Сказание о Кербеле - Мехди Газали

Слезы выступили на глазах Имама, и он произнес: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к Нему возвращаемся. Спешьтесь. Это то самое место, откуда нужно много-много раз брать землю. Так говорил мне мой дед».

Имам распорядился разбить шатры в каком-нибудь глубоком овраге. Это отличалось от того, как поступал Пророк. На войне тот обычно выбирал для стоянки какую-нибудь возвышенность.

Зейнаб спросила: «Братец, но почему же обязательно в овраге?»

Хусейн ответил ей: «Я не желаю, чтобы дети видели сцену боя».

Членам каравана Хусейн указал, как нужно ставить шатры и палатки: шатры женщин и детей – в форме полумесяца. Шатры племени Хашим и стариков – еще один полумесяц, на расстоянии трех шагов от третьего полумесяца, где располагались шатры сподвижников, и так, чтобы они закрывали два первых полукружья и создавали им защиту. Имам хотел, чтобы женщинам и детям ничего не угрожало. Для большей безопасности вырыли канал за полукружьем шатров, а внутри него установили забор из тростника, чтобы, если нагрянет туда враг, поджечь этот частокол и тем самым преградить неприятелю путь. Шатры скрепили меж собой веревками и затянули их потуже, чтобы соорудить еще одну линию обороны.

В Кербеле были установлены шатры каравана Хусейна. Хурр написал об этом Ибн Зийаду, и тот в срочном порядке отправил письмо Имаму. Его посланец сам отвез письмо и, подъехав к каравану, спросил у людей: «Кто из вас – Хусейн?». И тут взгляд его упал на Имама. Он подошел к Хусейну и передал ему письмо от Убайдуллы.

Имам развернул свиток и прочитал следующее: «Хусейн, мне доложили, что ты прибыл в Кербелу и разбил там шатры. Повелитель правоверных Йазид написал мне, что я не буду знать отдыха, пока не заставлю тебя либо принять власть Йазида, либо умереть».

Имам, прочитав это письмо, пришел в ярость, отбросил свиток и сказал: «Они обменяли довольство Господа на Его гнев, и никогда они не станут праведниками».

Посланец спросил у него: «А каков будет ответ на письмо?»

Имам ответил: «Ответом будут мучения».

Но распробовать вкус ответа Имама Убайдулле пришлось только после событий в Кербеле.

Имам приказал выкопать за шатрами небольшой ров и засыпать его колючками, щепками и стружками. А на Ашуру эти щепки и стружки подожгли.

Кто-то из вражеского стана тогда спросил его: «Хусейн, ты что же, нашел себе прибежище в огне до наступления Дня Суда?»

Имам осведомился: «А это еще кто такой? Неужто Шемр?»

И услышал в ответ: «Да».

Имам сказал: «Эй ты, сын козопаса! Огонь тебя больше достоин, чем меня!»

Муслим, сын Оусаджа, поднял свой лук и прицелился в Шемра.

Но Имам остановил его и сказал: «Я не хочу первым начинать войну».

Утром в день Ашуры Имам вместе со своими сподвижниками читал намаз, а затем произнес проповедь: «Господь повелел, чтобы сегодня и я, и вы погибли. Потому будет лучше вам идти в бой и терпеть».

Имам не хотел, чтобы хотя бы один из его спутников оставался в неведении.

В день Ашуры Имам принарядил и украсил свой отряд. Командующим правым флангом он сделал Зухайра ибн Кина, а Хабиба ибн Музахира – командующим левым флангом, сам же вместе со своей семьей встал в самом центре отряда. Флаг он вручил Аббасу ибн Али, своему младшему брату.

И хотя у них не было надежды на победу над отрядом Амра ибн Саада, Имам не пожертвовал строгой дисциплиной и планированием в бою.

Он надел на себя чалму Пророка, в руки взял его меч и отправился в сторону куфийского войска. Встал прямо перед ними, опершись на меч Пророка, и заговорил с солдатами: «О люди, взгляните на того, кто стоит перед вами. Обратитесь к своей совести и спросите себя, правильно ли будет убивать меня и уничтожать мое семейство? Разве я не внук вашего Пророка? Разве я не сын его наместника и двоюродного брата – первого человека, что стал мусульманином? Разве Хамза, господин всех мучеников, не приходится мне дядей? И разве моей матерью не является Фатима – дочь вашего Пророка? А моей бабушкой – Хадиджа, первая женщина, что приняла ислам? Разве будете вы отрицать, что Пророк – мой дедушка, а Фатима – моя мать, а Али – мой отец?».

Но как раз всё перечисленное и являлось виной Хусейна в глазах этих людей: они завидовали ему и ненавидели его отца.

Вы, о люди, еще увидите зло и истребление. Когда вы сами пригласили нас сюда, вы были удивлены и смущены. Но разве мы не приняли ваше приглашение?.. Как же так вышло, что мечи ваши поначалу были на нашей стороне, а теперь они – против нас? Мы ни новшеств никаких не вводили, ни ошибок не совершали, почему же сейчас, когда мы вам больше не нужны, вы снарядили против нас целую вражескую армию?.. Вы причинили страдание праведным мусульманам, вы – те, кто разорвал Коран… Вы нашли себе опору в Ибн Харбе, и для Господа вы теперь – вероломные преступники… Да будет лежать проклятие Господне на тех, кто нарушил свое обязательство, которые сначала укрепляют его, а потом разрывают на части… Знайте, что ублюдок и сын ублюдка настойчив лишь в двух вещах: либо обнажать меч, либо терпеть унижения, а мы, увы, подвергаем себя унижению… Я не потерплю от вас никакой отговорки и предупреждаю вас… знайте, что не пройдет и года, как вы увидите, что колесо судьбы обернется против вас самих… А сейчас соберитесь с силами, насколько возможно, и примените всю свою мощь в бою против меня. Я же целиком полагаюсь на своего Господа…»

Так говорил Имам куфийскому отряду. Не раз и не два он призывал противников выполнить свой долг, он ведь не хотел, чтобы они оставались в неведении, идя в бой.

Хурр был волен выбирать между адом и раем, и он выбрал рай. Примерно тридцать человек из отряда Амра Саада отделились от войска и перешли на сторону Имама. Амр Саад, увидев это, осознал, что, возможно, еще больше людей изменят свое мнение, и позвал знаменосца из своего отряда. Первую же стрелу из своего колчана он пустил в сторону небольшого отряда Имама Хусейна. После чего стрелки Амра Саада засыпали лагерь Имама градом стрел. Не было ни одного человека, который бы не пострадал от них. Хусейн же увидел, что его вынуждают вступить в бой, и, обратившись к своим сподвижникам, сказал: «Да смилуется над вами Господь! Вставайте и идите на смерть свою, от которой никуда не скрыться. Эти стрелы – послание вам от того народа».

Оба войска вступили друг с другом в битву, и в первом же сражении многие сподвижники Имама встретили свою смерть, от которой никуда не скрыться.

Через некоторое время после начала сражения Абу Самама Сайдави устремил глаза к небу и заметил, что пришло время молитвы. Он пошел к Имаму и сказал ему: «Да буду я жертвой твоей! Эти люди уже добрались до тебя, но клянусь Богом, пока меня не убьют на твоих глазах, ты не умрешь. Я бы хотел, когда отправлюсь на свидание со своим Господом, прочитать вот этот полуденный намаз, чье время уже пришло, вместе с тобой».

Имам тоже обратил взгляд к небесам и сказал: «Да сделает тебя Господь одним из тех, кто всегда верен молитве, раз ты о ней вспомнил. И правда, сейчас наступило время намаза».

И он громко сказал: «Попросите их приостановить сражение, чтобы мы могли прочесть намаз».

Всякий, кто проходил по полю боя, видел, что лицо Имама становилось все радостнее и светлее, несмотря на все выпавшие на его долю лишения.

Некоторые из сподвижников говорили: «Вы только посмотрите на него! Он не боится умереть!»

Имам сказал им: «Успокойтесь… Смерть – это мост, выводящий вас из трудностей к садам вечного блаженства. Кто из вас не захочет попасть из тюрьмы прямо во дворец? Но смерть для ваших врагов – это переход из дворца в темницу. Мой отец говорил мне, что Пророк сказал: “Этот мир – темница для праведника и рай для неверующего, а разделяет их мост – смерть: кому – переправа в рай, а кому – в ад”».

Хусейн уходил к Господу своему, так о чем ему было волноваться?

Почему бы ему не уходить с радостью?

На следующий день события достигли своего апогея. Хусейн отправился к своей сестре и сказал ей: «Принеси-ка мне ту рубашку, что оставлена как залог».

Эта рубашка служила залогом: ее подарила Зейнаб их мать и сказала, что, когда она потребуется Хусейну и он наденет ее, то уже через час покинет этот грешный мир.

К горлу Зейнаб подступил комок слез, и был он таким же тяжелым, как и весь наш мир. Но она принесла ту рубашку. Это была старая, выцветшая вещь. Хусейн немного надорвал ее. Зейнаб спросила его: «А в чем же заключается скрытый смысл этой потрепанной и выцветшей рубашки?»

Хусейн ответил: «Эти люди еще более наглые и бесстыжие, чем ты думаешь».

Зейнаб задумалась о наглости тех людей.

Хусейн надел ту старую рубашку под свои доспехи, вышел к шатрам и громко произнес: «Зейнаб, Умм Кульсум, Сакина, Робаб, я в последний раз обращаюсь к вам». При этих словах Имама все ощутили привкус близкой разлуки и прощания.