Фортуния любит отчаянных - Элина Литера

новые, интересные — с его точки зрения — задания. В один из дней, когда папенька размышлял, чем бы еще порадовать артефакторов, на аудиенцию напросился некий граф. По словам графа его сын на деле не его, посему граф требует развода и ссылки неверной жены жрицей в дальнюю обитель. Осененный идеей папенька побежал (очевидцы говорили — именно что побежал) в артефактную мастерскую с приказом создать артефакт родства.

Страх перед королем толкнул науку вперед, и через месяц Его Величеству представили зачарованный камень, опутанный изгибами золотых и платиновых полос. Камень светится разными цветами в зависимости от степени родственной связи: зеленый при близком, изумрудный при родстве во втором-третьем поколении, синий — если выявить невозможно.

Графа с сыном вызвали во дворец. Камень засверкал, как весенняя травка на солнце, графа арестовали за попытку обмана Короны и передали землю его сыну. Через три месяца во время приема на папеньку бросилась безумная молодица с ножом — любовница графа, которая уже примеряла графский венец, но на ее пути встал новый артефакт. Папенька, который с юности носит под рубахой легчайшую зачарованную кольчугу, сетовал на испорченную вышивку на камзоле.

После случая с графом раз в неделю артефакт стали предоставлять желающим за несколько золотых. Страждущие потянулись во дворец. О, какие трагедии разыгрывались! По королевству пронесся вихрь разводов, передела наследства, передачи земель.

Вскоре семьи, которые желали породниться, посчитали артефакт более надежным средством, чем сверка генеалогии. Начали вскрываться новые интересные подробности прошлого.

Два года назад потрепанный скандалом министр просвещения предложил допускать к камню только отцов для проверки законности наследника. Но папенька проявил редкое для себя благоразумие и сделал поход к артефакту перед свадьбой аристократии обязательным.

Министра просвещения папенька отправил просвещаться в экспедицию на остров Желтого Кокоса — пусть, мол, островитяне объяснят, чем опасны близкородственные браки. Дикари дикарями, а в некоторых вопросах понимают больше, чем министр. Матросов папенька посоветовал набрать молодых, крепких и неженатых. Почему? Сам узнает. Вернулся министр задумчив, подолгу глядел в окно на осенний парк, а весной, как открылась навигация, испросил у Его Величества назначения послом в Полиадорию. Там как раз освободилось место после замужества леди Доминари.

Укол в палец отвлек меня от воспоминаний. Проверка артефатом родства не выявила ничего неожиданного. Мне пришлось семь раз выдавить каплю крови, семь женихов подходили, капали на камень в свой черед, он исправно зажигался синим, лишь дважды, для Кларка и для Белла — с легкой прозеленью. Это объяснимо — у титулованного Белла наверняка в дальнем родстве кто-то из королевской фамилии, а в семью Кларка, живущую в окрестностях столицы, несколько поколений назад мог наведаться кто-то из моих любвеобильных предков.

После ужина я достала из ящичка стопку бумаги и отсчитала семь листов. На каждом сверху написала имя, положение и род занятий претендента на мою руку. Этими сведениями после настояний меня снабдил секретарь отца.

Барон Ховард Белл, 30 лет, владелец земель. Лорд Эрик Дженкинс, 28 лет, негоциант. Лорд Натан Кларк, владелец земель, 32 года. Лорд Колин Сантион, 26 лет, служит при дворе герцога Тальма. Сэр Франк Браун, командор северного флота в отставке, 45 лет. Мартин Виллиамс, горожанин, торговец, 30 лет. Карл Вольф, горожанин, ювелир, 35 лет.

Листы торговца и командора я сразу же сложила пополам и на каждом сверху написала "Нет". Первого — потому что помню, как он подкупал соперников, чтоб они ушли. Второго — потому что не для тебя, старого пня, цветочек цветет. Со старым пнем я, конечно, поторопилась, командор в хорошей для своего возраста форме, и по словам гвардейцев отлично показал себя в бою у ворот, но... сорок пять лет. Нет и нет.

Разложив пять оставшихся листов, я объявляла имя, и девушки сообщали мне все, что им удалось узнать. Ни очевидной жестокости, ни разгульных пьянок, ни кутежей ни за кем не водилось. Даже жалко.

— А может, устроить отбор по всей форме? — у Сабины предвкушающе сверкнули глаза. — Конкурсы, задания... Я читала книжки про отборы невест. Чем женихи хуже?

Мы с Катрионой дружно застонали. Идеи Сабины порой были слишком далеки от действительного положения дел.

— Нет, — как можно мягче ответила я. — Сомневаюсь, что узнаю женихов получше, если они станут драть глотки под рояль или распинаться про торговые пошлины.

— Но как они проявят себя без трудностей? — не сдавалась Сабина.

— Трудности... А это хорошая мысль. Трудности мы им обеспечим.

И мы все, все шестеро, предвкушающе улыбнулись.

День второй

К полудню план действий был готов.

Мы с фрейлинами разложили арсенал артефактов, необходимыми благородным девицам во дворце: браслет, где каждое из звеньев было заряжено небольшой молнией; перстень, который превращал напиток в быстродействующее снотворное, если прижать камень к бокалу и досчитать до трех; кулон, который распространял волны безудержного чиха, стоило его обладательнице завизжать; и, наконец, последний оплот — пояс благонравия — ужасающее приспособление, которое я надевала на себя лишь раз, отправляясь в путешествие мимо Черного леса. Хоть и сопровождало меня три дюжины охранников, мало ли, что может случиться, чем Мойры не шутят. К счастью, не пригодился. И теперь мы выложили все вещи перед Энни, уговаривая не пренебрегать ни одной.

Энни убедила нас, что перстень на руке горничной будет смотреться странно. Остальные украшения можно спрятать под одеждой.

На девушку легла самая опасная задача: соблазнять претендентов на мою руку. Доводить соблазнение до логического конца в наши планы не входило, поэтому мы обвесили Энни всей доступной защитой.

В натуральном виде Энни была блеклой, невзрачной, особенно в мешковатых платьях, которые она носила нарочно. Но стоило придать ее волосам рыжеватый оттенок, подкрасить брови с ресницами и надеть платье по фигуре, как она могла бы дать сто очков вперед моей троюродной кузине, первой красавице дворца. Именно поэтому до сего дня мы преображали Энни исключительно в моих апартаментах, не показывая наше творение больше никому.

Но сегодня ей предстояло воспользоваться природными дарами во благо Короны.

Агни и Дагни отличались друг от друга достаточно, чтоб не спутать, даже если встретишь лишь одну из них. Волосы Агни были прямыми и светлыми, в то время как Дагни гордилась темно-русыми кудряшками. Глаза у одной карие, у другой серые. Черты лица и вправду были похожи. Мы в этом убедились однажды, когда перекрасили и завили одну, и сварили для другой зелье, затемняющее радужку глаза.

Завтра, а может, послезавтра нам пригодятся опыты прошлого.