чувствую невероятную силу, союз с которой я самонадеянно отверг. Я чувствую, как Он прессует мои кости; изучай я физику внимательнее, мог бы, наверное, рассчитать, как долго протяну, прежде чем сила давления превысит предел прочности моих костей и сухожилий. Я совершенно беспомощен — не могу же я отпихиваться сразу во все стороны. Он, без сомнения, намного сильнее меня, и я не способен увернуться или отбросить его, как борец. Единственное, что я могу, — это зацепиться за тоненькую нить воспоминаний, которая связывает меня с озябшим, голодным, жалким студентом, скрючившимся над свечкой, перечитывающим по многу раз одни и те же строки, в то время как час экзамена неумолимо приближается. Эта нить является линией моей жизни, но она призрачно тонка: если я натяну ее слишком сильно, она порвется, и мне крышка. Нет, держать ее надо нежно, сматывать неторопливо, как будто леску с крупной рыбиной на крючке, так, чтобы…

— А смысл? — спрашивает Он голосом сочувственным, как у ангела, презрительным, как у моего отца, и полным бесконечной мудрости и прощения, как голоса их обоих. — В чем смысл? Ты увидел меня, а я тебя. Пойми, все это закончится только одним. Зачем тебе расшибаться в лепешку? Почему бы не протянуть мне руку? Я возьму ее и перетащу тебя на свою сторону. — Он улыбается. — Ты не будешь разочарован, здесь все по-другому. Признайся, в твоем мире ты пустое место, неудачник, но в моем…

— Тебе что, меня жаль?

— О да. Мне жаль тебя настолько, что ты и представить не можешь. Я же сказал, мы понимаем друг друга, потому что нас обоих не понимают те, остальные. Мы могли бы…

Он стискивает мне сердце. Представьте себе, что у вас в руке спелая слива и вы сжимаете ее так, что косточка впивается в тонкую кожу между пальцами.

— Подружиться? — заканчиваю я.

— Не совсем. Но мы стали бы уважать друг друга. В твоем мире тебя хоть кто-нибудь уважает?

— Пошел ты… Давай прикончи меня уже.

— Но я не хочу. — В Его голосе сквозит удивление. — Мы не убийцы. Мы являемся с миром. Ты должен был это понять.

Мне приходит в голову, что нужно всего лишь отпустить нить, и боль пройдет. Разумное решение. Мне редко приходилось иметь дело с болью, к счастью, у меня никогда ничего сильно не болело, и поэтому я не умею ее терпеть. А вот опустить руки — да, в этом у меня опыт есть.

— Хорошо, — говорю я и надеваю мою нить петлей на левую руку. — Я понял. Сдаюсь.

— Ты не пожалеешь. — Какой у Него добрый голос! — Иди сюда.

— Что-то не выходит…

— Давай руку.

— Поймал!

Я тяну Его на себя, а нить меня держит. Захлопываю ящик, вскакиваю на него и усаживаюсь на крышке. Чувствую, как Он беснуется в ящике, колотясь о стенки, но я не уступлю, и, пока мой зад прочно сидит на крышке, Ему не выбраться. Все оказывается просто и банально; несмотря на Их силу, существа Они недалекие и постоянно ведутся на одну и ту же уловку. Как только вы признали Их силу в противовес собственной слабости и нашли между собой нечто общее, например, что вы оба отвергнуты враждебным миром, все, что вам останется сделать, как только это общее связало вас с Ним, — это бить его же оружием, и вы не заметите, как он окажется в ящике, а вы на ящике, будете сидеть и надрывать животики от хохота.