«Если», 1993 № 05-06 - Шарль Эннеберг

Эта простая трезвая мысль, за которую он уцепился, возвратила ему его личность, разрушила колдовские чары, и черные и красные волны схлынули. Хьюго понял, что стоит на коленях у подножия дюны, куда он скатился между каменных глыб. Руки были в крови, удары сердца отзывались в голове тупой болью… По-видимому, последняя атака была такой свирепой, что он оказался вырванным из четвертого измерения и начал воплощаться в физическое тело. Он содрогнулся.

В тишине пустыни раздались мелодичные звуки — они были похожи на голос незнакомки.

— Спасайтесь! Спасайтесь скорее! Они хотят погубить вас!

— Меня? Но почему? Я не принадлежу ни этому времени, ни этой стране!

— Вы ничего не понимаете! Вам грозит страшная опасность…

— Может быть, вы Объясните? — спросил Пэйдж, и каждое слово наждаком царапало его пересохшее горло. — Могу ли я помочь вам?

— Нет, нет! (Волна холодного отчаяния).

— Я хочу увидеть вас.

— Это невозможно. Вы погибнете, если им удастся воплотить вас.

— А они могут сделать это?

— Я не знаю. Они опустошили мозг у стольких атлантов. Уходите в свое время. Не думайте больше обо мне.

«Они опустошили мозг у атлантов…»

Наверняка то же произошло и с ним. Пейдж чувствовал себя действительно опустошенным. Но если он в течение нескольких мгновений разделял с чудовищем память и мысли, то это означало, что и другие имели доступ к его сознанию. Он задрожал. Все же он был неплохим физиком и опытным астронавтом — и если эти чудовища смогут использовать в своих целях его знания?.. Мысль о Земле 2500; года, подвергшейся нашествию звериных масок Египта эпохи фараонов, потрясла его.

Ну а если уйти в свое измерение? Силуэт профессора Рецки на другом берегу Реки Времени показался ему совершенно нематериальным. Этот призрак должен был нажать на кнопку, опустить рычаг с надписью «возврат». Это казалось чем-то абсолютно неправдоподобным. Гораздо реальнее был этот древний мир — его Земля и, одновременно, словно другая планета. Воздух, чистый до головокружения, сочные краски, яркие до боли в глазах. Розовая луна среди смерчей сияла неправдоподобным светом. Роскошный оазис с пальмами, словно только что омытый дождем, туманящий голову аромат бледных кубков лотоса, тяжелый запах мускуса, выдававший присутствие свирепых хищников, свежесть источника — все это кричало о яростном, пьянящем, юном мире. Все здесь, наслаждалось мгновением, поскольку смерть подстерегала на каждом шагу. «Я живу!» — кричали ивовые кусты в тот миг, когда их сминали толстые ноги гиппопотама. «Я существую!» — сверкали крылья тут же проглоченной бабочки. Каждое мгновение дарило живущим острейшее наслаждение.

…Они возникли в розовом свете луны на краю равнины. Ни на одной планете мезозойской эры Пэйдж не видел ничего более жуткого. Самое кошмарное было в том, как они надвигались — словно пародировали боевой порядок человеческих армий. Многие были смутно знакомы, как порождения детских страхов. И хотя Пэйдж знал, что боги Древнего Египта, мало походили на людей, то, что он увидел, превосходило любое воображение. Из каждой складки местности, из каждой расселины («В этих проклятых землях, — сообщает древний халдейский манускрипт, — каждая ложбинка в песках укрывает миллионы демонов»), из-за каждой дюны возникали жуткие существа: крылатые и ползающие, многоногие и собакоголовые; одни скользили, извиваясь и тремя чешуйчатыми кольцами, подобно приливу; другие неслись в вихре вздыбленных перьев; среди них были ящеры и гигантские быки, химеры с головой шакала и телом гиппопотама; боги Бубастиса, Мендеса и Ассирии, безликие чудовища и идолы. Все ужасы темных веков следовали за колесницей победителя.

На этой колеснице с золотыми колесами под пурпурным балдахином восседал сфинкс.

Процессия приближалась медленно и неотвратимо. Противостоять этому было невозможно; ничто в мире не могло остановить неумолимое движение. Человек, плененный ночными ужасами и безумными кошмарами, был всего лишь пылью под колесницей кровавых богов.

Войско двигалось по направлению к храму Аммона.

Желание увидеть в храме незнакомку охватило Пэйджа с такой силой, что он впился в запястье. Нет, он здесь не для этого. Не вмешиваться. Не действовать. Только накапливать данные, как можно больше данных. Сражаться, если на него нападут, и вернуться назад.

Неожиданно мысль о возможности возвращения показалась ему абсурдной. И несправедливой.

Он едва добрался до источника. Вода оказалась обжигающе холодной. Он напился, не удивляясь тому, что его восприятие становится все более обостренным. Ручей, орошавший оазис, исчезал в расселине среди гранитных скал. Из расселины доносилось неясное ворчание. Хьюго с любопытством склонился над ущельем. В его ноздри хлынул отвратительный запах зверинца. Это было ущелье львов под уступом плато. Масса хищников волновалась, словно море; сквозь глубокий рыжий прилив кое-где поблескивала ниточка воды. Хьюго увидел то, что ни один человек не способен увидеть и остаться в живых.

Животные пили не торопясь, уступая место более слабым. Хьюго разглядел среди множества львов нескольких гигантов с берегов залива, тупомордых с массивной, словно вырубленной из монолитного песчаника, гривой, изящных львиц цвета спелой кукурузы и резвящихся львят. Чуть ниже по склону были видны рога муфлона, которого жажда заставила забыть об опасности; носорог с маленькими налитыми кровью глазами, обрушив край скалы, сорвался и покатился вниз. Леопарды дюн, шкуры которых были разукрашены черными розами богаче, чем майский луг, скользили между гигантскими зебрами с косым полосатым рисунком.

Неожиданно направление ветра изменилось, и словно судорога прошла по массе животных. Это произошло почти мгновенно. Прекрасная львица, розовая, будто обнаженная женщина, взлетела нa дюну и тигр с шерстью почти голубого цвета взвился на дыбы. Взвыли шакалы, и над низкими звуками львиного рычанья взлетели к небу высокие ноты ужасного хохота гиен. Потрясенный Хьюго понял, что животные почувствовали присутствие человека. Словно волны прилива, лавина зверей надвигалась на него.

Это была сила, способная смести что угодно, — на этот раз вполне материальная сила.

— Посмотрим, Пта, кто кого! — сказал Хьюго.

…Две массы столкнулись с такой яростью; что вздрогнула пустыня.

Хьюго Пэйдж пришел в себя в прохладе каменных сводов. Его голова покоилась в выемке мраморной плиты на сложенной в несколько раз голубой вуали Он вспомнил; что египтяне использовали вместо подушки твердые предметы с полукруглой выемкой; они верили, что это дарит глубокий сон. Подобный обычай вдруг показался ему настолько нелепым, что он хрипло рассмеялся. Его виски сжимал тонкий металлический обруч, огромные опаловые глаза, обрамленные длинными ресницами, смотрели на него.