Философ, которому не хватало мудрости - Лоран Гунель

— Глаза человека?

— Не знаю…

— Какие это были глаза? — спросил он, нервничая.

— Блестящие.

— На какой высоте?

Сандро заколебался.

— Трудно сказать, метров десять… Приблизительно так, — сказал он, — показывая рукой высоту метров в пять.

— Приготовиться, это ягуар.

— Ягуар…

Из предосторожности они выставили посты, чтобы спокойно доспать эту ночь, но заснуть никому не удалось.

Juegas a la damaDices que no eres una cualquieraPero todos pagan por tu precioQue supera el million.

Кракюс сунул руку в рюкзак, достал карту и компас, сверился со своими отметками, поскольку у него зародилось сомнение. Нет, все нормально, они на верном пути.

Они уже приближались к цели, как вдруг Сандро рухнул на землю. В полуобморочном состоянии он изо всех сил старался подняться. Мужчинам пришлось по очереди нести его. К счастью, через полчаса команда прибыла в деревню.

Кракюс был напряжен, хотя оснований для этого не было.

Первым их заметил ребенок, игравший на стволе упавшего дерева. И пустился бегом, чтобы предупредить взрослых.

Деревня располагалась у ручья, в центре стояла малока, огромная хижина из бамбука, в которой туземцы спали все вместе. Постройки остались неизменными с прошлого года. Только растительность подросла так, что место казалось другим. Но атмосфера не изменилась, было тихо и как-то тревожно. Впечатление было такое, будто жизнь протекает здесь в замедленном темпе. А запах остался прежним: смесь горелых поленьев и сушеной маниоки.

Индейцы почти не обрабатывали жилую зону, и свет здесь был ясным, но бледным, словно идущим через фильтр. Это напоминало фильм Дэвида Хамильтона[3]. Они заметили несколько женщин, которые хлопотали у костра — медленно и спокойно.

Индейцы узнали Кракюса и позволили ему войти на их территорию.

Он решил разбить лагерь немного в стороне, на входе.

— Вода здесь будет чище… — пояснил он Альфонсо.

Он с товарищами построил три хижины, одну для Годи, для которого изоляция была почти жизненной необходимостью, другую для Сандро, третью для Марко, Альфонсо и себя самого. Строительным материалом послужили ветви деревьев и кустарников, крышу и стены сделали из листьев пальмы тулуриса, наложенных друг на друга. Пол кое-как смастерили из стволов вассаи.

Они уложили Сандро в гамак, повешенный в его жилище. Кракюс дал ему немного воды, затем уселся на бревно рядом с ним. Остальные ушли.

Это хорошо, что Сандро болен, сказал он себе, но нужно, чтобы он остался в живых.

Он чиркнул спичкой, и маленькое желто-синее пламя на миг осветило хижину. Он поднес сигарету к огню.

Годи прописал клиенту покой и отдых. Сейчас это уже возможно.

Кракюс глубоко вдохнул. Хижина пахла зеленым лесом.

Путешествие оказалось трудным для всех. Клиент теперь спал глубоко, длинные, слегка вьющиеся взъерошенные каштановые пряди падали ему на лицо, оно было спокойным. Во сне его черты казались ангельскими, но когда он просыпался, постоянно нахмуренные брови придавали ему недовольный вид. Только яркие темно-синие глаза могли оживить это угрюмое лицо.

Вдалеке слышалось пение индейцев, и Кракюс представил себе, как они собрались вокруг костра, выполняя какой-то из своих многочисленных обрядов.

Он задумался. Ему было выгодно начать действовать прямо сейчас, чтобы осуществить месть своего клиента. Если он возьмет все в свои руки и войдет в роль, клиенту придется дать ему возможность продолжать.

Он затянулся сигаретой и стал медленно выпускать колечки дыма, исчезавшие среди пальмовых листьев. Снаружи было слышно, как индейцы ускорили темп песнопения.

Кракюс вздохнул.

Опять нужно показать способность портить им жизнь.

5

Следующие дни Кракюс провел, ближе знакомясь с индейцами.

В предыдущее путешествие, слишком короткое, у него не было случая это сделать. Он старался вызвать симпатию, завязать отношения, все время пытаясь создать себе репутацию уважаемого человека. В нужный момент ему было бы очень важно выглядеть лидером, чьим указаниям следуют все…

А Сандро в это время вел растительный образ жизни в своей хижине, Кракюс готовил почву, отвоевывая новые позиции.

Он встретил Можага, которого представили ему как великого и очень мудрого рассказчика.

— Что во мне действительно великое, так это возраст, — запротестовал Можаг, сощурив окруженные морщинками насмешливые глаза. — Я просто болтаю всякое, сидя у костра.

«Слишком скромен, чтобы быть искренним», — сказал себе Кракюс, который не доверял этим старым обезьянам с походкой уважаемых мудрецов.

Они обменялись какими-то незначительными словами. Старик, разговаривая, слегка покачивал головой, иногда пытаясь найти нужные слова.

— Ты уже видел Элианту? — спросил он.

Кракюс помотал головой. Многие уже упоминали это имя. Она, должно быть, играла важную роль, но ему пока не удалось узнать, какую.

Рассказчик пробежал глазами по собравшимся, но не увидел ее.

— Это та, кто заслуживает, чтобы ее знали, — сказал он, ничего более не уточняя.

Кракюс находил жизнь туземцев совершенно неинтересной. Ничего не происходит, говорил он себе, в этой деревне можно умереть со скуки.

Индейцы ходили полуголыми: на них не было ничего, кроме подобия набедренной повязки, едва прикрывавшей интимные места. Женщины ходили с открытой грудью, всякий день тратя по многу часов, чтобы нанести узоры на свои тела и тела своих детей. У них почти ничего не было, кроме немногочисленной глиняной утвари, нескольких грубых одеял, цветных перьев и корзинок, плетеных подносов и духовых трубок, луков для охоты и нескольких голов скота, да еще маленькой обработанной делянки, где растет маниока. Они охотились по несколько часов то тут, то там, собирали фрукты, но большую часть времени этим беднягам было совсем нечего делать. Они просто проживали проходящее время.

«Они, должно быть, умирают со скуки!» — сказал себе Кракюс.

Он решительно не понимал увлечения журналистов и ученых этими «примитивными народами», как они их называли. Еще одна сахарная глазурь, чтобы подсластить реальность. Примитивны, да. И если эти дикари счастливы, то, совершенно очевидно, только потому, что наивны.

Умственно отсталые, вот и все. Впрочем, разве не говорят «счастливый дурак»? Если, чтобы быть счастливым, надо стать идиотом, то он, Роберто Кракюс, предпочел бы сохранить свои невзгоды и несчастья. Это, по крайней мере, придает его существованию хоть немного остроты.

Он чувствовал, что миссия предстоит крайне сложная. Как можно испортить жизнь людям, ведущим… пустое существование? Как можно сделать несчастными тех, кто не имеет ничего, чтобы быть счастливыми?

На третий день Кракюс решил поставить несколько небольших опытов. Только чтобы посмотреть. С наступлением ночи он дождался, когда деревня окажется в объятиях Морфея, и тихонько вышел из хижины в полную темноту, зажег фонарь, но использованная батарейка выдала только слабый лучик. Он поежился от ночной свежести. От влажного и темного подлеска исходил слабый запах мха. Он направился к малоке.

Растительность вокруг жилища была немного освещена: это луна смогла пробиться сквозь листья. Ее белые лучи заливали светом большую хижину, и все вокруг казалось сверхъестественным. Издалека казалось, что малока выплывает из лесного сумрака, как корабль-фантом, разрывающий тьму.

Он подошел. Изнутри слышался храп.

Кракюс очень осторожно открыл большую корзину, в которую мужчины складывали оружие. Крышка слегка скрипнула. Он внимательно осмотрел кучу луков, сложенных как попало, и заметил самый красивый, самый большой и богаче всех украшенный. Он вспомнил, что видел индейца, с гордостью демонстрировавшего этот лук товарищам. Он взялся за него двумя пальцами и попытался осторожно вытащить. Но равновесие было таким хрупким, как при игре в Микадо[4], и шум бьющихся друг об друга деревяшек показался слишком громким в ночной тишине. Кракюс застыл и постоял минуту, затаив дыхание. Потом схватил свой швейцарский нож, выдвинул очень тонкое лезвие и надрезал основание лука в центре, по внешней стороне. Надрез был хоть и глубоким, но едва заметным. Удовлетворенный, Кракюс положил лук на место и закрыл корзину.

Он уже собрался уходить, но тут заметил на веревке свежевыстиранное белье. Оглянувшись, он убедился, что никто не проснулся. Тогда он взял горсть земли и швырнул в белье. У него было ощущение, что он вернулся в детство, в тот возраст, когда хулиганят, чтобы досадить соседям и потом посмеяться над ними.

Все это на самом деле было слишком незначительно. Смехотворно. Первоначальные мысли о пытках и убийствах были уже отброшены… Но что они могут сделать? У этих людей ничего нет. Им нечего терять. Каким образом можно испортить им жизнь?