Шаманка. Песнь воды (СИ) - Лин Айлин

– Эти варвары с севера вернутся, – тихо поделился со мной своими мыслями вождь, – и мы должны быть готовы к встрече с ними, чтобы не повторилось то, что случилось сегодня…

Глава 6

Огонь, шипя и рыча, поедал поленья и погибших вместе с ними. Я смотрела на происходящее перед собой и на людей, сидевших в отдалении; на маму, по алебастровым щекам которой, текли прозрачные слёзы, на Рондгула – мальчишка сжал руку Газисы и весь как-то съёжился, став ещё меньше ростом, на отца – Горн смотрел вперёд, на бушующее пламя и молчал, его словно высеченные из камня черты заострились ещё сильнее.

Вообще, всё это действо происходило в глубокой тишине: жители Зэлеса просто пришли и сели на песок по краю могучего бархана. Женщины отдельно от мужчин и детей. Только наша семья, как правящая, осталась в полном составе.

Тёмный дым, подхваченный усилившимся ветром, уносился в сторону горизонта и к небу, в своих объятиях он забирал прах и души погибших людей. Мне было грустно, но в тот момент, когда пришла беда, я была не в состоянии помочь, да, даже если бы и могла, то мой нынешний возраст не позволил бы сделать многого. Тело ребёнка, нетренированное, непривычное к оружию. И здесь не было огнестрела, коим я владела в совершенстве. Вот он вопрос, задав себе который, каждый раз натыкалась на глухую стену. Знания, что и как делать, куда надавить посильнее, чтобы обездвижить врага – были, а понимание, откуда они взялись, так и не приходило.

Кто же я?

Пение сотен чистейших женских голосов, отвлекло меня от хаотично мечущихся мыслей в гудящей голове. Боль преследовала меня вот уже несколько часов, то усиливаясь, то ненадолго затихая. Видать, последствия от удара бронзовым кувшином по лбу. И даже каждый вдох отдавался болью в грудной клетке, что-то происходило с телом, и я пока не могла всем этим полностью управлять, мне лишь оставалось терпеть, сцепив зубы, чтобы не выдать себя и не подвести отца.

Грустная песнь-молитва, песня-плач народа наннури, летела над просторами стремительно леденеющей пустыни, к самому горизонту, а потом ввысь – к чернильному небу, откуда на нас из бездонной пропасти смотрели холодные светила, собранные в неизвестные созвездия. Большой костёр становился всё меньше, огонь отступал – ему не хватало пищи для поддержания жизни, и к концу песнопения в могучем костре тлели лишь едва заметные угольки.

– Вскорости тут не останется и следа от ритуала. Грядёт буря, видишь, какое чёрное небо? – негромко проговорил отец, чуть склонившись ко мне, – Пустыня заметёт все следы и завтра утром у неё будет совсем другое лицо.

Я слушала папу и, конечно же, молчала. Хотя на кончике языка вертелись сотни уточняющих вопросов: от "как он понял, что грядёт буря?", до  "о чём именно говорилось в песне?".

В этот раз возвращались в город в другом порядке: сначала ушли те, кто был дальше всех, потом средние ряды и в самом конце шагали мы. Оглядываться было нельзя.

Вокруг нас никого не было. Семью правителя никто не охранял. И Горн, не боясь быть услышанным посторонними, поскольку говорил словно в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь, завёл разговор о важном:

– Я победил всех, кто осмелился вызвать меня на поединок.

Ох, так и хотелось уточнить правила боя, но я держала в узде своё неуёмное любопытство.

– Никто не равен мне по силе духа. Гаури пустыни продолжают отступать только в моём присутствии.

Я удивлённо вскинула взор, при мне ещё ни разу не обсуждались эти схватки и гаури.

– Рон, ты станешь воином и защитником города. В твоей крови течёт древняя сила.

О том, кем суждено быть мне, Горн промолчал, потому что даже для Рона я пока всё та же Эльхам.

– У нас нет шаманки. Её хатэ так и не признало ни в ком преемницу колдовской силы, – продолжил говорить правитель оазиса, – без ведьмы сложно ходить на большую охоту, но мы пока справляемся, вот только с каждым разом принести в Зэлес нужное количество мяса становится всё сложнее.

Папа говорил и говорил, а я запоминала, вычленяя главное.

Нет шаманки. Еды всё меньше. Опасность от чужаков, прибывших с севера и непохожих на нас внешне: другой цвет кожи, иного окраса волосы и странные причёски, одежда необычного кроя, и говорят на непонятном языке.

– Кто они, что им нужно? Эти вопросы будем обсуждать на большом Совете всех кланов. Он состоится через одну луну. Мне придётся ненадолго покинуть Зэлес. Дорогая, бремя власти временно ляжет на твои плечи.

– Я справлюсь, мой повелитель, – спокойно ответила Газиса, крепко держа за руку Рондгула.

– А ты, сын мой, помогай матери во всём, будь ей опорой. Сестру не обижай. Довольно. Я ясно выразился? – и так посмотрел на притихшего мальчонку, что даже мне стало не по себе.

– Да, отец, – едва слышно и невнятно пробормотал себе под нос Рон.

– Не слышу, – не останавливаясь, потребовал повторить ответ Горн.

– Да, отец! – гораздо громче и чётче выдал братец, при этом он смотрел прямо перед собой, стараясь не глядеть в нашу с папой сторону.

Уж насколько мелкий сдержит слово – покажет время, но отчего-то я была уверена, пока он меня не тронет, особенно в свете тех эмоций, что он получил во время пробирающего до глубины души ритуала, после коротких рубленых фраз отца о дальнейших перспективах нашего рода в частности, и судьбе народа наннури в целом, произнесённых в темноте ночи на пути к поместью, и в довесок, когда мы, наконец, вернулись домой и в свете масляных ламп Рондгул всё же увидел, что его удар по голове сестры не остался без последствий, то уж на некоторое время брат точно должен успокоиться. Тем более что предсказание шаманки не сбылось – я осталась всё такой же безучастной ко всему происходящему.

Но это он так думал, так же как и все остальные члены племени.

И пока пусть так оно и будет.

Глава 7

– Па-па, – я остановила отца, собравшегося покинуть мою комнату.

– Да, дочка? – обернулся он, но, заметив, насколько мне сложно говорить громко, вернулся к кровати и присел с краю.

– Жас-мина и те двое вои-нов, – просипела я, чувствуя, как накатывают волны боли и мне всё сложнее сосредоточиться на разговоре. – Уже мерт-вы?

– Нет, я с ними разберусь завтра, – хмуро ответил отец.

– А мож-но нее уби-ва…ть? – попросила я, мне не хотелось, чтобы погибли эти люди просто потому, что оказались рядом со мной, когда я очнулась. Да, нянька не особо любила свою хворую подопечную, откровенно говоря, ей на малышку было плевать с высокой колокольни, обязанности свои она выполняла спустя рукава. А бойцы глядели на девочку с нескрываемым презрением: ну как же, вот она сидит, немощная, а вокруг неё так и бегают, ухаживают, а могли бы прикопать в песках, сэкономив бесценную воду и запасы мяса. Но не думаю, что они должны умереть вот так, как барашки на заклании. Неправильно это.

– Это моё решение. Иного пути сохранить всё в тайне нет. Иначе вас всех убьют, несмотря на опасности со стороны пустыни. Есть в племени защитники, их дар слабее моего, но совместно они справятся.

– А клят-ва? – выдавила я, максимально сократив фразу, но Горн всё понял.

– Шаманки нет уже несколько лет, хатэ сейчас хранится в нашем племени, но всех желающих она отвергла, так и не признав нового хозяина или хозяйку.

– М-мо-гу я… стать шам-ма-н-кой? – протянула я, делая паузы: при каждом вдохе ощущая рези в глотке.

– Попробовать можешь, конечно, то вовсе не запрещено. Я не исключаю шанса, что священная хатэ признает в тебе свою повелительницу, если так случится, то наши проблемы разом решатся. Никто не посмеет даже косо на тебя посмотреть и обсуждать за спиной.

Какие замечательные перспективы!

– Вот только, милая моя, ты никогда не сможешь жить, как обыкновенный человек. Завести семью, родить детей. Магия не позволит тебе всего этого. Были случаи, когда ведун или ведунья находили себе пару, но все они так и остались бездетными, к тому же жизнь колдовская гораздо длиннее судьбы простых людей. Уходить ты будешь в одиночестве. Нас с матерью и братом давно уж не станет, как и твоих потенциальных мужей.