Черное знамя - Dmitrii Kazakov

Союзники, Англия и Франция, купили себе приемлемые условия, отдав Россию на заклание.

- И она станет великой, это я вам обещаю, если вы пойдете вместе с нами, вслед за нами! - тут Огневский ударил кулаком по кафедре, глаза его сверкнули, стало ясно, что голос его вовсе не слаб, что тихое начало было осознанным, то ли продуманным, то ли интуитивно подобранным трюком оратора, способом привлечь внимание.

Мгновение паузы.

- Россия – превыше всего, но Россия новая, не такая, к которой нас собираются вернуть! - оратор ткнул в сторону замершего у стенки плюгавого, и тот съежился, будто стал еще меньше. - Старому мы скажем – нет! Только новая Россия, Россия-Евразия имеет право на существование!

В возгласах Огневского звенели страсть и ярость, а глаза его метали молнии.

- Сплотимся, объединимся ради великого будущего, принесем себя в жертву ради него! – воскликнул он.

- Принесем! – крикнул кто-то из середины зала.

- Ура! Ура! – завопили со всех сторон.

Олег поймал себя на том, что ему тоже хочется вскочить, вскинуть руку вверх и завопить. Волна энтузиазма накрыла его с головой, едва не подбросила в воздух, и это его, опытного, прожженного журналиста!

Огневский говорил дальше, короткими фразами, и каждая словно вспыхивала в воздухе. Рубил воздух выброшенной вперед рукой, встряхивал курчавой шевелюрой цвета пламени, а по лицу его тек пот.

В один момент Одинцов осознал, что с трудом улавливает смысл речи, что воспринимает только ее эмоциональную составляющую – ненависть к врагам, поставившим Россию на колени, абсолютную уверенность в том, что их можно победить, агрессивную жажду действия, искреннюю веру в победу.

Сосредоточившись, он понял, что оратор на разные лады произносит одно и то же, но это почему-то никого не смущает.

Слушатели не отрывали взглядов от Огневского, многие вскочили на ноги и повторяли его жесты. Одна из дам сорвала с головы шляпку и размахивала ей, другую трясло, словно в лихорадке, крестьянского вида бородатый дядька у стены крестился и бил поклоны, на лице его читалось ошеломление.

- Проснемся и построим новую Россию! – выкрикнул оратор, и мгновенное просветление закончилось.

Олега вновь захлестнуло восторгом, уже не сдерживаясь, он поднялся со стула, и завопил вместе со всеми, в едином порыве, ощущая экстаз единения, растворения своего разумного и скептичного «я» в могучем, объемном сознании массы, не знающем колебаний и страхов, не различающем полутонов и оттенков.

Есть черное и белое, зло и добро, и между первым и вторым лежит четкая граница.

Какое счастье вернуться в детские времена, когда все просто и однозначно, ясно и несомненно, когда надо лишь избегать дурного и делать то, что тебе говорит некто большой и знающий… вот этот высокий человек с рыжими волосами и громким голосом, так уверенно рассуждающий о том, как нужно действовать для того, чтобы они все могли поучаствовать в возрождении родной страны.

- Люди как листья, сегодня они зеленые, потом они желтеют, опадают и гниют, и вырастают новые листья. Но мы живем, мы в целом должны остаться, мы, Евразия, должны остаться, ведь мы понятие вечное, - говорил Огневский, и ритм его речи, жестов, мелодия слов, произносимых с едва заметным малороссийским акцентом, отключали мысли, оставляли лишь голые чувства. – Мы все должны снова научиться великодушию, мы должны снова стать бескорыстными, мы должны научиться жить без зависти… Новый дух оживет в русском народе и воздвигнет его на борьбу во славу Евразии, против романо-германского гегемонизма!

Вновь повышение голоса, легкое, едва заметное, но аудитория опять впадает в экстаз, уже все на ногах.

- Дорога, по которой народ должен идти, если хочет достичь величия, не легкая и не удобная, наоборот, это дорога непрекращающейся борьбы! Все на этой земле есть борьба! Поэтому буржуй, который правит нами сегодня, будет заменен воином, истинным борцом за свободу России-Евразии! Иного пути нет!

И магия этой речи была такова, что Олег почти видел развевающиеся над головой знамена, чувствовал тяжесть винтовки в руках и каски на голове… Да, он не воевал в германскую, повестка пришла слишком поздно, двадцать девятого мая, в тот день, когда было подписано соглашение о прекращении огня, но сейчас он готов!

Он отдаст все силы и даже жизнь этой борьбе, лишь бы оказаться причастным к исполнению великой задачи, к грандиозному обновлению, что охватит не только бывшую Российскую империю, но и весь мир!

Если надо, он оставит «Новое время», где неплохо платят…

Если надо, он бросит семью, несмотря на всю свою любовь к жене и сыну…

Если надо, он погибнет!

- И воистину уверовавшим, тем, кто не побоится отряхнуть с ног пепел прошлого, и пойти в будущее – слава! – Огневский вскинул руки над головой жестом триумфатора, только что получившего лавровый венок.

- Слава! – заревел зал в едином порыве так, что потолок затрясся, с него посыпалась побелка.

Олег сообразил, что обнимается с казачьим офицером, что от того зверски разит дешевым табаком, а усы скребут по щеке. Получил пару увесистых шлепков по спине, попытался отстраниться, и в этот момент наваждение закончилось.

Одинцова словно выдернули из радостного, парящего, полного сверкания мира в обыденный, он вернулся в зал с грязными стенами и заплеванным полом, и контраст ударил с такой силой, что он даже пошатнулся.

- Проклятье, - пробормотал Олег, пытаясь собраться с мыслями.

Произошло нечто удивительное.

Он слышал речи чуть ли не всех политиков Январской республики, прославленных ораторов любой ориентации и калибра, от Ульянова и Пуришкевича до Милюкова и Коковцова, но никогда не переживал ничего подобного… этот человек, сходящий сейчас с трибуны, говорил не по бумажке, скорее всего экспромтом, он не пользовался фактами, он изливал на слушателей содержимое собственного сердца, но при этом словно читал в их сердцах, и с легкостью фокусника, достающего из шляпы кролика, а из рукава – удава, извлекал оттуда страхи, тревоги и надежды, затаенные желания, а затем жонглировал ими, а заодно внушал собственные эмоции, куда более позитивные…

И что самое странное, они не рассеивались после того, как оратор замолкал.

Нет, Олег больше не ощущал почти религиозного экстаза, но никуда не исчезло желание отдать все силы родине, стать частичкой братства в духе, созданного не ради наживы, а для воплощения в жизнь колоссального, мессианского замысла!

Остались энтузиазм, уверенность в собственных силах и готовность пойти на жертву.

- Проклятье… - повторил он, думая, что поначалу ошибся, что с таким человеком во главе, как Огневский, ПНР может добиться многого.

Ноги после пережитого держали с трудом, и поэтому на стул опустился без особого изящества, скорее даже шлепнулся. Поднял свалившийся на пол блокнот, и поспешно выдрал страничку с сегодняшними заметками… то, что он готовил, совершенно не годится, надо будет написать по-иному, может быть, без холодного профессионализма, но зато искренне, от всей души.

И пусть Суворин-младший попробует «зарезать» этот материал!

- Прошу успокоиться, дамы и господа, прошу успокоиться! Иначе мы не сможем продолжать! – сказал Трубецкой, заняв место оратора, и только в этот момент Олег обратил внимание, что на стене позади кафедры висит странный флаг.

Черный, с золотой окантовкой и с обращенным вверх белым трезубцем.

Это еще что за штука? Символика ПНР? Или это помесили тут хозяева клуба?

Шум в зале стих не сразу, на то, чтобы навести порядок, понадобилось некоторое время. Вставшего на колени бородача подняли, одной из дам, решившей упасть в обморок, добыли сомнительной чистоты стакан с водой, крепыши с повязками вытолкали взашей парня, начавшего выкрикивать марксистские лозунги.

- Сейчас желающие могут вступить в ряды нашей партии, а также сделать взносы в партийную кассу, - продолжил Трубецкой, и указал куда-то вбок, в том направлении, где Олег ничего не видел за чужими головами и спинами. – Вон там стоит стол, и Степан Петрович готов выдавать расписки в получении сумм, которые будут потрачены на отделение ПНР в Петрограде, а также членские билеты, для получения которых необходимо заполнить небольшую анкету…

Он не успел договорить, как люди начали вскакивать с мест, самые шустрые устремились в сторону неведомого Степана Петровича… люди, еще недавно скучавшие или даже дремавшие под монотонное бубнение ораторов Партии народов России!

И все это сделал Огневский с его речью!

Казачий офицер решительно поднялся, огладил усы и, выпятив грудь, зашагал к формирующейся очереди.

- Прошу вас, вот бланки анкет! – донесся из шумного столпотворения тонкий голос. – Сначала заполняйте, а потом подходите, и сразу приготовьте первый взнос, пять тысяч! Желающим внести пожертвование – вот необходимое заявление, все будет принято по закону…