Витки времени - Шуйлер-Миллер Питер

В центре этого уровня стояло огромное здание из блестящего черного мрамора с темно-красными вкраплениями. Его окружал двор, который тоже был полон фонтанов из мрамора и скульптур из чистого золота. На протяжении тридцати метров не было никаких отверстий, не считая четырех резных ворот. Затем все здание стало представлять собой разгул замысловатого дизайна: бельведеры, шпили, минареты, арки, длинные гирлянды привычного красочного стиля, мраморные сосульки, тонкие резные колонны с искусно сделанными капителями, словом — волшебная страна разнообразных чудес. Чем-то это напоминало огромные храмы Ангкора и других затерянных городов Камбоджи, и, тем не менее, резьба подземного города не была такой живописной и одновременно привычной, как на Земле. Из самой вершины здания вытянулся тонкий заостренный шпиль, выполненный целиком из кроваво-красного мрамора. Над ним парил хрустальный шар, точно такой же, как и над гигантским сооружением вентиляционной системы, сияя точно таким же темно-розовым блеском, блеском, который отражался через каждые восемьсот метров меньшими кристальными шарами, висящими над металлическими башенками, на других террасах. Впечатление от всей конструкции попросту нельзя было передать словами. Там мы обнаружили и другой город, который в сравнении с этим был как собор Парижской Богоматери рядом с Тадж-Махалом, город, который мы осмотрели лишь частично...Возможно, было даже к лучшему, что у нас не получилось осмотреть его должным образом, поскольку, взглянув на него хотя бы одним глазком, крайне трудно было не возвращаться в этот чудесный город, созданный удивительным народом. Мы поклялись этого не делать, но, возможно, когда-нибудь даже клятва нас не удержит. Кто знает?

ПЕРЕДО МНОЙ открывалось настолько прекрасное зрелище, что прошло несколько минут, прежде чем я осознал важность увиденного. И в самом деле, мы уже были в тридцати метрах от верхней террасы, когда я заговорил.

— Док! — крикнул я, указывая на статуи, — они же люди!

— Да, — медленно сказал он, — они люди. И это ставит крест почти на всем, что я думал и что знал. Я верил, что жизнь не развивается схожим образом в разных местах нашей Вселенной. Математика это запрещает, по крайней мере, я так полагал. Набор разных видов, за некоторыми исключениями, вероятно, будет везде одинаков, но разумная жизнь — это совершенно иное, развивающееся по другим законам и проходящая другие этапы жизни, пространства и времени. Иногда я... я представлял мир, цивилизацию, разумных муравьев, пауков или даже растений. Думаю, мне бы там понравилось. Как часто я мечтал жить в мире, где нет склочности, присущей моим сородичам, целиком погрузиться в науку, узнавать и постигать нашу бесконечную Вселенную! Но, кажется, я ошибался. Я надеялся, что наш Бог не был ни завистливым, ни эгоистичным, ни давшим способность осознать мир только одному виду, а являлся по-настоящему великим, действительно всемогущим и милосердным Богом, который бы не допустил неравенства между видами, не испробовал все варианты, не потерпел повторения того же сценария, и который бы не потерял тягу к совершенству! И... я ошибался.

— Док, но, может, это всего лишь совпадение или что-то подобное. В конце концов, разве не удивительно — найти тут Человека?

— Наверное, да. Ты прав. Просто моему тщеславию нанесли удар, опровергнув мою любимую теорию. Пошли, нам еще есть чем заняться. Мы забыли, зачем прибыли сюда. Нельзя торчать тут весь день. Давай возвращаться.

Итак, мы спустились на мраморную мостовую древнего сада, где фонтаны все еще весело журчали, хотя цветы, деревья и даже люди, такие же, как и мы, которые однажды тут бродили, исчезли давным-давно. Вся терраса была покрыта слоем мелкой споровидной пыли, на которой мы не увидели никаких следов, кроме отпечатков наших собственных ботинок. Каждым своим шагом мы поднимали в воздух плотные серые облака, которые кружились над головами.

Док изучал пыль с помощью маленького, но мощного анализатора, который он взял из набора, висящего у него на поясе. Вдруг он выпрямился и закричал: «Это чистый кислород! Быстрей надевай шлем! А то погибнешь!».

Я мгновенно подчинился, сменив респиратор на баллон с кислородом. Док сделал то же самое. Жестом я показал на рацию, но он отмахнулся и счистил пыль с широкого борта одного из фонтанов. Открыв сумку, он достал пробирку с какой-то бактериальной культурой и высыпал ее на расчищенное место, бросил туда щепотку пыли, затем добавил воды и отошел.

Поверхность культуры вдруг начала корчиться. Почти мгновенно она превратилась в распухающую массу извивающихся щупалец, растительных щупалец. Через минуту на том месте, где лежало содержимое пробирки, оказалось отталкивающее месиво. На концах толстых алых стеблей выросли большие темно-фиолетовые сгустки, появились отвратительные плотные комки цвета желчи, покрытые маленькими бледно-синими бородавками, а мертвенно-белые руки щупалец продолжали расти и извиваться — подлинный кошмар джунглей. И пока мы с ужасом все это наблюдали, масса внезапно начала гибнуть и рассыхаться, вскоре оставив после себя лишь тонкий слой серой пыли, да серых спор. Я содрогнулся от отвращения. И тут в наушниках раздался голос дока:

— Это грибы, но ты, наверное, и сам догадался. Они не привыкли к такому количеству кислорода, очевидно, для них его слишком много. Они растут быстро, но пожирают сами себя — в буквальном смысле, оставляя лишь споры и пыль. Им нужна органическая пища, так что это хорошо, что мы не успели надышаться это пылью. Смотри.

Культура полностью исчезла.

— Вот, что, как я полагаю, случилось с населением этого города, Джек. Подавляющее большинство из них не успело убежать. Возможно, некоторые до сих пор живы, но, кажется, эта пыль повсюду, да и не видели мы никаких признаков жизни.

— А как насчет вентиляционных сооружений и огней? Должен же ими кто-то управлять. Может быть, оставшиеся в живых люди напуганы. Может, они прячутся от нас.

— Нет. Это ни о чем не говорит. Ты здесь увидел и продолжаешь наблюдать реализацию множества утопических идей. Это — мир автоматики! Насколько мы видим, люди на этой планете вымерли, их раса исчезла, тем не менее, города, системы вентиляции и другие огромные механизмы могущественной цивилизации продолжают существовать, являясь безмолвным свидетелем того, как Человек навечно подчинил себе машины. Должно быть, это была великая цивилизация. Бог знает, сколько времени подземный мир существует в нынешнем виде и сколько еще проживет. Предполагаю, что машины со временем износятся, и механическая жизнь этого мира навсегда прекратит свое существование, но, возможно, пройдет еще много лет, прежде чем это случится. Хотелось бы, чтобы этот день никогда не настал! Давай зайдем в здание и посмотрим, что там можно найти. А вдруг мы обнаружим какой-нибудь ключ к разгадке того, что все-таки произошло с местной расой. Похоже, это какое-то важное здание.

Северные ворота были открыты, и мы бесшумно спустились по гладкому черному проходу, на полу которого лежал двухсантиметровый слой смертоносной пыли. Коридор, от которого в обе стороны, через равные промежутки ответвлялись другие, более узкие проходы, протянулся, возможно, метров на тридцать, направляясь в самое сердце огромной пирамиды. Дальше оказались вторые резные ворота, ворота, обшитые золотом, которые, при прикосновении к бронзовому рычажку, уходили в специальную нишу на потолке. Позже мы узнали, что их можно запереть изнутри. Очевидно, древние священники не очень-то доверяли своей пастве.

За дверью находился храм, являющийся подлинным чудом. Там был большой овальный зал, словно полое яйцо птицы Рух, возвышающийся, на семьдесят или даже сотню метров над гладкой, цвета зеленого моря, мостовой с вкраплениями золотых пятнышек. Черное однообразие наружной стороны храма не проникло внутрь, за исключением полосы, шедшей на уровне груди по всему периметру помещения. Величественный зал был полностью покрыт гладким белоснежным мрамором, с редкими прожилками металла: золотистого, зеленоватого и розового тонов. Именно малиновый цвет создал настоящий лабиринт под самым потолком храма, наполняя тусклое пространство вверху розоватой дымкой.