Панорама 'Оборона Севастополя' - Нина Викторовна Шебек

обязан своей славой и всеми наградами. Он сделал больше, чем может сделать человек: кроме того, что он добросовестно работал всю жизнь, последние 2 года он умирал по 100 раз в день и умер только раз. Но главное - он не только сам, но и нас, от офицера до последнего арестанта, приучал на это смотреть не так, как на заслугу, но как на долг, на обязанность. Вот будут рады турки, французы, когда узнают, что он убит, - и ошибутся, потому что дух его не убит и надолго останется с нами…»

4 августа произошло последнее крупное сражение с неприятелем на Черной речке, закончившееся разгромом русских войск. Как всегда, русские полки дрались с беззаветной храбростью. Но отсутствие умелого командования привело к тому, что 4 августа Россия потеряла 11 генералов, 249 офицеров и свыше 8 тысяч нижних чинов. Чернореченский бой ускорил ход событий.

Утром 5 августа началась пятая бомбардировка. Ежедневно гарнизон терял не менее 500 человек, а бывали дни, когда эта цифра вырастала до полутора тысяч. Но севастопольцы были будто из железа и камня. В одних рубахах, в широких парусиновых брюках и фуражках стояла у орудий прислуга, пропыленная, прокопченная дымом, облитая кровью и потом…

Наступило 27 августа - день последнего штурма. Накануне неприятель предпринял еще одну, шестую бомбардировку города. 698 неприятельских орудий стреляли по Севастополю. Им отвечали залпы 540 орудий защитников города. Севастополь был окутан густым непроницаемым облаком дыма.

Штурм начался на следующий день, в полдень, после нескольких провокаций, когда русское командование, решив, что наступления не будет, отвело резервы. На Малаховом кургане обедали, и на банкетах* оставалось лишь несколько штуцерников, а на бастионе готовились вручать награды нижним чинам Модлинского полка. Вдруг раздался крик: «Французы!» [* Банкет - небольшое возвышение, устроенное для удобства ружейной стрельбы].

Артиллерия кургана успела сделать лишь несколько выстрелов. Дивизия Мак-Магона устремилась на штурм. Французы оказались на бруствере прежде, чем батальон модлинцев занял банкеты. Внутри бастиона завязался отчаянный рукопашный бой. Но силы были слишком неравны. Через полчаса после начала атаки весь Малахов курган был в руках французов.

Несколько русских атак, предпринятых с целью отбить курган, успеха не имели. Один за другим выходили из строя генералы, возглавлявшие эти атаки: ранен генерал Хрулев, смертельно ранен генерал Лысенко, пал смертью героя генерал Юферов, тяжело ранен генерал Мартинау.

Но даже оставшись без командиров, солдаты не хотели мириться с мыслью о падении Малахова кургана и снова шли в бой. Последними сопротивлялись врагу 40 солдат Модлинского полка, которые с офицерами поручиком Юнием, подпоручиками Данильчен-ко и Богдзевичем закрылись в башне кургана и сквозь ружейные бойницы отстреливались от французов. Только когда все были ранены и поручик Юний увидел, что к дверям башни подведены мортиры, он предложил своим товарищам покинуть убежище. На бастионе уже развевалось французское знамя. Раненные, окровавленные выходили герои из башни, и французы, пораженные их самоотверженностью, громко аплодировали им и отдавали честь.

Севастополь не был взят союзниками. Из двенадцати атак только одна увенчалась успехом. Все историки Крымской войны отмечали потом, что в этот день русские могли выбить донельзя утомленных французов и с Малахова кургана. Но удерживать более руины Севастополя было невозможно и бессмысленно, и генерал М. Д. Горчаков отдал приказ эвакуировать войска на Северную сторону.

Э. И. Тотлебен писал:

«Оба неприятельские флота давали союзникам средство выставить огромную артиллерию, с которой наша не могла соперничать. В 4 дня бомбардировки потеряли мы 8 тысяч человек, а в последний день при штурме и бомбардировании лишились 9 тысяч человек. Если бы мы даже и овладели вновь Малаховым курганом И неприятель продолжал бы бомбардирование, то теряли бы мы ежедневно до 2-х тысяч человек, и Севастополь сделался бы могилой всей армии».

Отступление было совершено так быстро и организованно, что начальник Севастопольского гарнизона граф Д. Е. Остен-Сакен назвал его «небывалым в летописи осад событием». Действительно, с 6 часов вечера 27 августа до 9 часов утра следующего дня на Северную сторону частью на судах, частью по мосту через бухту* была переправлена огромная армия с обозами и все оставшиеся в живых жители города [* Этот мост длиной 990 метров (450 саженей) был построен в середине августа из плотов, соединенных цепями].

После этого начались взрывы: 35 погребов были подняты на воздух. Огненные снопы поднялись высоко и разразились страшным треском бомб и гранат. Одновременно запылали город и суда, находившиеся в бухте. А спасательный мост был в течение двух часов разобран и оттянут на Северную сторону.

Взлетели на воздух батареи, легли на дно бухты оставшиеся корабли и пароходы.

Активные военные действия под Севастополем были закончены. Обессиленные 11-месячной осадой, неприятельские войска ограничились тем, что заняли опустевшую и разрушенную Южную сторону города. Разделенные только бухтой, воюющие стороны простояли несколько месяцев друг против друга до заключения Парижского договора.

В ПАМЯТЬ ОБОРОНЫ

«ОБЫКНОВЕННАЯ» ЖИЗНЬ НЕОБЫКНОВЕННОГО ХУДОЖНИКА.

ПАНОРАМЫ НА ЗАПАДЕ И В РОССИИ.

В год окончания Крымской войны и заключения Парижского мира, когда для всей России, а особенно для ее южных городов, трагическая и величественная история обороны Севастополя была еще не воспоминанием, а живым событием, в Одессе родился Франц Рубо - художник, которому предстояло создать лучшее произведение об этой героической эпопее.

О жизни и творчестве Ф. А. Рубо, основоположника и корифея русской панорамной живописи, известно, к сожалению, немного. Судьба этого талантливого художника не совсем обычна. Французский подданный, он почти не знал земли своих предков. Прожив почти всю жизнь в Мюнхене, Рубо посвятил Германии, как и Франции, лишь несколько пейзажных полотен. Все его творчество полно родиной, Россией, ее природой, ее героической военной историей. В 1901 году в одном из писем он сам определил свою творческую принадлежность: «Хотя я и не русский подданный, родился и жил более 22 лет в России, где получил свое образование, был учеником Одесской школы рисования… Я исключительно всегда пишу картины из русского быта и русской боевой жизни, по всем этим причинам меня следует считать русским художником».

Франц Алексеевич Рубо.

Родился Франц Алексеевич 3 июня 1856 года в Одессе, шумном веселом городе с очень пестрым и по национальному составу и по социальному положению населением. Среди многочисленных иностранцев, населявших Одессу, были артисты, художники, ученые, но больше всего коммерсантов. Одним из таких переселенцев и был отец будущего художника, мелкий коммерсант-неудачник, приехавший из Марселя. Здесь он женился на француженке Мадлен Сенек и до конца дней жил в России. Он очень любил искусство и, очевидно, сделал все возможное, чтобы развить талант сына. В 1865 году девятилетний Франц Рубо был определен в школу рисования и черчения, открытую в том