Тяжелым путем - Лидия Чарская

— Кстати, ты упомянул о Нетти, Андрюша, не можешь ли ты уговорить Нетти не присутствовать на моих уроках с детьми? У неё своя особенная система, с которой я никак не могу помириться. Не хорошо волновать без толку и запугивать детей.

— A разве Нетти запугивает? Да разве может запугать кого-нибудь этот милый, добрый, беспечный ребенок? Кстати, я на днях хочу порадовать ее. Картина уже куплена Томсоном. Он же купит и другую, которую я готовлю для выставки. Таким образом, я буду иметь возможность побаловать Нетти, устроить тот костюмированный вечер, о котором она так давно мечтает, — и при этих словах глаза молодого художника заблестели особенным, мягким блеском и все лицо озарилось ласковой, любовной улыбкой. Потом, помолчав немного, он добавил:

— Иечка, позволь поблагодарить тебя за то, что ты избавляешь мою женушку от неприятной обязанности следить за хозяйством и погружаться в прозу житейскую. Есть натуры, исключительно созданные для того, чтобы одним своим видом радовать глаз окружающих. Точно прелестный тепличный цветок, который несет уже тем радость людям, что те имеют право смотреть на него. И Нетти принадлежит к этой исключительной группе людей. Ради её обаятельности, её детской непосредственности и очарованья, ей многое можно простить, и её маленькие капризы и капельные недостатки. Взгляни, таким именно цветком, нарядной бабочкой и я изобразил ее.

Тут Андрей Аркадьевич подвел сестру к одной из картин, с которой, улыбаясь невинной улыбкой, в костюме неаполитанской рыбачки глядела Нетти.

Ия взглянула на картину и отвела глаза. Бедный Андрюша, как он ослеплен! Как он слепо любит эту вздорную, пустенькую женщину, какие несуществующие качества отыскивает в ней! Какими чарами околдовала его эта волшебница Нетти! — думала не без горечи Ия, скользя машинально глазами по картинам, расставленным на мольбертах и развешанным по стенам студии.

На каждом шагу здесь попадались или капризное личико Нетти, или её глаза, или гордая улыбка её ярких губок…

И даже в большой картине, проданной Андреем Аркадьевичем американцу Томсону, в одном из ангелов, изображенных на картине, Ия узнала Нетти.

Теперь она поняла одно: её добрый, благородный, но удивительно мягкий и слабохарактерный брат окончательно и бесповоротно подпал под влияние Нетти, которую он самым чистосердечным образом считал милым, непосредственным ребенком, не видя тех недостатков, которые так бросались в глаза каждому свежему человеку при первом же знакомстве с ней.

Не стремясь разочаровывать брата и в то же время желая оградить себя от неприятных случайностей, Ия еще раз попросила Андрея Аркадьевича уговорить Нетти не присутствовать на её уроках с детьми.

— A то, воля твоя, Андрюша, придется мне уехать от вас, искать более подходящего места, — шутливо пригрозила она.

— Нет, нет, только не уезжай, — испуганно вскакивая со стула и хватая за руку Ию, вскричал молодой художник. — Ведь только с твоим приездом водворился у нас порядок в доме. Ты и за хозяйством присмотришь, и обеды при тебе стали лучше, и князю его мемуары подиктовать успеваешь, a о детях и говорить нечего. Для них ты незаменимый клад. Я тоже отдыхаю за последнее время дома…

. — Тсс! Тсс! Не хвали меня так громко, Андрюша, не ровен час, сглазишь, — шутливо погрозила ему пальцем Ия.

Вдруг она чутко насторожилась и стала прислушиваться….

— Сдается мне, что кто-то подслушивает нас у порога, — произнесла она шепотом и, быстро подбежав к двери, широко распахнула ее.

— Ай!

Нетти едва успела отскочить вовремя и тем избавиться от шишки, которая неминуемо должна была бы водвориться на её не в меру любопытной головке.

— Вы, кажется, подслушивали, фи, какой ужас! — непроизвольно вырвалось у Ии и она невольно отступила назад, с нескрываемой брезгливостью глядя в лицо золовке.

Нетти, красная и сконфуженная, стояла перед ней и теребила в смущении широкий пояс своего шелкового пеньюара. Но такое состояние молодой женщины длилось недолго. В следующую минуту она оправилась вполне и осыпала Ию целым градом упреков.

— Я подслушивала? Я? Да очень мне нужно подслушивать, когда André и так говорит мне все, делится со мной каждой малостью. Может быть, y вас была такая манера, Ия, в бытность вашу классной дамой — подслушивать и подглядывать за воспитанницами, a я не имею этого обыкновения. И стыдно вам упрекать меня, лгать на меня, как на мертвую, ставить меня в смешное положение в глазах André о, я не перенесу этого! Не перенесу… André, разве ты не видишь, как меня обижают?

— Но, моя детка, Ия… — начал было смущенный и потерявшийся Басланов.

— Молчи, молчи! Я знаю, что ты будешь на её стороне!.. Еще бы: — ведь Ия умница, золотые ручки, ты и вздохнул только свободно с той минуты, как она здесь… Ты и обедать стал лучше с тех пор, как она наблюдает за столом и прислугой. Да, да, не отпирайся, я сама слышала, как ты сей…

Вдруг Нетти замолкла и еще больше покраснела.

Она только сейчас спохватилась, что выдала себя. Малиновая от стыда, Нетти прибегла к последнему средству — бросилась в кресло и забилась в громких умышленно несдержанных рыданьях, пересыпая их неистовыми криками и воплями.

Скорее, с сожалением, нежели с насмешкой смотрела теперь Ия на молодую женщину, симулировавшую нервный припадок.

Андрей Аркадьевич хлопотал около жены; то подавал ей воду, то подносил к её носу флакон с нюхательными солями, и, растирая ей спиртом виски, утешал ее, как ребенка:

— Полно, радость моя, полно, деточка… Ангел мой… да перестань же ты плакать, ради Бога… Посмотри лучше, какие узоры я выбрал для твоего костюма… Здесь будут бабочки… Тут цветы… Там прекрасная большая птица, огромная ласточка — вестница весны. И все это разрисую на ало-розовом фоне. — Не правда ли, прелестно?

— Пре-еле-естно! — всхлипывая, пролепетала Нетти, мгновенно приходя в себя и заинтересовываясь рисунками, сделанными для неё мужем на длинных полосах атласа.

— Ну вот, ну вот и прекрасно! Деточка успокаивается, деточке лучше. A теперь я принесу моей крошке валерьяновых капель для полного успокоения. Сию минуту принесу.

И высокая широкоплечая, немного сутуловатая фигура Андрея Аркадьевича исчезла за дверью.

Едва только молодой художник вышел из комнаты, слезы Нетти исчезли совсем. Злая, мгновенно побледневшая от охватившего ее бешенства, вскочила она с кресла и, с ненавистью глядя в глаза Ии, закричала на всю комнату:

— Ну, уж этого-то я вам никогда не прощу, дражайшая сестричка! И отплачу за все, за все!

— Что такое? Чего не простите? За что хотите мне отомстить? — пожала плечами несказанно изумленная её словами Ия.

— Не притворяйтесь, пожалуйста, и не корчите из себя воплощенную невинность. Вы думаете, я не слышала, что вы говорили здесь?

— Мудрено было не слышать, раз вы подслушивали у двери, — тонко улыбнулась Ия.

— Ха, ха, ха, — зло расхохоталась Нетти, — ну, да, подслушивала, если хотите, и ничуть не стыжусь. Что ж из этого? В иных случаях даже необходимо прибегать к таким мерам, когда на тебя клевещут близким людям тайные, подпольные враги…

— Подпольные враги?.. Бог знает, что вы говорите, Нетти!

— Говорю то, что думаю, и не считаю себя отнюдь виноватой перед вами, a что правда глаза колет некоторым особам, разыгрывающим из себя святош, так это — неоспоримая истина, — съехидничала молодая женщина.

— Мне остается только уйти из комнаты, потому что я, кажется, раздражаю вас одним моим присутствием, — спокойно произнесла Ия, направляясь к двери.

— A я все-таки не забуду вам никогда того, что вы нажаловались на меня André и отплачу вам, повторяю, за все ваши козни. Во мне недаром течет итальянская кровь и предки мои никогда не прощали нанесенной им обиды! — гордо, не совсем естественным тоном, становясь в позу трагической актрисы, произнесла Нетти, смеривая Ию с головы до ног.

Последняя только снова пожала плечами, едва удерживаясь от улыбки. Не чувствуя за собой никакой вины, она не нашла нужным оправдываться перед золовкой и, сухо кивнув головой Нетти, вышла из студии, оставив ее одну.

Глава IV

— Смотри-ка, Иечка, кого я тебе привел!

Весь запушенный снегом, Андрей Аркадьевич стоял на пороге прихожей в то время, как Ия с детьми собиралась идти на обычную ежедневную прогулку.

— Катя! Катя! — радостно вырвалось у Ии и с просветлевшим лицом она обняла младшую сестренку.

Счастливая, радостная, смеющаяся стояла Катя перед сестрой. Около двух месяцев не видались они.

Ии не было времени навещать сестру. Она вся ушла в заботы по дому, a главное по воспитанию Нади и Журы, довольствуясь теми короткими известиями, которые приносил ей о младшей сестре Андрей Аркадьевич, навещавший Катю. Он несколько раз порывался взять к себе в отпуск сестру, но всякий раз Ия его отговаривала от этого: