Серебряный лебедь - Дебора Мартин

– Нечего волноваться, – Ривертон встал, напрочь забыв о своей «одинокой» соседке. – О женщинах я говорю только то, что знаю. Сейчас я отловлю для тебя ее пухленькую служанку и моментально вернусь на место.

Колин проводил взглядом выходящего из ложи Ривертона и вновь обратился к сцене. В этот момент Анабелла Мейнард, Молл Дэвис и какой-то незнакомый актер уходили за кулисы. Едва они покинули подмостки, как завсегдатаи партера хрипло завопили, требуя, чтобы их любимцы вернулись на сцену. Колин отметил, что редкие голоса, призывавшие Молл Дэвис, тонули в громогласном хоре поклонников Серебряного Лебедя.

Анабелла Мейнард, несомненно, пользовалась успехом у мужской половины зала. Впрочем, подобное происходило чуть ли не с каждой новой актрисой. Колин задумался: уж не потому ли Уолчестер поручил ему узнать как можно больше об Анабелле, что она так популярна? Любопытно, чем могла заинтересовать графа эта актриса? Разве что своей звучной сценической фамилией.

Колин встряхнул головой. Если ему повезет, ответы на свои вопросы он получит уже сегодня вечером во время ужина у Уолчестера. Он невольно поймал себя на мысли о том, что ему не хочется предпринимать что-либо против этой очаровательной и талантливой девушки – он предпочел бы действовать на ее стороне.

После третьего действия Анабелла в глубокой задумчивости вошла в артистическую уборную.

– Не хотите ли съесть апельсин? – спросила ее одна из девочек-разносчиц. Анабелла улыбнулась:

– Что, плохо сегодня идут дела? – и достала из кармашка нижней юбки несколько пенсов.

Разносчица, которой было лет двенадцать, вздохнула:

– Да, зрителей много, но никто не покупает, – она с благодарной улыбкой протянула актрисе апельсин, четвертый за сегодняшний день. – Спасибо. Магги мне голову оторвет, если я останусь без выручки.

«Такая юная, – подумала Анабелла, глядя вслед уходящей девочке. – Слишком юная, чтобы продавать апельсины в театре».

Она повертела его в руках и решила съесть. Остальные, как обычно, после спектакля отдаст отирающимся около театра малолетним побирушкам.

В уборную вошла Чэрити и, увидев апельсин, недовольно проворчала:

– Вижу, ты опять раздаешь деньги разносчицам. И в результате снова не сможешь купить понравившееся тебе платье. Это какой по счету за день? Третий?

– Четвертый, – вздохнула Анабелла.

Чэрити принялась разглядывать хозяйку со всех сторон, прикидывая, не надо ли что-нибудь поправить в ее костюме.

– Все девчонки пользуются твоей добротой, – продолжала выговаривать она хозяйке, – так и ходят за тобой по пятам. Нечего их баловать.

– Ничего не могу с собой поделать, они так напоминают мне детство… ну ты знаешь… Магги бьет их, если они приносят мало денег. А что значат для меня несколько пенсов?

Чэрити в ответ только фыркнула.

– Кроме того, – с улыбкой продолжила Анабелла, – мне просто захотелось полакомиться фруктами. Разве можно побывать в театре и не съесть апельсин?

Чэрити, смягчившись, махнула рукой:

– Это верно, – она достала иголку с ниткой и, опустившись на колено перед Анабеллой, начала пришивать отпоровшуюся подпушку платья. – Да, театр тебе пришелся по нраву.

Анабелла согласно кивнула. Она полюбила запах горячего воска от тысяч свечей, одобрительные возгласы публики, звуки лютен, струящиеся из оркестровой ямы. Ей даже нравилось флиртовать со щеголями, хотя многие из них были глупыми разряженными юнцами. О да, Анабелла всей душой полюбила особенную жизнь театра. Он стал для нее родным домом.

Своей игрой она уже обратила на себя внимание публики. Как ни странно, благодаря отчиму девушка многому научилась. Она умела скрывать свои настоящие чувства и изображать то, что необходимо в данный момент. Анабелла мрачно усмехнулась, подумав, что многим актерам пригодилась бы такая школа.

То, что за семь месяцев ей так и не удалось найти своего отца, было единственной неудачей в ее лондонской жизни. Хотя ловушки были расставлены очень умело. Перво-наперво Анабелла решила, что ее сценической фамилией станет фамилия отца. Затем стараниями Чэрити публика стала называть ее Серебряным Лебедем. Этому немало способствовала и брошь, которую Анабелла неизменно прикрепляла к лифу платья, выходя на сцену.

И все-таки ни отец, ни любой другой человек, носивший фамилию Мейнард, не встречался ей. Анабелла недоумевала. Стихотворение, что достала она из тайника в клавесине, было подписано «Серебряный Лебедь». Следовательно, эти столь часто звучащие в театре слова должны были привлечь его внимание. Должны были, но и эта уловка не достигала цели…

Тем не менее, она продолжала лелеять в душе планы мести. Воображение рисовало ей целый спектакль… Она пригласит на ужин светских повес и в присутствии отца огласит тайну своего рождения. О, это будет восхитительно! А потом она во всеуслышание заявит, что незаконнорожденная дочь Мейнарда – известная на весь город распутница. И отец станет посмешищем Лондона. От стыда он не посмеет показываться на люди: стоит только себе представить ужас любой благородной семьи – дочь на подмостках этого мерзкого вертепа, называющегося театром.

Однако это еще не все… Она хотела найти его слабые стороны и использовать их. Если он пуританин, она будет извергать непристойности. Если он скупец или ненавидит азартные игры, она будет играть и отсылать к нему своих кредиторов. Он, конечно, откажется за нее платить, но зато будет страдать… ох, как он будет страдать! Ему сообщат имена всех ее любовников, и весь Лондон узнает о том, кто настоящий отец молодой развратницы.

Да, но что если Мейнард сам стареющий развратник, вроде короля и его свиты? Что если у него внебрачных детей пруд пруди? Нет, вряд ли… Лондонские повесы не упускают возможности покрасоваться в театре. А он здесь не появлялся. Значит, это человек другого сорта. Возможно, у него есть семья, не подозревающая о его распутной жизни в молодые годы… И тогда ее поведение их тем более скомпрометирует.

Когда же он намучается, осознает свою вину и придет просить у нее прощения, тогда она проявит великодушие и отпустит его с миром. Или не отпустит?..

Чэрити закончила возиться с подпушкой и со вздохом выпрямилась:

– Какой ужас! От этой жары и духоты не только твои локоны раскручиваются, а даже ленты не держат форму.

– Не расстраивайся попусту, – небрежно бросила ей Анабелла, – все равно без завивочных щипцов ты ничего не исправишь. Лучше напомни мне слова роли, а то четвертый акт вот-вот начнется, а я, кажется, подзабыла текст.

Чэрити старательно наморщила лоб – запомнить текст было для нее огромной трудностью, потому-то она предпочитала выходить на сцену в бессловесных ролях. Впрочем, у нее и без того хватало дел – она готовила и обшивала себя и свою хозяйку. А когда не хватало денег, пекла пирожки и продавала их на рыночной площади и даже время от времени пела на сцене. Песни служанка запоминала легко, и к тому же у нее был прелестный голосок.